Правитель привычно помолился чужому богу и устало опустил веки.
- Помоги мне лечь, - слабым голосом попросил он Ахмада, неизменно находившегося рядом.
Мягкими, но сильными руками тот осторожно приподнял правителя с молeльного коврика и заботливо уложил в постель.
- Что сделать для тебя еще, Заим? – сочувственно спросил он, отводя взгляд в сторону.
- Ничего, спасибо... Я немного отдохну.
Ахмад беззвучно удалился, а Правитель снова закрыл глаза и предался размышлениям.
Пришел его час. Он прожил долгую, трудную, но интересную жизнь. А главное – он сделал много полезного для своего народа. Не каждому выпадает такая честь! Он смог совершить то, что пока не удавалось никому, несмотря на тщательно подготавливаемые попытки, - он стал правителем вражеской страны. Правителем популярным, обожаемым миллионами...
Вспомнилось, как его – маленького осиротевшего мальчика – впервые привели в огромный каменный дом; там с ним ласково разговаривал старый и совершенно лысый человек, зоркий пытливый взгляд которого пугал мальчика несмотря на теплоту голоса. Потом было еще несколько таких встреч. Вскоре из приюта для сирот, где он успел прожить всего полгода, его перевели в другое место. Там у него было несколько воспитателей и учителей, занимавшихся его всесторонним развитием.
Школа, куда его возили потом на машине, тоже была специальной: в каждом классе - по три - шесть человек, преимущественно - сироты. Учебная программа отличалась от обычной общеобразовательной усиленным штудированием истории, географии, политики, философии, и даже риторики. Они подробно изучили основы и священные книги всех мировых религий. К тому же уже к двенадцати годам он прекрасно владел тремя иностранными языками, одним из которых был арабский.
Правитель улыбнулся, мысленно возвращаясь в то время. Сложная программа, жесткие требования, тяжелый ежедневный труд. И за всем этим стояли слова его воспитателя: "Ты горд, честолюбив, упрям и силен духом. Никогда не сдавайся и ты будешь великим, мой мальчик!" Воспитатель не знал точно, к чему готовят его подопечного, но он верил в этого подростка. А тот, стиснув зубы и скрепя сердце, упорно шел вперед. Его взяли, в него верят. И он все сможет, он добьется, он с честью выполнит свою высокую миссию!
Правда, об этой миссии ему самому приходилось пока только догадываться.
Однажды в летнем спортивном лагере, который каждый год организовывала их спец-школа, им устроили тест на выживаемость. После долгой изнурительной поездки в фургоне их - шестеро подростков с небольшими рюкзаками за спиной - выбросили посреди пустыни и дали каждому карту с индивидуальным заданием.
Он шел почти пятеро суток, последние из которых - совершенно без еды. Вода тоже заканчивалась, и ему пришлось жестоко экономить, чтобы выжить. В одном месте он нашел признаки близости подземных вод и, сбивая в кровь пальцы, копал, пока не добрался до мокрого песка. Он обтерся им, намочил губы, но пить было нечего. Его жестоко изнуряли перепады температуры: если днем солнце жгло, олицетворяя собой адское пекло, то ночью он просто коченел от холода. Однажды в полдень - видимо, от перегрева - у него было страшное видение: небо над ним разверзлось, загремел гром, но вместо дождя на землю посыпались крупные булыжники, которые били и ранили его и без того измученное тело... Он очнулся оттого, что его клевал коршун - похоже птица решила, что нашла легкую добычу. "Не дождетесь, я еще живой!" - прошептал он, с трудом разлепляя запекшиеся губы и отбиваясь от стервятника. Он заставил себя подняться и идти дальше, то и дело сверяясь по карте и убеждаясь, что цель близка. Жажда мучила нестерпимо, и пару раз ему пришлось пить свою собственную мочу. А в небе над его головой беззвучно парили терпеливые коршуны...
