Суисайд

"Суисайд"

- Ты так долго! Мог бы маленько побыстрее управиться.
- Я спешил... Поверь.
Дарвин закрыл дверь и прислушался к звукам, возникавшим и исчезавшим в подъезде.
В это же время друг быстро снял пальто и прошел в комнату.
- Не слушай. Все равно никакого там нет... Я был осторожен.
Дарвин отошел от двери и прошел в комнату.
- Мне казалось, что у нас ничего не выйдет, - сказал он. - Будешь что-нибудь пить?
Не дождавшись ответа друга, он достал из шкафа бутылку водки и поставил на стол.
- Как всегда... Теплая.
- Как всегда, - повторил друг.
Это был обряд, который они свято хранили на протяжении стольких лет. Этот день и обязательно теплая водка.
Дарвину показалось, что его друг был не в настроении. Он замечал, что взгляд его постоянно блуждал по комнате и никак не мог остановиться на чем-то одном. Они слишком долго знали друг друга, чтобы Дарвин смог без труда догадаться - у друга какие-то проблемы.
- Что-то случилось?
- Да нет... Все в порядке.
- Мне показалось, что ты без настроения...
- Все в порядке, - более настойчиво повторил друг.
Дарвин решил больше не продолжать эту тему.
- А ты помнишь прошлый год? - быстро спросил Дарвин, чтобы замять возникшую паузу. - Тогда было намного труднее...
- Да, - согласился друг. - Труднее.
- Да... У нее были дети...
- Двое...
- Да. Двое... Сколько было мальчику?
- Я не помню. Кажется шесть... или пять. Не помню.
- Да это и не важно... В этот раз более облегченный вариант.
Дарвин попытался засмеяться, но не смог.
Он все никак не мог понять причину, почему у друга не было настроения? А ведь еще вчера они обо всем договорились, обсудили все детали. И вроде бы все было хорошо, но ведь что-то произошло, что испортило ему настроение. Что?
Достал две рюмки, поставил на стол. Сразу наполнил и протянул другу.
- Ну?.. Как обычно?
- Как обычно, - согласился друг и чокнувшись выпили.
Водка действовала быстро и замечательно. Обычно Дарвин вообще не пил, только в этот памятный день он позволял себе выпивать водку. Не имея особой стойкости к алкоголю он быстро хмелел. Но это не мешало ему, наоборот, расслабляло и настраивало на более приятное настроение. Лишь бы так было и с другом.
- Мне без них как-то не так, - тихо сказал друг.
Дарвин стал внимательно слушать. Может скажет что-то интересное?
- Мне трудно без них, - друг говорил тихо, но все было прекрасно слышно.
Дарвин не хотел говорить ни единого слова, можно спугнуть, можно разбить монолог. Только слушать.
- Сколько уже лет? Семь?.. Да... Семь... А все как будто вчера случилось. Иногда ложишься спать, закрываешь глаза, а они смотрят на меня... И все так реально. Вспоминаешь, что говорили, о чем, какие интонации... Мне иногда кажется, что я даже запах чувствую. Прижимаешь ее к себе и этот запах... ****ь... Ведь надо было такому случиться?
Он взял бутылку и налил еще.
Дарвин не стал протягивать свою рюмку. Ему захотелось остаться еще некоторое время трезвым, чтобы слушать... Только слушать.
Друг выпил. Сморщился. Теплая водка была их ритуалом. Его нельзя нарушать.
- Мне нужно остановиться на одном конкретном дне... Я знаю, - напомнил сам себе друг. - Сейчас... Постараюсь что-нибудь вспомнить... Это будет зима или лето? Что нужно вспомнить?
- Тебе решать, - ответил Дарвин и тут же пожалел, что раскрыл рот.
Но друг вовсе не заметил, что он что-то говорил. Друг был полностью погружен в свои мысли. Теперь было невозможно остановить его. Нужно просто дождаться окончания.
