Зимняя ночь в детском саду.
Всё началось с того, что Лика Воробьёва решила повеситься.
Абсурдные идеи в голову Лики заглядывали частенько. Она то учила японский язык, то влюблялась в женатых парней или, ещё того хуже, в учителей, то намеревалась спасти мир (от чего именно, она никогда не могла вразумительно ответить), то учила танцевать своего старого попугая… Список этот можно продолжать до бесконечности. В нашем классе никто не удивлялся, если Лика появлялась в кабинете посреди урока с ярко-розовыми волосами или с чудовищными зелёными косичками. Старая классная руководительница каждый раз хваталась за сердце и звонила её родителям, но никаких видимых результатов это не приносило. Когда все нормальные люди готовились к выпускным экзаменам, Воробьёва забросила учёбу и всю себя посветила разведению черепашек.
И вот теперь ей взбрело в голову повеситься.
Причин для этого нашлось поразительно много. Во-первых, дома начались скандалы по поводу Ликиной учёбы и нового, сине-оранжевого цвета волос. Во-вторых, черепашки приживались явно неохотно и не спешили размножаться. В-третьих, парень, с которым она встречалась целых два месяца, не выдержал стремительного характера девушки и ушёл к жене. В-четвёртых, дух Иосифа Сталина так и не появился в её комнате в Святочную ночь, хотя она усердно вызывала его, намереваясь высказать ему всё, что она думает о его политике и о нём самом вообще. Лика билась часа три, бормоча заклинания и водя иголкой по исписанному листу бумаги, но дух не пожелал выслушивать гадости и ничем себя не обнаружил. В-пятых, физичка, математичка, химичка и даже обычно снисходительная учительница литературы были непреклонны и выставили тройки за полугодие. В-шестых, она поправилась на три килограмма. Ну, и что же ей оставалось делать? Разумеется, вешаться.
Дело, на первый взгляд, несложное, да и оборудование требуется элементарное. Но на поверку всё оказалось не так-то просто. Семья у Лики большая. Родители, три брата, мамина племянница и глухая бабушка толклись в одной квартире, и хоть кто-нибудь всегда находился дома. Вешаться же в присутствии родственников довольно затруднительно. Подругу просить: «Будь другом, пусти меня к себе в квартиру повеситься» как-то неудобно. Поэтому Лика, не придумав ничего лучшего, решила осуществить задуманное в детском саду. Чтобы не напугать никого, пошла туда поздним вечером под предлогом, что будет пить чай с одноклассницей. Аккуратно запихала в дамскую сумочку бельевую верёвку и разрекламированное мыло «Dave» и, с грустью взглянув на черепашек и впервые пылко расцеловав братьев, вытирая слёзы острой жалости к себе, она отправилась в свой последний путь. И неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы Коля Лаврин не расстался с любимой девушкой и не напился до безобразия в том же детском садике. Потому что в ту морозную ночь ему тоже пришла в голову мысль повеситься.
…Коле было плохо, больно и обидно. Но уж коли досталась ему такая судьба – быть брошенным, это накладывало на него свои обязанности. Коля следовал им строго, хотя скорее инстинктивно, нежели осознанно.
Для начала он нежно перецеловал её фотографии и убрал с письменного стола в ящик. Потом позвонил друзьям и рассказал, что она, оказывается, дура, стерва и та-акая дрянь!.. В-общем, нужно срочно напиться. Друзья утешили, что она его не стоит, и всем это сразу было понятно, она, дескать, за каждым парнем увивалась (только раньше они этого почему-то сказать не могли – стеснялись, наверное). Итак, беседа окончилась тем, что Колю решили морально поддержать вечером в детском саду.
Водки было много. С каждой рюмкой друзья всё горячее уверяли его, что она – всего лишь гулящая идиотка, не понимающая, какого парня потеряла. Слава Ритушкин надрывался, доказывая, что она глупая и даже не красивая. «Таких, Колёк, у тебя ещё будет воз и две телеги!» - кричали ему в уши друзья, наполняя пластиковые стаканы. Но Коля, пьянея, почему-то всё больше убеждался, что она – самая обворожительная, умная, изящная и настолько неповторимая, что никого, даже отдалённо похожего на неё, больше не будет. «Как она танцевала, пацаны! – стонал он, залпом выпивая водку. – А какая у неё походка!» Ребята разуверяли его, но он вдруг вскочил и заорал:
«Ты что, её не видел? Ты что несёшь? Это она-то некрасивая? Это она-то… Чего?! Как ты её назвал?!» - и Коля бросился на друзей с кулаками. Его пытались образумить, Слава Ритушкин уговаривал его пойти домой. «Какое домой?! Да вы тут все что, с ума посходили? Она от меня ушла, а вы – домой!»
В качестве лирического отступления хочу заметить, что мороз на улице стоял минус двадцать три. Пьяному и несчастному Коле это было всё равно, он уже не отличал зиму от лета, но приятели его таким равнодушием к своему здоровью не отличались. После бесплодных попыток увести его под белы руки и подложить под дверь родительской квартиры, ребята решили сбегать утеплиться, а заодно протрезветь, чтобы был стимул продолжать вечер. Так как одного Колю оставлять было нельзя, Слава Ритушкин добровольно (по жребию) согласился его охранять.
Итак, компания скрылась за дырявой сеткой забора, а оба приятеля вернулись «к столу». «Ничего, Славка, они все ушли, сволочи, а тебе зато больше достанется! – успокаивал заплетающимся языком Коля. – Пей!» После очередной бутылки, распитой на двоих, Ритушкин сломался. « Я, Колёк, больше не могу». Коля оторвал голову от штурвала детского кораблика. « Что??» Последовало традиционное: «Ты меня уважаешь?» «Да, но…» Слава протянул руку, чтобы убрать стаканчик. Это он зря сделал, потому что разъярённый Коля с размаху ударил его кулаком по голове. Пьяный и замёрзший Ритушкин тут же отключился и растянулся на капитанском мостике.
