РОЖДЕНИЕ
Тесно. Со всех сторон жмёт Маленький Мир. Жизненная сила током пробежала по скрюченным лапам. Пора. Задвигались клешнеобразные челюсти, покрытые мелкими волосками. Стенки мглистого Мира оказались съедобными. Он отрывал крошечные кусочки и посылал их в рот. Энергия окутала его воздушным пузырьком, заставляя челюсти работать всё увереннее. Вскоре впереди образовалось просвет, откуда веяло неизвестным, но очень важным, тем самым, ради чего ему пришлось сломать и съесть сущность своего бытия.
Родился.
Вывалился из остатков мягкой скорлупы, расправил восемь тонких ножек. По телу, переливаясь и бурля, катился поток жизни.
Большой Мир оказался доверху наполненным шорохами, присвистами, волнообразными утолщениями и истончениями, которые шли отовсюду, - утробно урчало под ногами, кричало, пощёлкивало и пищало со всех сторон. Звуки атаковали, они жили сами по себе, но уже несли опасность. Жизненная сила заставляла искать убежище. Он был ещё маленьким и слишком уязвимым.
Одним обширным куполом зрения он охватывал все восемь своих острых коленок, а заодно и бесконечное переплетение теней и света наверху. Рядом вдруг что-то стрекотнуло. Он молниеносно бросился в сторону. Ноги, послушно пружиня, несли брюшко над землёй. Укрывшись между чёрным валуном и массивным зелёным стволом, он следил, как мимо с шуршанием проносились десятки полупрозрачных братьев. Личная жизненная сила несла каждого из них по одной ей ведомой траектории.
Он осторожно ощупал щербатый зелёный ствол. Поставил пару лап на уступы, и перебирая ими по жёстким волоскам, вмиг оказался перпендикулярно земле. В купол зрения попало бесчисленное множество таких зелёных стволов. Они мерцали и вибрировали, но в целом не представляли угрозы. То чёрное, влажное, на котором он находился сначала, теперь лежало где-то сбоку.
Внезапный порыв невидимого попытался сбросить его со ствола. Пришлось вжаться брюшком и выбросить тонкую серебристую нить. Но порыв больше не повторился, и он аккуратно продвинулся вперёд, туда, где ствол разделялся на стебель потоньше, уходящий в сторону, и стебель потолще, продолжающий свой путь вверх, в бесконечность.
Его манила следующая развилка. Добравшись туда, он немного помедлил и свернул вбок. С середины стебель превращался в широкую плоскость. Он изучил её со светлой и с тёмной стороны. Плоскость была большая и устойчивая, но в то же время у неё имелись края. И это было хорошо. Светлая сторона плоскости гладкая, испещрённая сотнями прожилок, а тёмная - покрыта волосками. То что надо! Жизненная сила давала ему понять, что это То Самое Место. Он подобрался к самому краю, выпустил нитку, которая легко прилипла к одному из волосков плоскости, и со всего маху сиганул вниз.
Внутри возникло щекочущее ощущение. Ещё одна поверхность впереди, куда он летел, становилась всё больше и больше, пока не заслонила собою весь мир. Он встал на неё и замер на мгновение. Нить надулась парусом.
Он принялся за дело.
ОХОТА
Он был невидим и неуязвим, для чего сплёл укрытие. В основании тёмной стороны плоскости, где края слегка загибалась, он расположил свой кокон, от которого сигнальная нить вела к основанию главной сети.
Низкая, густая вибрация щекотала кончики лапок. На неё луковичными слоями накладывались тонкие колебания различной частоты. Они окутывали всё тело, составляя с ним единое целое. Разница заключалась лишь в том, что если у луковицы слои следуют один за другим, то эти сливались в единый пульсирующий пузырь ощущений.
Он ждал. Он притаился.
Пара волосатых лапок в золотисто-коричневом хитине выставлены из кокона на сигнальную нить, крепящуюся к паутинной раме. Это была толстая прочная сухая нить. Именно она вела свою бесконечную басовитую песнь. Ей вторили радиусы. Через неё же едва ощутимо многоголосо стонали спиралевидные ловчие сети.
