Надя

Галимзянова
Надя

Надю в семье никто не любил. Она была не нужна. Никому. Старшие братья относились насмешливо, гоняли; родители – равнодушно, как к кактусу: стоит на окне и стоит, главное не дотрагивайся - уколешься. А Надя оттого и кололась, что никто не трогал, от этого и было больно пятнадцатилетней девочке.
Да и вообще Надя появилась на свет только ради квартиры. Чтобы получить три комнаты в девятиэтажке, необходимо пять жильцов. Ох, как же хотелось родителям простора и трех комнат. Надя и стала пятой, увы лишней. Об этом ей не говорили, и Надя ничего бы не знала, если бы только однажды старший брат Сашка не кинул в споре сгоряча пылкие слова о трехкомнатной квартире. Тогда из глаз девочки градом полились слезы. Сашка принялся утешать. Напрасно. Никакие слова не сгладят боль от ощущения себя ненужным и чужим. И с того самого момента Надя возненавидела всех: и Сашку, и родителей, и себя.
В тот день она долго бродила по улице, неприкаянная и мрачная. Шла куда заведет дорога. Вот ей навстречу две знакомые: Алина и Даша. Раньше Надя боялась их, чувствовала даже отвращение, но теперь именно с ними захотелось ей сойтись. И вот по кривой темной улице идут Алина, Даша и Надя с такими разными мыслями и характерами. А им навстречу – Алинины заклятые враги. Непримиримая вражда между девчонками, страстная и горячая, разгорается всякий раз при встрече. Алина, не долго думая, отпускает колкое высказывание, второе. Присоединяется Саша. И вот уже Надя ныряет в свою новую жизнь, отчаянно действую едким язычком.
А через час - подъезд, сумрак. С неба начинают высовывать глаза звезды. Надя пробует джин-тоник и чувствует под собою ватные ноги, и глаза, кажется видят не совсем так. Что-то проплывает перед ними. Может, старое? Семья, с которой теперь уже все кончено?
А когда заря расползается по лесу, вкрадывается в город и проникает в окно, Надя лежит в душной комнате под мятым, порванным во сне одеялом. Как трудно расшумевшейся голове вспомнить, что было вчера. Надя уже проспала школу, все ее родные на работе и девочка остается дома. Теперь она не так часто будет посещать уроки и сидеть за книжками, и никто этого даже не заметит.
Полгода прошло с тех пор. Надя научилась врать, не краснея, воровать деньги из родительского кошелька – просто «брать», как она выражается. Научилась стоять за себя, взрываться по мелочам, громко кричать и пить. Теперь она смеется над собой прежней. А Сашке даже нравится нынешняя изменившаяся Надя. Какая-то новая сила в блеске ее глазного огня, какая-то смелая развязность в шорохе шагов и приподнятости носа. В амбициозной фигуре трудно узнать прежнего зажатого ребенка. Трудно узнать, а Надины родители лишь раз обратили внимание на перемену, так, вскользь упомянув девочку в разговоре: «взрослеет наконец-то».
Как-то на Надю пожаловались учителя: три двойки в четверти готовы вылезти в журнале. Вечером прикрикнул отец. Надя молчала, сверкала глазами, ушла, не сказав ничего. Забылось, как забывается все, что нисколько не волнует сердце.
А когда через несколько дней зазвенел веселый телефон на тумбочке, Надя оделась и бросилась на улицу. Возле подъезда ждала Алина. Она сказала что-то, и девчонки пошли куда-то быстрым шагом. Было холодно и темно. У сутулого фонаря стояла толпа народа. Стены серой пятиэтажки разузорились большими силуэтами, кричащими и возмущающимися. Когда подошли Надя с Алиной, крика и возмущения сделалось вдвое больше. Через несколько минут на черной ночной земле лежала какая-то девчонка. Ее били все: ногами, руками. Каждая лупила не глядя, как попало, но дико и зверски. Как стая грифов на падаль, как пираньи, набросились тонкие девичьи руки на человека. Потом кто-то крикнул: «бежим», и толпы не стало. Девочка едва поднялась, а Надя была довольно больше других: совсем по-взрослому, по-деловому поступила она, с какой важностью, размахивая руками, шла на драку.
Но все мгновенно. Пронеслась эта жестокая радость. На следующий день в Надин дом пришел милиционер: кто-то «стуканул». Мама взмахнула руками и, ошарашенная, стала собираться.
По пыльному асфальту шагали три человека: милиционер и Надя с мамой. Милиционер – сзади. Мама волновалась и недоумевала. Надя была спокойна: она шла в этот день рядом с родной матерью, и та на этот раз уж точно думала о дочери.