Жертвующий Усаам.
Усаам жертвовал всем. Он стремился отказываться от всего, с его точки зрения, «лишнего»: того что могло бы помешать ему в реализации своей священной цели – служение Господу.
У него не было семьи – зачем она служителю Господа. Он не зарабатывал – служение Богу стало для него работой, делом, которому он посвящал каждую минуту своей жизни.
Он не отвлекался на женщин, и поэтому у него не было детей. Но он же жертвовал, он отметал всё ради Вседержителя.
Да… он нищенствовал, волоча скудное, серое существование.
Да, он был покрыт струпами и ссадинами, а жалкая, изодранная в клочья тряпка – его одежда, уже давно не защищала его измученное изможденное и иссушенное лишениями тело.
Да, он стал бродягой, гонимым отовсюду безумцем.
Но он же жертвовал, принося в дар Всевышнему все свои скудные блага и удобства. И какое значение имеют кривые ухмылки, презрение, основанное на непонимание и на страхе, по сравнению с его великой целью?!
Усаам не замечал их, стараясь везде и во всём быть безгрешным. Поэтому он ежесекундно молился, обращаясь к Господу. Всячески восхваляя его и снова и снова, изо дня в день, клянясь в верности и преданности ему.
А время шло. И его некогда отменное здоровье испарялось… испарялось… испарялось…
Теперь он передвигался с трудом. Прохожие люди, которые раньше отворачивались от него, ныне шарахались и убегали подальше. И не было ни одного из них, кто бы, не содрогнулся, рассмотрев то подобие человека в коего превратился Усаам.
Но он же жертвовал, да ещё же ради ТАКОЙ, казалось бы, великой цели.
А жизненной силы не прибавлялось. И вскоре он превратился в старика. В странного, невероятно заунывного субъекта, что уже почти не соображал что твориться вокруг.
Но он же жертвовал. Жил во имя своей цели.
И, ещё, он молился.
Боже… КАК он молился. И КАК же он жертвовал.
А время стремительно убегало, и полная лишений жизнь сказывалась на нём, отбирая крошки ещё теплящейся силы. Он ослабел… и вскоре умер.
Настал тот долгожданный момент, ради которого он именно ТАК прожил всю свою жизнь: Усаам предстал перед Создателем.
- Боже… я так долго ждал этой встречи… - молвил Усаам разливающемуся во все стороны, абсолютному свету. - Я так долго жертвовал во имя тебя, Отче…
- Нет, - слегка улыбнулся свет, - не во имя моё ты жертвовал. Опомнись Усаам.
- Я отдал тебе, да я посвятил тебе… да я прошел во имя тебя…
- И ушел ты, увы недалеко. И не во имя моё. А отдавать то, что принадлежит тому, кому отдаёшь, согласись, по крайней мере, неразумно. Опомнись дитя моё.
Чёрная бездна открылась под ногами Усаам. Осознав, что балансирует он на волоске, между раем и, в его представлении, адом, Усаам простёр руки к свету и хрипло вымолвил, задыхаясь от обиды и слёз:
- Отче… за что же ты так со мной, с верным рабом своим, поступаешь…?
- Ты не раб мой, ты – дитя моё, - мягко поправил его свет, и будто бы загрустив продолжил, - Неразумное и любящее…
Свет чуть угас, и бездна, расположенная под ногами Усаам стала больше. Она начала расти…
Усааму даже показалось, что он уже видит как потрескивает пламя углей, чувствует жар поднимающейся из самых недр бездны, и слышит другой, гораздо более доступный его пониманию голос:
- Не во имя же отца ты жертвовал. Ты лишь прикрывался Его именем. Покайся, и иди в свет.
- Мне не в чем каяться.
- Тогда твоё место, как, впрочем место любого, лишенного ясности явления – во тьме.
- За что же ты так не справедлив ко мне Господи?! Ведь ради тебя я отказался от всего… у меня никогда не было семьи, я не оставил после себя детей. Я отрёкся от мира и суеты, я посвящал молитвам большую часть отпущенного мне времени… - Усаам беззвучно зарыдал. – Да что большую… СЛЫШИШЬ, Отче, я отдал тебе, ВСЁ своё время. Я жил тобой, я служил тебе… я молился тебе неустанно. Даже во сне.
- Ты и сейчас спишь… - грустно выдохнул стремительно отдаляющийся от него свет. – И не мне, ясности, ты сейчас молишься… Ты вообще, так и не научился молиться. А твои обращения, ты в большинстве своём адресовал собственным заблуждениям, продиктованным неопределенностью.
- Так ты упрекаешь меня в эгоизме?! – неожиданно дрогнул Усаам.
- Ну что ты, дитя моё… я не упрекаю тебя. Это не разумно…
- Боже… пойми…
- Я-то тебя понимаю…
- Я – это делал не для себя… ОТЧЕ! Неужели я заблуждаюсь… и я недостаточно отдал себя тебе? Я жил всё-таки для себя…
- Если бы, для себя… - вздохнул сумрак мерцающий вокруг человека. – Ты же частица моя… - видя начавшееся самобичевания человека, свет поспешил добавить, - твою любовь к себе, можно было бы и адресовать ко мне… А ты… даже не умеешь принять своё тело, а рассуждаешь о жизни… Моё дитя, блуждающее во мраке собственных мыслей.
Распахнула свои объятия бездна. Стремительный вихрь окутал человека. Круговорот мироздания вобрал в себя сознание Усаама, растворил его… смешал с абсолютными тьмой и светом.
И вернул таки на Землю… в образе новорожденного человека.
- Ты будешь расти… и учиться принимать и думать, творить и разрушать… Обретать ясность и накапливать знания… Снова и снова, пока у тебя не получиться, дитя моё, - улыбнулось светлеющее небо и показавшееся солнышко озарило, согрев впервые увидевшего этот мир человека.
И младенец заплакал. Он закричал: ему было страшно и неуютно, а ещё больно, ибо там, в самой глубине его сознания, в душе ещё хранился отзвук Усаама, увы прошедшего свой путь. Человека совершившего свой выбор. Рассуженного вышним разумом человека.
АВТОР: Сальпетер Майя.
25 апреля 2006 года…