Его покрытое волосками тело - совершенный радар. Он не просто ощущал симфонию своих тенет, он был ими, а они были им. Больше, чем ловушка, и больше, чем дом. Паутина была совершенна, и если бы мог, он бы знал об этом.
Хищник умеет ждать, потому что у него нет цели дождаться. Он сам есть цель. Дрожание сигнальной нити единственной уцелевшей струной скрипки Паганини пело о том, куда движется воздух, как гигантские стволы трутся друг о друга, как неподалёку бархатно вибрируют крылья мух.
Он ждал, пока струна не пропела заветного трепета. Пока ещё далеко... но всё ближе и ближе. Вибрация усиливалась. Он наполовину вылез из кокона. Вскоре в правом секторе обзора замаячила размытая тень. Он повернулся передом, чтобы следить за тенью передней парой глаз. Добыча вырисовывалась всё отчётливее. Крылышки её разбивали воздух мелкой рябью, шевеля волоски на его теле. Добычу несло прямо в тенета.
Он замер на мгновение. Есть! Сеть взвыла и закачалась под его лапами. Нервная вибрация добычи отзывалась в каждом её уголке, в каждой ниточке. Клейкие спиралевидные паутинки сковывали её всё крепче, рисунок ломался, а добыча гудела всё глуше и ниже.
СИЛА ЛЮБВИ
Всё началось с ощущения лёгкого беспокойства, закравшегося в туловище вместе с очередной волной воздуха. Словно клочок ветра окутал невидимым облаком. Он приподнял передние лапки, и ощущение усилилось. Тонкий, как самая тонкая паутинка, запах тревожил всё его существо.
Он вылез из укрытия, проверил тенета, которые оказались пустыми, за исключением нескольких сухих веточек, оставленных им без внимания. Вернувшись под укрытие плоскости, он снова замер, вытянув передние лапки вверх. Запах не отпускал его. Непохожий ни на один известный ему прежде, он в то же время был самым правильным и знакомым из всех. Неуловимый, он звал его... звал... тянул к себе с неумолимостью Жизненной силы.
Время Пришло. Он чувствовал это также точно, как когда-то ощутил необходимость разрушить стенки Маленького Мира.
Он ловко спустился с зелёного ствола на тёмную рыхлистую поверхность. Песня тенет стала едва ощутима издалека, а вскоре и вовсе растворилась в хоре кричащего, шуршащего, звенящего многообразия. Он осторожно приблизился к группе стволов напротив, пощупал их волокнистую структуру, обогнул и рванул вперёд, влекомый ниточкой запаха, наматываемой, как на клубок, на его органы чувств. Так он бежал без остановки, пока свет не сменила тьма, а тьму не сменил свет. Запах то усиливался, то таял, пока, наконец, не стал настолько явным и острым, что по нему можно было ходить, словно по плотной пружинящей дорожке.
Дорожка вела вверх.
Он нащупал крупный ствол с едва заметными шероховатостями и стал подниматься навстречу Запаху. Там, среди хитросплетений продолговатых плоскостей, он обнаружил тенета. А посреди, в мареве волшебной ауры, грозно нахохлившись, сидела Она.
Он нашёл несущую нить её паутинной рамы, самую сухую и прочную, зацепил коготком передней лапки и отпустил. Нить затрепетала, всполошив близлежащие ловчие сети.
Она развернулась в Его направлении. Он дёрнул за нить ещё несколько раз. И Она резко бросилась в Его сторону, как если бы Он был добычей. Он скрылся под ближайшей плоскостью.
Так повторялось несколько раз. Он призывал её главной струной паутины, она приближалась с намерением атаковать, и каждый раз ему приходилось ретироваться. Жизненная сила заставляла продолжать эту игру вновь и вновь до некоего логического завершения, которое всё никак не наступало.