Дарвин позволил себе лечь, когда как его друг сидел в кресле. Он закрыл глаза и сам попытался вспомнить хоть один день из своей прошедшей жизни. Воспоминаний было много... По крайней мере ему так казалось. Он прожил почти пятьдесят лет, а в таком возрасте обязательно должно быть много воспоминаний. Но он никак не мог сосредоточиться на чем-то одном. Мысль перелетала с одного воспоминания на другое, кружилась в каком-то хаосе. А так хотелось чего-нибудь конкретного, чего-нибудь реального... Но где же это взять?
Тогда он зажмурил глаза и попытался вспомнить какой-нибудь запах. Не обязательно ее запах. Любой. Какой мог бы отнести его в конкретный отрезок времени. И тогда можно будет цеплять одну картинку за другой, вытянуть эту цепь событий и фактов, а потом он сможет выбрать что-то одно. И это одно станет, тут же, великолепно реальным, просто великолепным.
Он сможет искупаться в одном дне своего прошлого. Сможет прочувствовать его каждой клеткой своего дряхлеющего организма. А потом он почувствует молодость. Такую давно прошедшую, такую невозвратимую, такую пустую.
Ему показалось, что у него выступили слезы.
Он хотел открыть глаза, но почему-то не мог. Или может быть не хотел. Одна только рюмка так хорошо его расслабила. Все было хорошо. Только воспоминания не было.
Он начинал нервничать.
Может быть поэтому у друга нет хорошего настроения? Потому что он тоже не может ничего вспомнить? Такое очень даже возможно. А что если сегодня повышенное атмосферное давление и оно как-то действует на функции головного мозга, на его отдельные участки, которые как раз отвечают за воспоминания? И такое может быть.
Что же тогда делать?
Этот день невозможно отменить только потому, что ничего в голову не приходит. Нужно постараться и тогда... А уж что будет тогда... От этого у Дарвина начиналась икота. А она всегда появлялась тогда, когда он что-то ждал с большим наслаждением.
Но не пора ли вернуться к другу?
От этой мысли у Дарвина в душе похолодело.
Глаза сразу открылись. Он попытался сосредоточиться, что происходило вокруг. Но тишина быстро успокоила его. Ничего не происходило. Друг молчал. Дарвин посмотрел. Глаза у друга были закрыты. Как он раньше не догадался, что все повторяется с точностью до одной секунды. Теперь можно расслабиться и продолжать вспоминать что-то свое.
Но вместо этого он встал, взял бутылку и налил еще. Быстро выпил. Сморщился. Мгновенно возникло желание выпить еще. Он налил еще. Рука уже держала рюмку и практически поднесла ее ко рту... Но Дарвин поставил ее на стол. Не так быстро... Вечер будет слишком длинным. Нужно быть слишком трезвым.
Дарвину не хотелось будить своего друга, хотя он догадывался, что друг вовсе не спал. Он, так же как и Дарвин, пытался что-нибудь вспомнить... Вот и уснул. Но главнее всего, что он пытался, а Дарвин уже на все забил.
Может быть что-нибудь сказать? Нечаянно поставить бутылку на стол, громко, так, чтобы друг пришел в себя? Или потерпеть немного и дождаться того благоприятного момента, когда он скажет, что вспомнил и что можно продолжать? И Дарвин решил ждать.
Он поднялся с дивана, тоскливо посмотрел на рюмку, но в руки ее не взял... Вот когда все закончится, подумал Дарвин, то обязательно выпью столько водки, сколько еще никогда не пил.
Стараясь двигаться как можно тише, он подошел к окну и стал о чем-то думать. Он просто смотрел на улицу и просто думал. Это не была очередная попытка что-то вспомнить... Нет... Просто думал. Думал о том, что многое можно было сделать как-нибудь иначе. Многое вовсе не делать. Почему понимаешь это только тогда, когда уже слишком поздно что-то менять? Почему нельзя вернуться куда-нибудь в прошлое и что-нибудь исправить? А что можно было исправить?
