Ей было тридцать шесть. Имея полуразрушенную квартирку-подвал на окраине города и Дворнягу, потрепанную, тощую, голодную, как сама хозяйка, они каким-то образом выживали. Соседка иногда подкидывала буханку чёрствого хлеба из булочной, а кости Дворняга искала сама, на ближайшей помойке. Заботливые родители оставили тридцать шесть лет назад ее у дверей приюта, положив в подарок коробку спичек. Она никогда не понимала зачем? Однако бережно хранила этот волшебный дар. Вокруг неё всё было в бледно-серых тонах, порой мрачных и беспросветных. Радио, телевидение, компьютеры – эти названия ей неведомы, как неизвестны Достоевский, Тургенев и Чехов. Она привыкла к такому существованию. Постоянно урчащий живот, сырость, едкий запах химикатов. Она была чужда миру, как и мир, был чужд ей. Никогда не видела хвалёных красот природы, да и сама была отгорожена от всего полуразрушенной квартиркой-подвалом. Жила? – хм, скорее выживала. Любила? – ненавидела себя, постоянно перебирая в руках спички, как память о чём-то родном и незнакомом.
Однажды Дворняга притащила с помойки палку, пропитанную странной вонью. Она не могла понять, откуда просочился ещё один едкий запах. Впервые за всё своё слепое существование чиркнула спичкой, мгновенно ощутив теплоту, неведомую прежде. Сквозь бледно-серую пелену мрака прорезался отблеск, жадно поглощающий и обжигающий. В последний раз услышала визгливый лай Дворняги. В последний раз вскрикнула сама, так и не увидев нового цвета - зарева пламени, которое грызло полуразрушенную квартирку-подвал.