Когда он, наконец, дошел, оказалось, что он последний: пятеро других были подобраны еще несколько суток назад. Все они сдались, нажав на заветную кнопку, лежавшую в рюкзаке. А он напрочь забыл о ней, поставив себе за цель дойти любой ценой. Он узнал также, что за его передвижениями - как и за передвижениями всех остальных - следили инструктора, сидя перед электронным табло, на котором светились шесть ярких точек. Во дворе базы ждали два вертолета, в любой момент готовые вылететь для спасения, если одна из точек надолго замирала. Его тоже хотели было подобрать, но он поднялся сам, он дошел. "Вот этот парень добьется своего!" - с нескрываемым уважением сказал тогда о нем военный инструктор. Он не был посвящен в Великий замысел и не знал, ЧЕГО этот парень сможет добиться!
Думы Правителя прервали легкие шаги в коридоре. Ахмад? Да, это был он, его верный слуга. До того верный, что порой его было даже жаль: Правитель знал, что Ахмад – гомосексуалист и что на протяжении вот уже почти двадцати лет он безнадежно влюблен в своего Заима.
- Заим, как ты себя чувствуешь? - участливо спросил он, удостоверившись cначала, что Правитель бодрствует. - Может быть, принести лекарство?
- Не нужно, - отказал он слишком уж торопливо, в чем себя мысленно укорил.
- Позвонили с аэродрома: в десять часов тут будет вертолет, - грустно сообщил слуга.
- Хорошо, Ахмад. Спасибо.
Вещи - его немногие пожитки, этот ничего не значащий узелок – были уложены еще с вечера. Все было готово к отходу. Но до сих пор где-то внутри покалывал страх – теперь, впервые в жизни, он боялся СВОИХ. Правитель боялся предательства – отравления, умело вызванного сердечного приступа или внезапного удушья. Поэтому он уже три дня не принимал никаких лекарств и все блюда за обедом ел только после того, как их попробует прислуга. Правитель устал и сам попросил "отставки"; и боялся теперь, что его могли убрать. Он лучше других знал, как легко ОНИ могут это организовать.
Вот уже почти пятьдесят лет, как у него было два прозвища, два имени. СВОИ его называли Правителем, это прозвище было дано еще во время последних приготовлений к внедрению, оно же служило потом визитной карточкой на связи. Имя Заим, что на арабском значит "лидер", он получил уже в Европе, когда с группой арабских экстремистов, куда он вошел под блестяще сфабрикованной легендой, впервые удачно провернул двойную операцию: теракт против СВОИХ, умело и чисто спланированный СВОИМИ же. Этот первый успех высоко поднял его в глазах "соратников", а организация еще нескольких операций прочно закрепила за ним лидерство в группе и имя Заим.
Первый теракт, кроме успеха дела, принес ему душевную боль: в телевизионных репортажах он видел окровавленные тела погибших и раненых, и собственная причастность к гибели соотечественников его ошеломила. Но его успокоили, объяснив, что - так надо, что для счастья и спасения всего народа порой приходится жертвовать отдельными людьми. Большого труда и самодисциплины стоило ему тогда взять себя в руки. Это нужно для Дела. Когда он добьется поставленных перед ним задач, он лично спасет тысячи и миллионы.
Но до конечной цели было еще далеко. Из одной страны в другую, преследуемые, гонимые, но всегда удачно скрывающиеся от властей. Он все больше и больше заручался любовью и преданностью "соратников", высоко ценивших его ум и хладнокровие. Его планы были один смелее другого и все они чудом удавались. В глазах этих суровых людей он постепенно становился полубогом, живым олицетворением их идеи.
Потом пришло распоряжение из Центра - пора! Он знал, что будет дальше, поэтому задолго начал подготавливать почву, высказывая "случайные" предложения о захвате власти в одной из арабских стран. Теперь мысль обрела конкретные очертания и одобренный "соратниками" план. Военный переворот состоялся не без помощи извне, о которой, конечно, не знали в группе. Несколько напряженных дней неразберихи и жестокости и... Мечта и упорный труд всей его сознательной жизни воплотились в этом дне: он действительно стал Правителем!
Прекрасно подготовленный теоретически и тайно поддерживаемый из Центра, он довольно легко смог поставить дело так, что его полюбил "его" народ, его уважали и с ним не могли не считаться лидеры других арабских стран. Он умело лавировал, тайно ведя свою, только немногим посвященным видную игру.