Этот вопрос еще больше его озадачил.
Он решил об этом не думать.
Подошел к музыкальному центру и стал выбирать музыку, какая могла идеально подойти к такому вечеру... Долго не мог ничего выбрать. Может быть что-нибудь из классики? Что-нибудь спокойное, размеренное, что настроит на нужное настроение, а если нужно будет, то и расслабит?
Дарвин не особо разбирался в классической музыки... Он вообще в ней не разбирался. Еще давно он прикупил пару дисков с такой музыкой. Нашел их. Под руку подвернулся какой-то сборник. Пробежался взглядом по фамилиям, некоторое были знакомы, но лишь понаслышке.
Поставил диск.
И сразу полилась музыка. И как это обычно бывает в серьезной литературе, музыка лилась и разливалась, глубоко проникая в душу Дарвина. Ему захотелось закружиться в танце, захотелось мгновенно умереть, прекратить свое существование, но чтобы только обязательно под эту музыку... Как же редко ему удавалось слушать классику. А ведь это так приятно.
Он усилил звук и полностью отдался музыке.
Стоял возле окна, смотрел на улицу, и медленно раскачивался, с одной ноги на другую. Это был его только танец, только его время, только его жизнь. И пусть этот друг сидит и вспоминает о чем угодно... Не сейчас... Не в эти короткие мгновения, когда у него вдруг возникло такое чувство, словно он был доволен всей своей жизнью, всеми своими поступками, всем собой... Не сейчас... Пусть друг спит...
А музыка все продолжалась и продолжалась.
А Дарвин все танцевал и танцевал.
Он сам был предельно удивлен тому, что так замечательно получилось оторваться от этой несчастной реальности, от этой несчастной жизни... Все было противно, но все противное пропало. Осталась только красота и какие-то чувства.
А сможет ли Дарвин вспомнить этот день, это настроение, эти чувства, через много лет?.. Он вдруг остановился...
Он вдруг задумался...
И музыки как будто не стало.
До его сознания стали медленно доползать какие-то обрывки каких-то воспоминаний. Что-то стало жечь его душу, его сознание. Он никак не мог различить, составить из этих обрывков что-то цельное, что-то понятное... И это сильно злило его.
Музыка стала неприятной, водка слишком теплой... Все слишком противным.
И вместе с этими воспоминаниями он стал понимать, что и это повторялось снова и снова, каждый год... Все повторяется и это пугает... Что было в прошлом году? Вместо воспоминаний пустота.
Нужно как-то изменить ход действий. Если все повторяется, то просто необходимо сделать что-нибудь такое, что нарушит обычное течение этих событий. Что-то предельно неординарное.
Что?
Дарвин еще добавил громкости и музыка теперь не просто лилась, она вторгалась мощным потоком в каждую ушную раковину и дальше, в мозг. Теперь она провоцировала совсем другое настроение, другие чувства. Все было другое...
Он больше не стоял на месте. Он стал танцевать. Своими неумелыми движениями он напоминал абсолютного профана, который отважился танцевать в первый раз в своей жизни. Но ни что не могло сдержать его. Если все повторялось, так пусть повторяется и это.
Громкий звук музыки не мог не помешать другу. Тот медленно открыл глаза и на его лице отобразилось удивление. Он первый раз видел танцующего Дарвина. И это зрелище не могло его не удивить. Он приподнялся в кресле, чтобы было лучше видно, и продолжал смотреть, только не помешать, только не спугнуть.
Но Дарвин заметил, что на него смотрят и мгновенно остановился.
Остановился так быстро, что еще некоторое мгновение казалось, словно он продолжал танцевать.
- Это что? - удивленно спросил друг.
- Танец, - невозмутимо ответил Дарвин.
Он подошел к центру и убавил звук. Затем невозмутимо посмотрел на своего друга.
- Еще какие-нибудь вопросы?
- Нет... Нет вопросов.
