Не было ничего.
Ни вселенной, ни мира, ни времени. Бескрайняя шаль океана, отороченная бахромой неискончаемых пляжей, еще не кутала в свою давящую теплоту обнаженную земную твердь; невесомый южный ветер еще не ласкал своей дланью верхушки гордо вскинувших курчавые головы зеленооких тополей и не путался у ног изумрудных трав; не тревожила лесной покой торопливая, деловитая человеческая речь. Пустота и безмолвие….
И нельзя было сказать, какими они были, ибо не было никого, кто бы наблюдал первую и вслушивался во второго. Но что-то было еще… Что-то, что рождалось из соприкосновения безмолвия и пустоты, что-то, что росло в них и, переполненным сосудом, изливалось из одного в другую и обратно. И это было напряжение, это был огонь! В безумии своей несокрушимости, как неопытное дитя, в желании свободы разрывающее утробу своей матери, он вырвался из стыка своих прародителей и силой своей погубил их.
И не было ничего. Ни богов, ни хаоса, ни порядка. Бесконечная пустота уже не окутывала неощутимым саваном неразговорчивое безмолвие; одинокие звезды еще не несли в пространство ослепительные крики о своей преждевременной кончине; бездушные вселенные не расширяли несокрушимое число своих галактик.
Огонь! И несся он с несокрушимой силой, не подвластный ни пространству, ни времени, ни мысли. Бездушные языки ласкали друг друга в диком безумии пытаясь утолить неиспитую страсть. В первобытном ритме отплясывали они танец страсти, переливаясь и перевоплощаясь, приближаясь и отступая. Но не могли они совладать с собой, ибо не знали размеров силы своей.
И затихли языки пламени и разорвались по опаленным стыкам. Плавными изгибами, будто холмами, замерли в нескончаемых линиях человеческого тела. Раскаленная и изменчивая поверхность огня замерла пульсирующими клетками прохладной матовой кожи. Тысячи огненных язычков заскользили по стройному стану золотисто-песочными прядями. Миллиарды крохотных огненных искр замерли в бездонной глубине ее глаз радужными бликами. И была Лилит.
И не было ничего. Ни безмолвия, ни пустоты, ни огня. Наивный юноша еще не влюблялся в недоступную синеокую красотку; молодая мать еще не орошала прекрасное лицо слезами боли и радости, разрешаясь от бремени; не стоял еще Каин над телом бездыханного брата своего. Но была Лилит. Несокрушимая и неподвластная, манящая и далекая, желанная и желающая. Но, подобно первородному пламени, пожирала себя неподвластная внешним силам любовь, ибо не было и не существует силы мощнее ее. И разметалась она тысячами тысяч частичек, разорванная полнотою своей.
И было все.
Раскатились бильярдными шариками по крохотным вселенным мельчайшие планеты, как на детской ладошке лежащие на поверхности многоликих галактик; сплелись непередаваемыми гранями извечно ненасытные любовники – охлаждающее море и обжигающая суша; вросли в земную твердь густыми прядями шелковистые травы; заспешило в показном бездушии вечно спешащее время. Но не было в этом мире ни безмолвия, ни пустоты, ни огня. Но первые любовники уже стремились найти утоление жажды друг в друге. И в момент страсти неопытный мужчина заглянул в глаза своей возлюбленной и в неискончаемой их глубине, в неиссякаемых бликах радужной красоты, увидел он ту, которая распалась тысячами осколков и воплотилась внутри каждой женщины. И ощутил он красоту, и услышал безмолвие, и сгорел в огне.
И не было ничего, ибо была любовь…