Весь город расчерчен на квадраты прошлых привязанностей. Через определенное количество лет, прожитых здесь, я уже не могу воспринимать его объективно, каждая улица, каждый сквер – напоминают о ком-то из бывших. Переезд на машине из одного района в другой превращается в ностальгическую прогулку, временами вызывающую боль, иногда просто радость, но чаще – недоумение, что же я тогда сделала не так.
Последний. Ну, не то чтобы самый последний, но самый запоминающийся. Уже прошел не один месяц, а память о нем все дает о себе знать, то знакомым запахом, то чьей-то походкой. Он искренне не понимал, как можно игнорировать вызов мобильного. Почему я не бросалась каждый раз, когда тот звонил. Такое пренебрежительное отношение к звонкам – будет надо, перезвонят, когда он находился рядом, его удивляло и отчего-то настораживало. Господи, да какое мне было дело до того, кто и зачем мне звонит! Я была с ним, и все остальные просто переставали существовать. Ведь главное, я подчеркиваю, главное, заключалось в том, что на его звонки я реагировала моментально, не знаю как, но я всегда знала, когда он позвонит и если надо, брала мобильный с собой даже туда, куда его берут только либо очень рьяные подчиненные, либо очень заинтересованные в звонках дельцы.
Может поэтому три подряд не отвеченных мною его звонка, вместо беспокойства вызвали у него раздражение. Беспокоится было тогда не о чем, разве что только о том, что я первый раз за полтора с ним года задумалась о том, что пора все заканчивать. Слишком уж все было хорошо, и слишком безнадежно. В этом союзе мне ничего не светило. Еще в самом начале, когда еще ничего и не началось, но уже кружило между нами, вибрировало и пыталось найти себе выход, я для себя решила: один год, ну пожалуйста, я прошу только год. Так, чтоб мне было хорошо, чтобы ни о чем не думать. Мне ведь позволяет еще возраст вот так, не задумываясь, совершать глупости. Это потом я стану серьезной, ответственной, надо будет заботиться о семье, а сейчас мне просто хотелось пуститься по течению, на авось. И вот прошел год. А потом еще месяц, и не один. И я наконец-то вспомнила о том своем обещании.
Сигарета, кофе, табуретка у раскрытого на кухне окна. Мягкие летние сумерки, когда краски размыты, люди – только силуэты с высоты 12 этажа, машины – призраки, а небо просто сказочное, такое, что хочется раствориться в его фиолетовой пелене, забыть про все, забыться.
Первый звонок. Мне даже не нужно смотреть, кто звонит, я и так это знаю по мелодии. Вот уж действительно: судьба стучится, только это стучится моя нереализованная судьба.
Я проживаю тысячу жизней в один день, я могу быть такой разной и в то же время такой скучно-одинаковой внешне. Все так красиво начиналось. Я помню, как я играла, как продумывала каждый свой жест, свое еще не произнесенное слово, фразу. Я расписывала наш сценарий на каждый день, тщательно, оставляя места для импровизаций. Какой же ты был предсказуемый! И как никто другой мог расстроить мои уж сложившиеся планы.
- Идем сегодня поужинаем в кафе? – ты бросил мне эту долгожданную реплику так наивно. Я хватаюсь за твою фразу, как клещ. Еще бы! Для кафе у меня абсолютно потрясающая сцена, которая включает меня – королеву, покоренного официанта, восхищенных посетителей и тебя, влюбляющегося и влюбляющегося. В кафе мы действительно сходили, правда, через пару месяцев, когда этот сценарий был уже не нужен.
Я взрослела с каждым днем.
- Ты видишь мою заколку?
- Ты что, не слышишь телефон? Возьми трубку!
- Какого черта тут делает твоя сумка!
- Девушка, вы выходите на следующей станции?
Слова, звуки сливаются в один сплошной гул, перекрываемый грохотом подземки и безличными фразами: «Следующая остановка…». Если б я была режиссером и снимала фильм, то такое вот рядовое утро показала как быстро сменяющиеся последовательные изображения каждодневных, вроде обязательных, но со стороны бессмысленных, действий в ускоряющемся темпе. Скорость увеличивается с каждой секундой, уже ничего нельзя различить, все мелькает, бежит и… ХЛОП! За спиной закрывается массивная дверь моей работы. Доброе утро! День начался.