На лице друга появилась улыбка. Дарвин сразу заметил ее. Но она его не раздражала. Ему было приятно, что его раскрыли. Теперь друг знал, что Дарвин может танцевать.
- Я просто в шоке... Не знаю, что говорить, - сказал друг.
Его взгляд упал на рюмку с водкой. Но он тоже не стал пить. Его тоже что-то останавливало.
- Ты вспомнил или как? - спросил Дарвин.
- Да... Знаешь, когда я закрыл глаза, мне показалось, что я стал вспоминать все, что только захочу. Любой день, любой момент. Все подряд... И знаешь почему?
- Почему?
- Музыка... Да-да, именно музыка... Как я раньше не догадался, что нужно включать музыку, ведь она так помогает... А ты?
- Что я?
- Ты что-нибудь вспомнил или нет?
- Разве речь сегодня идет обо мне?.. Сегодня твой день... А мой...
- Я знаю, знаю... На следующий год... Но я ведь спросил просто так. Я не имел чего-то плохое в уме. Не хотел издеваться над тобой... Просто спросил.
Он хлопнул себя по коленкам и взял бутылку.
- Хватит болтать, пора дело делать.
Он налил себе, хотел налить Дарвину, но увидев, что его рюмка полна, поставил бутылку и подняв свою рюмку, решил предложить тост.
- Я хочу, чтобы все прошло удачно... Чтобы мы опять смогли встретиться в следующем году... В общем и все такое.
Он залпом выпил водку.
Дарвин даже не успел взять свою.
Когда оба выпили, Дарвин сказал:
- Ну, что, рассказывай...
Друг поудобнее разложился в кресле и вздохнул. Конечно, теперь ему нужно собраться с духом, со своими мыслями и начать рассказывать. Постараться не пропустить ни одной мелочи, рассказать обо всем. Ведь от этого будет зависеть, как пройдет их встреча, но самое главное, как она закончится.
И друг стал рассказывать.

Дарвин долго копался в сумке, которую принес друг.
Сначала ему не было понятно, для чего он принес то, что лежало в сумке, но после того, как друг рассказал свою историю, многое стало понятно, многое настораживало, но и многое успокаивало. У Дарвина возникла уверенность в том, что завтрашний день он встретит с хорошим настроением.
Первое, что он достал из сумки, было платье. Повертел его в руках, осмотрел со всех сторон и положил на кровать. Больше ничего доставать он не стал.
Платье казалось ему неудобным, тесным, оно сковывало его движения, мешало дышать. Каждый шов впивался в его тело и сжег своим мелким огоньком колючих ниток. Дарвину хотелось разорвать это платье на себе, освободиться от него, снова обрести свободу.
Как хорошо, что это только один раз в год, думал Дарвин. Уже сейчас он начинал подумывать над тем, как сможет отомстить своему другу, что придумает, чтобы полностью оторваться за то, что сейчас с ним происходит. Но в некоторые моменты Дарвину казалось, что это платье мешает ему сосредоточиться на своих мыслях, мешает думать. Тогда уж лучше отложить все на потом, подумал Дарвин. И эта мысль с большим трудом покинула его голову.
Дарвин стоял перед зеркалом и смотрел на свое отражение. Трудно было поверить, что это был он. Глаза отказывались верить тому, что видели. Такое происходило с ним редко, однако такие моменты были незабываемы.
- Вот, долбоёб! - возмущался про себя Дарвин. - Долбоёбище!
Теперь он был полностью готов вступить в этот грозный, полупьяный вечер.

Друг лежал на диване, когда Дарвин вошел в комнату.
Он даже внимания не обратил на его появление. Это немного удивило Дарвина, но он теперь не имел никакого права задавать вопросы.
- Здравствуй, - сказал он.
Ему не хотелось менять свой голос, хотя следовало бы. Ему хотелось сохранить хотя бы эту маленькую частичку своего "я". Какая разница, каким голосом он будет разговаривать? Главнее всего, что он есть, что на нем это платье, что его друг ждет его.
