Тихий, но легкий ветерок слегка веял в окружающем воздухе. Он танцевал в своем чарующем и в то же время бешеном танце, иногда новеевая прекрасные воспоминания чудесной ностальгии прошлого. Ветерок гулял на свободе, щедро раздаривая свою чистую и душистую энергию всему окружающему миру. Миру, которой натягивал тихо и безмятежно одеяло скромной ночной хозяйки. Хозяйки всего ночного мира. Мира чудесного нескончаемо далекого звездного неба и чарующей бледной, но в тот же миг прелестной одинокой луны.
Ветер, гулял по бескрайним просторам тихо спящего моря легко засыпаемого под нежной колыбелью хозяйки ночного мира. Он резвился, крутился, играл под звездами неба. Летая над морем, он нежными движениями раскачивал одинокую серую лодку, крутящуюся на холодной прозрачной воде. Разбуженные мгновенными движениями ночного хулигана волны грустно и не спеша, подхватывали танец ночного ветра и начинали биться о борт незваного гостя. Они бились о лодку с такой ленью и грустью, будто бы заставляя ее уснуть под своими тяжелыми ритмичными движениями. Лодка тихо покачивалась, не спеша, переваливаясь из стороны в сторону. Силуэт гостя плыл под уставшими волнами в не известную никому даль. Она казалась крошечной точкой в нескончаемо далеком и огромном пространстве воды.
Волны все бились и бились о борт ночного странника, унося его все дальше и дальше от уже невидимого, но так знакомого материка. Унося гостя все дальше в неизвестность. Волны, подбиваемые ночным ветром, несли «Синею звезду», заставляя ее плыть строго в одном направлении. Лодка под названием «Синяя звезда» медленно, но верно плыла прочь от континента. Наступил момент, когда она уже переступила порог и не спеша, стала закрывать за собой дверь называемую горизонтом, где сливалось небо и моря, словно сливающиеся уста влюбленных в нежном и страстном длинном поцелуе.
Серая и скромная лодка с красивым, но осторожно написанным названием «Синяя звезда» плыла в глухом одиночестве. Ни шум птиц, а тем более шум человеческого материка не прерывали тихого забвения одинокого гостя. Казалось, она плыла в легком и нежном сне нечего и никого, не замечая вокруг себя.
На заснувшем море, не спеша подрагивающем далекими волнами, плыл ночной силуэт странного гостя. На корме у самого носа лодочки возвышалась небольшая горбатая фигура. Человек сидевший в корме казалось, был приклеен к днищу маленькой лодочки. Он, человек, сидел в скромном сером плаще, и складывалось такое впечатление, будто бы он сливался с лодочкой в одно целое неизвестное существо. Образ «Синей звезды» на фоне спящего моря и нежно играющего звездного ночного неба переливался с силуэтом странного человека. Он склонился в тяжелом поклоне над маленькой деревянной удочкой нежно удерживаемой в небольшой старой руке с кое-где проступающими извивами сухих вен.
Погруженный не то в сон не то в тихое забвенье старик сидел, склонившись над удочкой. Никакой ветер в эту звездную ночь не беспокоил его. Он заботливо сжимал удочку в ладони, словно самое бесценное сокровище. Взгляд его был устремлен в глубокую морскую пучину. Казалось, что старые и сухие глаза пытались что-то отыскать в глубокой леденящей бездне, что-то свое родное. На лбу кое-где иногда проскальзывали глубокие и древние морщины, выдававшие тяжелые не посильные думы. Длинные волнообразные линии беспощадно терзали и без того едва дышащую кожу. Кожа на лице стала грубой и дремучей под непосильной ношей прожитых лет. Волосы давным-давно изменили свой истинный цвет, превращая своего владельца по истечению лет из красавца с дивными черными кудрями в старого, но далеко не беспомощного старика с пепельными волосами одиноко дрейфующего под звездным небом. Такой образ мог бы подойти какому-нибудь магу или великому мужу из далекой никому неизведанной страны. Страны не из нашего мира. «Он волшебник» - в один голос затараторили бы десятки звонких детских голосов увидев этого странного старикашку где-нибудь на улицах своего города. Возможно, так отчасти и было бы, будь в нашем одиноком мире волшебство.
Представься ему такой случай, он мог бы рассказать малышам не одну удивительную и интересную историю. Может быть, многие восприняли бы их за ерунду или сказки, только отнюдь не сам рассказчик своей повести. Уж он то знает где ложь, а где истинная правда. Возможно, не кто бы из взрослых его не понял бы или просто не захотел бы понять, но только не дети. Они, цветы жизни. Они бы с мельчайшей точностью могли бы определить, где есть правда, а где ложь. Ведь дети рождаются чистыми и беззаботными. И им нет дела до быстрой и суетливой жизни взрослых, живущих лишь тем как бы заработать больше и при этом поработать поменьше. Но при всем этом взрослые думают, что они живут, не осознавая, того, что на самом деле они лишь прожигают жизнь. С возрастом человек не только растет, но деградирует, так как теряет часть себя часть своего детского «я». Теряется та детская радость и смех, и порой пугающая взрослых прямота, чистота отношений и истинная вера. На их место выступают взрослые амбиции (алчность, зависть и т.д.). Да, конечно возможно не все кидаются в такой омут, однако многие уже никогда не смогут отличить правду ото лжи, так как сами делали это, будучи ребенком.
Его взгляд устремлялся далеко в глубь ночного моря. И казалось, что все происходящее вокруг него сейчас его ни сколько не интересовало. Ему было важно то, что происходило сейчас не в мире человеческих эмоций, а дальше в мире собственных глубоких суждений прошедших долгую и не посильную жизнь. Перед его глазами пробегали сотни так далеко знакомых силуэтов, и казалось, никто не сможет вывести его из столь глубокого полусна полу забвения. Никто даже бессильно трепыщащийся червячок, горько болтающийся на кончике острого как игла крючка, не могли взволновать сердце задумчивого старика.