Коля приступил было к следующей бутылке, но дело пошло как-то вяло. Он остановился, чтобы сообразить, в чём дело. Пить одному оказалось неинтересно. Коля грустно уставился на валяющегося Славу. « Сволочь я, - решил он. – Друга свалил. Он теперь заболеет. И может даже умрёт. А ещё от меня она ушла. Насовсем. Она ушла, Славка умрёт, а я, что же, жить буду? Это несправедливо». Он поднялся. « А если я умру? Так надо, чтобы всё было справедливо. Ну и умру, и Славка тоже, а она узнает и, наверное, придёт на похороны. И может, в лоб поцелует. А может, даже в губы.… Всё. Умирать надо, пора уже». Коля сделал два шага, споткнулся о ногу Славы и упал рядом. «Славка! – думал он, медленно выползая из снега. – Я умру, и он умрёт, а вдруг мы в разные места попадём? Даже если и в Рай. Кто знает, может, он, как армия, на разные части делится. Что, если в разных подразделениях служить будем? Как он тогда узнает, что я прощения прошу? Что я совсем даже не хотел ему по морде дать?» Мутный взгляд Коли выловил на теле Славы торчащий из кармана сотовый телефон. Неверными пальцами наш горемыка набрал текст: «Славка, дружище, прости, я не хотел тебя по морде бить. Ты заходи ко мне, когда в раю будешь». « Так. Теперь он хоть знать будет, что я не хотел. Уж телефон-то у него всегда при себе, я же знаю. Прочтёт и зайдёт ко мне. Я его пивом напою, он и простит». Он встал и аккуратно зашагал прочь от кораблика. «Пивом напою… А в Раю оно будет, пиво это? – серьёзно задумался Коля. И через минуту решил: - Будет. Что ж за Рай, если пива не будет?» Успокоившись на этот счёт, он начал вытаскивать ремень из брюк. Чтобы повеситься на перекладине беседки…
Тем временем в беседке Лика Воробьёва уже устроилась со всеми удобствами. Она установила на снегу ящик, который будет удобно оттолкнуть ногой, надёжно укрепила намыленную верёвку на перекладине, завязала красивую и аккуратную петлю и уже хотела было натянуть её на шею, но в шубе это оказалось крайне неудобно. Лика сбросила её на снег вместе с шарфом и шапкой (согласитесь, вешаться в шапке ужасно глупо). Она вновь забралась на ящик, но теперь мешалось шерстяное горлышко свитера. Лика стянула с себя и его. Дрожа от холода и обнимая голые плечи, она потянулась к верёвке, как вдруг увидела, что в ночной полумгле прямо на неё идёт какой-то парень, расстёгивая брюки…
По садику прокатился пронзительный визг.
Коля поднял голову. И замер на месте от изумления. В беседке, где он хотел повеситься, для него уже приготовили верёвку. Более того, под петлёй стояла и ждала его полуголая девушка с неземным цветом волос. А потом она закричала нечеловеческим голосом…
Перепуганный парень рухнул лицом в снег.
Девушка заверещала ещё громче и бросилась бежать.
- Стой!! – крикнул Коля. – Скажи мне, кто ты! Скажи, у вас там частей много? А пиво дают?
Лика остановилась. Обрадованный парень пополз к ней.
- Мне простят Славку?
Она медленно кивнула.
- Да? А ты меня сейчас с собой забираешь? Я готов, я пойду…
Пущенный в него обломок кирпича выключил сознание Коли.
* * *
- … Мы идём, смотрим – девушка раздетая несётся по сугробам и орёт. Мимо нас пролетела – только мы её и видели. Мы от неё шарахнулись, потом постояли, похохотали. А как дошли до кораблика – так уже стало совсем не смешно: лежит Славка на снегу без сознания, а тебя нет. Мы давай его тормошить, он очухался, Женька с Сашкой его домой потащили. А мы идём дальше, смотрим – ты валяешься, над тобой петля болтается, а вокруг – женские шмотки разбросаны. Ну, думаем, ничего себе – долбанул Славку, раздел девчонку, а потом решил повеситься! Стоим, не знаем, что и делать, а тут ты поворачиваешься и мычишь: « Прошу меня в рай записать вместе со Славкой Ритушкиным».
Палата содрогнулась от смеха. Больные хохотали, от чего скрипели сетки больничных коек. Коля Лаврин смущённо улыбался.
- Да ладно тебе, не красней! – хлопнул его по плечу Славка, улыбаясь во весь рот и прикрывая ладонью огромный синяк. – Я тебе всё прощу, кроме одного. Что ты не хотел меня бить, я, предположим, понял. Но почему ты меня так настойчиво звал в Рай? Ты в моём телефоне белиберду какую-то оставил, что-то вроде: «Будешь в Раю – заходи». А до того времени, значит, что, мне к тебе приходить нельзя?
Коля виновато улыбнулся. В этот момент дверь палаты открылась, и на пороге появилась девушка в рыжей дублёнке и розовыми от мороза щеками.
- Коля, как ты? – она подбежала к нему, поцеловала в голову и начала вытаскивать из пакета фрукты и шоколадки. – Я уже всё знаю. Ты меня, пожалуйста, извини. Я всю ночь думала и поняла, что я не могу без тебя. Ты знаешь, я тебя очень люблю!
В палате воцарилась тишина.
- Я всегда говорил, что она у тебя – умница! – воскликнул Славка.