- Привет, сука, - ответил друг.
Дарвин вздрогнул.
Ему не очень хотелось участвовать в садомазосеансе. Все должно быть по-семейному.
- Где моя сумка? - спросил друг.
- В комнате, - ответил Дарвин.
- Ну, так принеси ее сюда.
Через минуту сумка стояла в комнате.
Друг стал копошиться в ней. Он так старательно что-то искал, что постоянно сопел от удовольствия. Дарвин успел заметить на его лице улыбочку.
- Ты не должен нарушать ход событий, - предупредил Дарвин.
- А ты не должен ничего мне говорить.
Оставалось только наблюдать за его поисками.
Вскоре он изъял из сумки моток веревки. Положил рядом с собой.
- Ты только не подумай, что я буду связывать тебя и все такое, - сказал друг, поглядывая то на веревку, то на Дарвина. - Просто я решил немного изменить наши общие правила. Я рассказал тебе совсем не то, что задумал на самом деле, но не считаю, что каким-то образом обманул тебя... Все будет нормально... ****ь... Думал толкнуть перед тобой речь. Выговориться. А сейчас ничего не могу вспомнить... Все слова куда-то пропали... Мне не нужен никакой дешевый эффект, как ты можешь подумать. Мне ни хрена не нужно... Я просто устал... Устал от всего этого говна, в которое мы с тобой так технично вляпались... А ты не устал?
Повисла пауза.
Дарвин не знал: отвечать ему или нет.
Он не стал отвечать.
- А я устал, - продолжил друг.
Продолжил и тут же замолчал.
Возникшая тишина так больно давила на мозги, что Дарвину хотелось начать петь какую-нибудь глупую песню, чтобы только издавать хоть какие-нибудь звуки. Ему было неприятно и противно. Неприятно стоять, слушать тишину и смотреть на друга. И противно стоять в этом дебильном платье.
- Говори хоть что-нибудь, - прошептал он, словно обращался сам к себе.
Друг не услышал этого шепота.
Он стал разматывать веревку.
Чтобы как-то разнообразить монотонное течение событий, Дарвин задрал платье и выставил на показ свое хозяйство. Под платьем ничего не было, и Дарвину казалось, что это сможет отвлечь друга. Однако, он даже не взглянул, а продолжал разматывать веревку.
- Ты не должен этого делать, - сказал Дарвин.
Ему самому показалось, что он не слышит своего голоса. И он решил повторить.
- Ты не должен...
Чего?
Он задумался.
Задумался и продолжал держать платье.
Он не знал, о чем вообще можно думать? Опустил платье. Так было глупо, глупо все то, что он сейчас делал, но ничего нельзя было изменить. Не вернуть проклятое утро, не отменить приход друга, не отменить весь этот балаган. Ничего не изменишь... Не наденешь даже трусов под это платье. Все, даже трусы, осталось в невозвратном прошлом.
- Мы договаривались заранее, что ничего нельзя менять, - сказал Дарвин, словно хотел оправдать свои действия. - Мы договорились... Какого же дьявола ты решил, что правил для тебя не существует? Они существуют. И будут существовать, даже если нас не будет.
Друг не обращал на его слова никакого внимания. Продолжал любоваться веревкой, которая, как пуповина, была размотана у его ног.
- Ты влюбился в эту сучку и решил выйти из игры... Нет... Так не должно было быть. Ты должен был расстаться с ней, но предпочел грохнуть ее... Ее и ее приблудков... Это, сука, ты сделал для того, чтобы она не досталась мне, хотя она должна была отойти ко мне по правилам, которые ты перестал соблюдать.
Дарвин теперь и сам не был уверен в том, что друг его слышит.
- А мне кажется, что ты, пидор, просто приревновал, - ответил друг.
Это поставило Дарвина в тупик.
- Нет...
- Да...
Дарвин стал ржать... Ржать, как ржут идиоты над самой несмешной шуткой. Ржать, только лишь заполнить паузы, которые он не мог выносить.
