-Принесите воды кто-нибудь, два дня воды в комнате нет.
-Вот ты и принеси.
-Почему я?
-А кто?
-Ты.
-Я прошлый раз приносил.
-Ну и что?
-Да всё тоже самое.
-Что именно?
-Сам знаешь.
-Урод.
-От урода и слышу.
В дверях показалась грозная тень Никиты Болошко. Все с ним поздоровались, но закурить не дали.
-Когда пиджак принесёшь?
-Скоро.
-Как скоро?
-Очень скоро.
-А джинсы?
-Да чего ты пристал, в самом деле. Сказал, принесу, значит принесу. Если бы не хотел приносить, не обещал бы.
Дверь он, естественно, после такого приема не закрыл. Я не вынес этого издевательства и вышел в коридор.
-Сарказма мало, мало сарказма,- скуластая фигура Никиты худеет около двери.
-Плюнь,- посоветовал Джобсон,- да не на стену, вообще.
-Мне кажется, что вообще - это и есть стена. В тупике жизни.
-Игра слов.
-Нет, жестокая игра жизни.
-Курите, ну-ну курите,- мимо с издевательской походкой и гадливой коридорной улыбкой проследовал Матвей.
-В туалет пошёл курить,- недобро глядя ему в след, сказал Никита.
-Почему в туалет?
-Две пачки курева завёл, с нами курит дерьмовые, а в туалете, чтобы запах отбить - дорогие.
-Угощает папиросами или махоркой. Кто будет курить махорку?
-Потому и угощает, что никто. Но я чую, я всегда чую, даже в туалете.
-Последнее время я стал разговаривать сам с собой. Сначала нас было двое. Два голоса. Потом еще кто-то влез, а теперь я даже и не знаю, сколько нас.
-Опять началось.
-Ты жесток и низок,- сказал подошедший Серёдкин,- в тебе что-то есть, но что, непонятно. Если хочешь забеременеть новой идеей, перейди жить в другую комнату.
-Чтобы стать великим, надо чаще упражняться.
-Его никто не возьмёт.
-Я возьму,- заявил Никита,- пошли к нам, у нас кровать свободная.
-Ты в какой сейчас?
-В восемнадцатой, с Серёдкиным и Борисом.
-Борис в университете учится, как он к вам попал?
-В пивбаре нашли.
-Нашли, пошли, тужур, абажур, какая разница, где курить?
-Никакой.
-Прощай, Джон.
-Прощай, свидимся ли ещё?
-Не плачь, передай привет Матвею и Ваське. Малюкову отдай его учебник по математической физике. Прощай.
-Ну, вы и придурки.
-Волочим свой крест.
-По коридору.
-Из комнаты, в комнату.
Коридор угрожает, я боюсь, что он своего добьётся. Стены очень медленно, приближаются друг к другу. В среднем по два миллиметра в сутки, по миллиметру с каждой стороны. Мне сказали, что это происходит уже давно. Куда же они смотрели? Это тиски. Самые настоящие тиски, вот, что это такое. Когда стены сойдутся нам конец. В день по два миллиметра. Я измерил линейкой ширину коридора. Ночью измерял, чтобы никто не заметил, пугать не хотел. Недорезова заметила, она ночью курит больше, чем днём.
-Ты чего измеряешь? Узоры хочешь срисовать?
-Так точно. Измеряю частоту появления светлого оттенка.
Разделил ширину на два миллиметра и получил 1250 дней с доверительной вероятностью 0,95. А потом? Сначала погибнут самые толстые, они не смогут протиснуться в туалет. Худые еще некоторое время продержатся, но как долго? Страшно ползти между двух стен. Одна давит в спину, другая в грудь. Одежда цепляется за дверные ручки, доберусь ли до умывальника?
-Ты чего к двери прилип, подслушиваешь?
Опять Недорезова, никак не накурится.
-Далеко ещё до умывальника?
-Пять комнат осталось, напился, что ли? Если напился - ложись спать.
-Просто устал очень от пьянства.
-Может помочь?
-Помоги.
-Сейчас докурю. Как тебя взять?
-Как удобно, так и бери.
Вдвоём и поползли вдоль стены. Хорошо, что никто не видел.
-Тяжёлый ты.
-Давай, лучше я тебя возьму.
-Давай.
-Осторожно, здесь гвоздь из косяка торчит. Не зацепись.
-Вижу.
-Скоро умывальник.
-Назад сам доберешься?
-Не знаю.
-Тогда я тебя подожду.
-Ладно. Я быстро.
-И вообще, если надо будет, заходи.
-Обязательно.
