Глава 69. Начало блокады

Иван Григорьев
 На следующее утро выдался густой туман и я, не слушая женские уговоры, пошел в совхозный огород. Думал, что прицельной стрельбы из-за тумана не будет и меня не заметят немцы. Прячась за сараями, которых у нашего дома полно. У каждого хозяина квартиры был свой сарай. Вышел на открытое место. Нагнувшись чуть не до земли, двигаюсь по ручью между гряд. Вдруг тихий окрик.
- Куда же ты лезешь! Тут ведь стреляют.
- Прошу извинить! - ответил я лежащему между картофельных борозд молодому моряку, который периодически стрелял в направлении Красненького кладбища. Пули его винтовки, взвизгивая, летели в сторону неприятеля. Звук выстрела в тумане приглушался. Я говорю:
- Браток, семи смертям не бывать, а одной не миновать.
- Ну, смотри... Я тебя не гоню. Сам сумей маскироваться.
- Спасибо, друг! Я пособираю картошечки, да вон за тобой морковки с грядки поберу...

 Вот так я сделал первый поход за овощами на линии фронта. К вечеру туман рассеялся. Начался артобстрел со стороны Дачного поселка. Я после обеда пошел походить между сараями, чтобы поискать открытые сараи, где возможен остаток дров для плиты. Вижу метров в ста разорвался снаряд. Там стояли лошади. Решил бежать туда, в надежде добыть мясо убитой лошади.

 На месте взрыва уже собралось несколько солдат и офицеров. Подойдя близко к здоровому коняге с развороченным животом, обратился к солдату:
- Товарищ, разрешите мне взять что-нибудь на питание?
- Спроси у ветеринара. Вон он стоит в накинутой шинели.
Я подошел к ветеринару в тот момент, когда он давал распоряжение двум солдатам.
- Выройте яму и закопайте обоих лошадей, предварительно облив их керосином.
- Товарищ ветеринар, разрешите мне конину взять на мясо? Я вон там живу! У меня семья с малыми ребятами.
- Ни в коем случае! Выполнять, как приказано! А вас, молодой человек, прошу удалиться! Давать на мясо убитых животных категорически воспрещено.
Сколько я ни просил, так и не получил разрешения. Ну, думаю, запомню где они зароют и когда-нибудь выберу время, чтобы выкопать.

 На следующее утро жена дает мне в руки пустой солдатский алюминиевый котелок и просит сходить в столовую жилгородка, где продают чечевичную кашу с растительным маслом. В жилгородке столовая еще работала. Надо было перейти улицу Стачек и пройти по дороге в сторону клуба. Там у кухни уже собралась очередь. Торговля шла полным ходом. Постояв в очереди примерно полчаса, я купил полный котелок каши, рассчитывая порадовать домашних. Только я отошел недалеко от кухни, не дойдя до Стачек, как вдруг раздался взрыв там, откуда я ушел... Снаряд угодил прямо в кухню, разметало взрывом кастрюли с кашей и стоявших в очереди людей.

С горестным настроением я пришел домой. Погоревали о случившемся. Хорошо, что жив остался. Такова реальность военной поры. Потом чечевицу стали выдавать по карточкам и эта каша нам и, особенно, детям здорово надоела.

В сентябре 1941 года мы получили извещение о выселении из дома в Автово в центр города в связи с приближением сюда линии фронта. Дома в Автово были заняты военными. Я получил смотровую на несколько адресов в Октябрьском районе. Обошел несколько адресов, но лучшей оказалась квартира на улице Красной, дом 44, кв. 38 (теперь наб. Адмиралтейского канала, 19). На втором этаже, солнечная. Там была прописана семья из двух человек в двадцатиметровой комнате. Инженер авиастроитель Рычагов и его жена Мария Андреевна. Условия нашего вселения были таковы: Рычаговы по возвращении могли нас выселить, т.к. имели бронь на эту квартиру. Мы всё-таки согласились въехать туда (7 окт. 1941).

Я снова оформился кочегаром в Автове и мне поручено было следить за сохранностью водопровода тех домов, потому что в подвале одного из пятиэтажек находились штабы разведки, артиллерии и пехоты. Для военных в одной из квартир была оборудована столовая. Солдатам готовили в большом котле прачечной, что между домов.

Я приспособился создавать запас еды для семьи. Во-первых, у солдат были отходы свежей капусты. По договору с поварами, они бросали в поставленную мной корзину все загрязненные и зеленые листочки. При наполнении корзины, я относил капусту домой. Это было не просто. Транспорт не ходил уже, а пешком нужно пройти в сумме 16 километров, домой и обратно.

Во-вторых, в офицерской столовой я попросил официантку собирать в ведро все остатки с тарелок, кусочки хлеба любой величины. Принесу домой, Маруся всё переберёт - что-то на сковороде пережарит, а что-то прокипятит. Таким способом собиралось дополнительное питание. Рабочая карточка на продукты была только у меня, две детские и одна иждивенческая. По этим карточкам еды явно не хватало даже жить впроголодь.

Алексей Алексеич с тещей таких возможностей добавки к питанию не имели, кроме своих карточек, рабочей и иждивенческой. Поэтому мы стали объединять все свои продукты и готовить общий обед и хлеб на общей тарелке.

Наступила осень 1941 года. Ленинград в блокаде. Семья уже перевезена в центр города, но там отопление уже не работало. Надо было что-то придумать. Я нашел лист железа и при помощи ножниц, молотка и лома сделал печку-буржуйку, а ее дымовые трубы встроил в круглую печь. С помощью этой печурки готовили обеды, кипятили чай, грелись, сушили обувь.

Я стал ходить домой через день. Приду, отдам собранные продукты, пообедаю вместе и опять к ночи ухожу в Автово. Там для ночлега в холодной квартире был оставлен диван и одно одеяло. Было уже холодно, сильно дуло из подвала через пол. Но простуды избежал.