Правитель с горечью вспомнил, как в двадцать шесть вдруг влюбился в одну из своих подданных. Это была роковая связь, на некоторое время выбившая его из колеи. Но вскоре его избранница в страшных мучениях умерла от рака. Правитель подозревал, что за этим тоже могли стоять СВОИ: слишком невыгодна была эта любовь их Делу. Девушка была из очень известной мусульманской семьи, и об их романе, благодаря его немому одобрению и согласию Центра знала вся страна. Поэтому никто и никогда не удивлялся тому факту, что их Заим так никогда и не женился, довольствуясь девушками, в избытке поставляемыми ему приближенными. Некий ореол романтичности только добавил загадочности его легендарной фигуре. Правда, для самого Правителя это была большая потеря. Но ему удалось пересилить свою боль и продолжать жить и работать, ведя уже ставшую привычной двойную жизнь.
Тяжело опираясь на левую руку, семидесятидвухлетний Правитель приподнялся с постели и потянулся рукой к нижнему ящику письменного стола, стоявшего в изголовье кровати. Он вспомнил, что там, под надежным замком, еще хранилось несколько старых фотографий. "Чуть не забыл", - подумал он, доставая из бумажного пакета пожелтевшие снимки. Все, что касалось политики или его "доправительственной" террористической деятельности, было уничтожено раньше. Осталось лишь то, что пробуждало личные воспоминания; для посторонних же это были совершенно невинные портреты и пейзажи.
- Положи это в мою сумку, - попросил он заглянувшего на шум Ахмада.
- Заим, пора - осталось полчаса, - осмелился напомнить тот, принимая пакет из рук своего кумира.
- Так мало? Хорошо, тогда помоги мне переодеться.
Пока Ахмад осторожно снимал с него домашнее платье, Правитель думал о том, как он привык к этому человеку. Да что там говорить - все эти люди, с которыми он несколько десятилетий прожил бок о бок, с которыми делил и радость и горе этой обратной стороны своей жизни, они были ему по-своему дОроги, несмотря на то, что оставались врагами. Он знал, что среди них много умных, смелых и достойных людей, борцов за свободу своей родины. Беда была в том, что интересы ЕГО родины были совсем иными, порой - диаметрально противоположными. Поэтому, сочувствуя своим "соратникам", он продолжал наносить их стране невидимый, но ощутимый ущерб, для Дела жертвуя своими друзьями, чтобы потом совершенно искренне их оплакивать. Его политика оказывала влияние на весь Ближний Восток, а порой и на весь мир, вызывая недальновидный ропот и рассуждения политиков о "мусульманской чуме". На практике же все было куда сложнее.
Полчаса? Теперь уже меньше. Что ж, пора. На его первую просьбу об отставке его убедили подождать пару лет, пока не будет готов преемник. Теперь же он может спокойно уйти в тень. Ему обеспечили отход - тяжелая болезнь, умело разыгранная с помощью Центра, требовала срочного лечения в Европе или в Америке. Он выбрал Америку - оттуда легче выбраться, затерявшись в одной из южноамериканских стран. К тому же там - более лояльное правительство, с которым Центр легко договорился о помощи. Его поместят в одну из клиник, откуда он тайно скроется. А "его" тело, заколоченное в роскошный гроб, с помпезностью и скорбью отправят потом на "родину".
Только бы ОНИ не предали!
Вертолет подали ровно в десять. Прощаясь, он по-арабски тепло расцеловал всех своих друзей, приближенных и министров и помахал рукой огромной толпе народа, собравшейся проводить своего Заима. Народ скорбно шумел, многие плакали. Он тоже вдруг почувствовал предательское покалывание в горле, но только грустно улыбнулся. Наконец вертолет взмыл в воздух и, сделав прощальный круг над колышущимся людским морем, уверенно полетел в сторону аэропорта. И правителю вдруг стало невыносимо тоскливо. Почему-то показалось, что там, внизу, осталась его настоящая жизнь, его друзья, его почетная обеспеченная старость. А что ждало его за океаном, в этом новом для него мире? Конечно, он богат и свободен. Но эта ли свобода нужна ему теперь?
Совершенно запутавшись в своих чувствах, Правитель устало прикрыл веки и постарался больше ни о чем не думать.
Впереди показался аэропорт.