Пошутив и поулыбавшись с охранниками, я иду к себе на место. Я люблю этот длинный коридор, это отсутствие окон внутри здания, и как следствие – полумрак. Дорожки глушат шаги, а того, кто идет навстречу против света, можешь узнать, только уже перед самым своим носом. Я не люблю просто ходить по нашему коридору, я стараюсь пробежать его, настолько быстро, насколько это вообще возможно в серьезном учреждении. По привычке я немного опаздываю, поэтому когда захожу в кабинет, у меня на столе уже стоит чашка чая. Не знаю, кто придумал этот ритуал, я с утра обычно и дома плотно завтракаю, но все равно приятно. В нашей комнате чисто женский коллектив, несмотря на двух ребят. Они очень мило смирились с тем, что приходится слушать наши сплетни, обсуждения косметики и сериалов, а также периодически участвовать в заговорах против неугодных нам. С другой стороны, их присутствие стимулировало нас быть добрее, милее и женственнее, я уже не говорю о постоянно меняющихся нарядах, сменах имиджа и прочем. В общем, выпендривались как умели. Итак, чай. Я скидываю под столом уже успевшие надоесть сапоги на страшенных каблуках – с чего это я их вообще покупала, убиться ж можно, и включаюсь в беседу. Мы успеваем обговорить у кого какие задания на сегодня, кто где обедает, и тут входишь ты. Поскольку официально мы с тобой не встречаемся, я просто здороваюсь и продолжаю о чем-то говорить. На самом же деле то, что в этот момент со мной происходит, нельзя описать ничем. Самое вразумительное что я могу сказать, чтобы объяснить свое состояние в твоем присутствии – это то, что я напрочь перестаю соображать. Ну то есть абсолютно и совсем. Если ты в свои приходы задерживаешься у нас подолгу, это обычно вылазит мне боком: за 10 минут я могу потерять документы, наговорить кому-то глупостей, разлить и разбить, все что стояло рядом и натворить еще кучу всякого. Интересно было б узнать, как ты относился к такому вот стихийному бедствию вокруг меня, - а рядом с тобой у меня бывало только так. В это утро ты быстро выясняешь, все, что тебе нужно и, о боже, просишь выйти меня с тобой. Я начинаю хихикать, вспомнив про свои голые ноги. За мной следом прыскает Машка – она в курсе ситуации, имеются в виду ноги, а не ты. Твое недоумение веселит меня еще больше, я с хохотом лезу под стол и машу оттуда на тебя руками: уходи, а то не вылезу. Ты ничего не понимаешь, но выходишь.
Меня ждет сюрприз. Ты предложил мне навестить тебя в твоей новой съемной квартире: ты живешь один – это новость. Я киваю головой, как квартиросъемщик со стажем даю ценные советы по эксплуатации чужой жилплощади, а сама лихорадочно ищу повод для отказа. Мне почему-то страшно, мне постоянно кажется, что как только мы совсем сблизимся, все исчезнет. Я поддерживаю атмосферу иллюзорности и непостоянства, даю понять, что никогда не стану твоя, моя натура противится чужому влиянию, даже твоему.
Повод я не придумала, но все оказалось намного проще – то ли твое предложение было просто формальностью, то ли поменялись обстоятельства, но что-то я не припомню, чтоб я бывала в том твоем доме. Да впрочем, тогда было лето, и сидеть в квартирах просто не хотелось, мы часто уединялись в каких-то зарослях, которые и парком назвать язык не поворачивается и наслаждались друг другом. Помню, в то лето меня не оставляло чувство, будто я совсем маленькая, мне хотелось лазить по деревьям, скакать и махать руками, петь, кричать. Может такая и должна быть влюбленность?
Первый раз я на тебя обиделась, когда непонятно с какой радости ты рассказал обо мне общей знакомой. Я злилась и швырялась в тебя подушками, а ты делал вид, что тебе страшно, а потом сгреб меня в охапку и сказал, что часто будешь злить меня, чтобы увидеть какими зелеными могут быть мои глаза.
При таких условиях злиться на тебя стало совершенно невозможно.
Второй звонок. Телефон совсем рядом, но мне не хочется шевелить даже рукой. Я смотрю в окно, и мысли плавно перетекают от одного предмета к другому. У нас с тобой было две зимы, две весны, два лета и одна осень. С тобой я полюбила зиму, и до сих пор я не жду зимой лета, как это было раньше, а радуюсь холоду и снегу, замираю в фонарном свете, чтоб понаблюдать, как зависшие в полете снежинки мерцают и переливаются. Само слово – зима стало для меня пушистым поскрипывающим снежком, бархатной изморозью на деревьях, нахохлившимися птицами и пронзительным воздухом.
Я пытаюсь найти это очарование морозных вечеров в конце рабочего дня, я почти готова увидеть тебя, просто, чтоб возвратить ту первую зиму. Но, каждый миг неповторим, каждый день уникален, каждый вечер – единственен. Мне ни за что не вернуться, я просто могу радоваться тому, что еще помню. Я очень буду стараться не забыть.
Страшно начинать новые отношения, страшно скрывать от другого человека то, что будет ему неприятно узнать, но что нельзя стереть из памяти, и что тем не менее сотрется рано или поздно из-за невостребованности.
…я очень по тебе скучаю. Я уже на другой работе и мы видимся все реже и реже. Поэтому я беру отгул и еду к тебе в санаторий, возможность видеть тебя хоть несколько дней подряд кажется мне счастьем. Я настраиваю себя на приключение, но сумки не хотят складываться.
Весну я не люблю. Весной мы гуляли с тобой в парке санатория от источника к источнику, и там я увидела, а вернее услышала, бандуриста. Я расплакалась, а ты только пожал плечами. У нас было только три дня, и один из них я провела сама в лесу. Я видела маленькие кустики земляники, кучу белок и могла петь все, что вздумается, пока не закончится репертуар. Этот салатовый в далеких солнечных лучиках лес примирил меня с весной, но не смог заставить полюбить ее.
Опять звонишь ты. Уже в третий раз. Звонишь, и даже не знаешь, что я стою под твоими окнами, и если бы ты открыл форточку, то смог бы услышать какая у меня на тебя стоит мелодия. Под подъездом машина, значит, ты дома. Я разворачиваюсь и ухожу от тебя. С этого дня я буду уходить не раз, а сегодня я просто пытаюсь примерить новое для себя состояние уходящей женщины. Я машинально считаю шаги, сбиваюсь и начинаю каждый раз со следующей тысячи, еще видно твой дом, а по моим подсчетам я прошла больше 10-ти километров.