Похоже, потолок поднимается выше, но некоторые уверены, что это пол опускается. Как бы измерить линейкой высоту общежития? Можно узнать высоту одного этажа и затем умножить на девять, плюс крыша. Вечером займусь измерениями высоты. Сейчас надо бежать в школу, а то Ивакин убьёт.
Синицы бешено кричали друг на друга, захлебываясь, от ругательств. Криком грелись.
-О, привет,- раздался над ухом голос Матвея.
-Привет. Как жизнь?
-А, хреново,- его лицо скривилось и со стороны могло показаться, что он смеётся. Ничего подобного, в эти минуты он искренне страдал.
-Хочешь махорки?
-Спасибо, Матвей, и так тошно.
-Пойдём в кино.
-В школу надо, много пропусков.
-У меня не меньше.
-Меня Ивакин ненавидит.
-Он всех ненавидит, любя.
-Меня больше, вчера увидел и говорит: вас еще разве не забрали в дом умственно престарелых?
-Он всем так говорит.
-Мне чаще.
-Тебя больше любит.
-Это почему?
-Помнишь, ты Джобсону огурец принёс, когда он Ивакину пересдавал теоретическую физику?
-Ну и что?
-Он думал, ты шпоры передаёшь, обрадовался, как обычно, бросился к вам, выхватил из рук, и долго потом глядел на этот огурец. Никак не мог поверить, что в нем ничего кроме пищи нет.
-Жалко было Джобсона, он уже три часа сидел. А мы в подвале отмечали и закусывали огурцами.
-Я почему запомнил, успел в тот момент в конспекты заглянуть.
-Повезло тебе, Матвей.
-Васька тоже успел.
-Отвлекающий огурцовый маневр.
-Надо будет в будущем применить.
-Опять с огурцом?
-Нет. Огурец второй раз не пройдёт. Что-то гениальное нужно.
-Кстати, Ивакин сам недавно в туалете на стене интеграл решал, а потом пришел Вайсбурд, он читает атомную физику на первом курсе, и сказал, что такое мог написать только последний идиот и только в туалете.
-Мозговая конкуренция. Война интегральных компроматов.
-В "Пионере" идет "Репетиция Феллини".
-Классный, пионерский оркестр.
-Пойдем?
-После школы.
-После школы вы опять все в пивбар попрётесь.
-А потом, в кино. Весело и дружно.
-Ладно, уговорил, сначала в школу, потом в пивбар.
Перед самым носом проскочил грузовик, едва не обдав нас грязью. Спасло то, что была зима, и нас только окутало снежным вихрем. Он закружил, унося с собой все наши печали и горести.
-Смотри.
-Смотрю, ничего девчонки.
-Да не туда, болван, на другую сторону.
-Смотрю.
-Видишь, Васька идёт.
-Ну и пусть идёт.
Васька шел по другой стороне улицы и в другую сторону. Как обычно. Он всегда делал всё наоборот. На зло. Противоречивая была у него натура. Чехословацко - русский сын молдавско - украинского народа, как сказал один местный поэт с седьмого этажа, узнав о его историко-географическом жизненном прошлом. Мы не стали звать Василия. Сам скоро явится.
На теоретической физике всё было как обычно: сначала писал доцент Ивакин - мы смеялись, потом писали мы - смеялся доцент Ивакин. Причем, у него получалось лучше, понятно - большой стаж. Нас спасал энтузиазм и вера в свою интуицию. Несколько его глубокомысленных фраз я законспектировал для потомков среди прочих формул и схем обстрела атомного ядра разными протонами и электронами:
-Я не знаю, что тут может быть непонятного.
-Перестаньте мыслить навозными представлениями.
-Если я говорю, что это так, то это так и есть, можете не сомневаться.
-Не решайте задачи по математической физике во время умственного расстройства!
-Такое впечатление, будто попал в какую-то деревню.
-Темнота, я записал, чтобы ты понял.
-Если вы попытаетесь это сделать, вы с ума сойдёте.
-Я весьма сомневаюсь, что кто-нибудь из вас изучал таблицу умножения.
-Вы зациклились сегодня, ну это бывает - давление падает.
-Молодой человек, либо я дурак, либо кто-то другой, альтернативы нет, но поскольку я человек самокритичный, то дурак не я, а кто-то другой.
-Таких как вы, связывают и отвозят.
Или вот ещё:
-Писать не на чем,- Ивакин.
-А стены для чего?,- мы.
-Чтобы вам, после решения этой элементарной задачи, головой биться, очень подходящая вещь.
Звонок.
-Сколько вы нам зададите на дом?
-Один простой пример.
-Так много.