В эту же секунду друг рванул с дивана и набросился на Дарвина.
Петля мгновенно образовалась вокруг его шеи, и стала сдавливать ее. Дарвин захрипел и задергался. Но именно в эти мгновения он, почему-то, вспомнил про правила, которые поклялся соблюдать.
Так что же теперь ему нужно было делать? Просто сдохнуть, от рук этого маньяка?
Дарвин не мог согласиться с таким исходом дел, но и одновременно не начинал сопротивляться.
Как только в его голове возникла мысль о сопротивлении, он потерял сознание...

- Ты должен отдать сучку мне, - сказал Дарвин.
Они сидели в кухне и пили теплую водку.
- Это не по правилам, - шептал друг. Ему не хотелось, чтобы жена услышала их разговор.
- Отдай ее мне, - повторял Дарвин. - Ты забыл, какой сегодня день?
- Да ни *** я не забыл... Это не по правилам...
- Не надо так часто вспоминать правила, - сказал Дарвин. - Вот это действительно будет не по правилам.
- Зачем она тебе?.. Ты же импотент, ёб твою... Зачем она тебе? - Шепот становился истерическим.
- А тебе?
Водка закончилась.
Разговоры должны были прекратиться.
- Поэтому ты попросил ее остаться? - спросил друг.
Дарвин только кивнул.
Друг ничего не ответил.
- Подожди несколько минут, - сказал он. - Мне нужно с ней поговорить.
Дарвин кивнул.
Друг ушел, а вернулся через полчаса.
- Почему так долго? - нервно спросил Дарвин. - Мне можно уже забирать свое?
Кивком головы были сняты все вопросы.

Когда он вошел в спальню, то не сразу понял, что увидел.
На кровати лежала женщина... Мертвая.
Следов борьбы не было. Дарвин заметил, что она была задушена.
За спиной он услышал тяжелое дыхание своего друга.
- Извини, я забыл уточнить, тебе живую или мертвую?
Дарвин стал орать как свинья. От собственного крика он перестал соображать. Не понимал, как оказался на кровати, не знал, зачем стал сдирать одежду с мертвеца. Ему хотелось только прочувствовать ее тепло. Больше ничего он не мог. Ему только хотелось прочувствовать, какая бывает женщина.
Но теперь он понимал, что никогда в жизни ему не удастся ощутить то, о чем он так мечтал. И все из-за этого идиота, который стоял в дверях и ржал.
Дарвин грохнулся с кровати и стал рыдать.
Какофония ржания и рыдания навсегда запомнилась ему. И стала постоянно посещать его во снах.

Вот и теперь он слышал это ржание.
Вот и теперь он рыдал.

Когда Дарвин открыл глаза, то не увидел друга.
Он забеспокоился. Ему хотелось немедленно его найти, поговорить с ним, все вернуть на свои места. Просто сказать несколько слов и начать сначала. Ведь это так просто. Так просто вернуть несколько часов их общей жизни и разыграть их поновой... Так просто.
Он бегал по всей квартире и не мог найти друга. В самый последний момент он догадался заглянуть в ванную. Там его и нашел.
Друг повесился на трубе, с помощью той самой веревки, которую так заботливо разматывал.
Дарвин с трудом развязал узел, и тело друга рухнуло на пол. Дарвин рыдал. Он понимал, что его оставил самый последний друг в его жизни. И это уже невозможно было переиграть.
Ему больше ничего не оставалось, как просто лечь рядом с ним, и проводить его последнее тепло, медленно покидающее тело. Ему хотелось быть женщиной, чтобы оберегать его. Хотелось быть веревкой, чтобы точно так же крепко обнимать его за шею и любить всю свою жизнь. Ему хотелось быть кем угодно, только не самим собой.
Кто будет рыдать над его телом, когда оно будет медленно остывать под этим дебильным платьем.


14.01.06