В какой-то момент, находясь на тёмной стороне плоскости, он почувствовал, как сгустились тени, звуки затаились, а воздух стал плотным как вода. И эту напряжённую тишину вскоре разорвал оглушительный чавкающий звук. Слева - ШЛЁП! Справа - ШЛЁП! Сверху, снизу, отовсюду, всё быстрее и быстрее, будто не желая опоздать. Он вжался всеми восемью ножками в волосистую структуру плоскости. Вверху жалобно стонала паутина, где-то давала отпор водяным бомбам, а где-то не выдерживала и прорывалась. Мир бесновался. Плоскость, под которой он пытался укрыться, дёргалась и подпрыгивала, то и дело подставляя его тельце атакам крупных прозрачных сгустков. Пространства между волосков на его ногах и спине были сплошь усыпаны мелкими бусинами.
Когда в очередной раз плоскость подпрыгнула и повернулась боком, он успел смутно увидеть, а больше ощутить всем телом надвигающуюся жидкую линзу, отражающую пляшущее безумие листвы. В следующее мгновение он выбросил нить, поджал лапки и камнем упал вниз. Бурный воздушный поток понёс его в сторону, нить продолжала тянуться. Он летел и летел, пока окончательно не потерял все ориентиры. Нить зацепилась за какие-то стволы, его ещё немного проволокло прямо над поверхностью, которая стала чёрной из-за сочившейся влаги, и, наконец, бросило вниз. Он лежал, скрючив лапки под брюшком, прижатый клейкой жидкостью к одному из стволов, пока вода с тонким писком не ушла в землю.
Волоски прилипли к телу, звуки ощущались смято и неточно, запахи перемешались друг с другом, в них главной нотой звучал запах влаги. Стихия угомонилась. Он встал на ножки и замер, давая себе обсохнуть.
Вокруг пробуждалась жизнь.
Он ждал момента, когда Жизненная сила направит его в нужную сторону. Нить Запаха снова повисла в воздухе, маня за собой. Он помчался, лавируя между стволами, пока не упёрся в огромную преграду, уходящую своими сторонами в бесконечность. По структуре она была непохожа на всё то, что ему доводилось щупать раньше. Пористая и твёрдая глыба встала на его пути. Он быстро забрался на самый гребень, прошёлся вдоль него и спустился на серую бугристую поверхность. Позади возвышался только что преодоленный им утёс, а впереди, сколько хватало способностей органов чувств, простиралась серая пустыня, за пределами которой явственно ощущался Запах. Он уже было собрался совершить очередной рывок, как вдруг плоскость под ногами зловеще завибрировала. Он прижал брюшко к земле и замер, притворившись мёртвым. Вибрация приостановилась. Вокруг нависли неподвижные тени. Он ещё немного подождал. Казалось, опасность, рассеялась. Он приподнял брюшко, аккуратно двинулс.................
ФАТУМ
Стоял 1982 год в радостных польских бусах и коричневых сандалиях фабрики "Скороход". Девочка Анечка пяти лет от роду шла за ручку с мамой Наташей, а та в свою очередь под ручку с папой Колей по улице Панфилова мимо магазина радиотоваров, мимо железнодорожного вокзала, мимо Политеха. Шли они к тёте Нине, родной сестре Наташиной мамы, Аниной бабушки и папиной тёщи. Так уж повелось, что одна сестра, бабушка Люда, жила в деревне, а вторая тётя Нина - в городе. Было это очень удобно, если ребёнка нужно срочно сдать на воспитание, но при этом не отвозить в деревню.
Улица Панфилова была очень зелёной улицей, как практически все улицы города Икс. На газонах шевелили буйными гривами кусты, деревья и травы всех мастей, автомобилей было не так много, всё больше общественный транспорт и грузовики, так что воздух отличался редкой дачной чистотой.
Папа с мамой шли прогулочным шагом. Погода стояла тёплая. Анечку нарядили в едва прикрывающее попу весёленькое платье и белую панамку с дырками для хвостиков или просто для вентиляции головы - кто их знает, дизайнеров советских панам. Она семенила рядом и разглядывала окружающие кусты, потому как больше в пределы её обзора ничего не попадало. Можно, конечно, задрать голову вверх, но что нового она могла там увидеть, кроме неба и верхушек высоченных берёз. Кроме того, кто пробовал, подтвердит, что ходить с задранной головой мало того, что опасно, так ещё и неудобно.
- Аня! Смотри скорее! - сказал вдруг папа и остановился.
Мама тоже остановилась, выпустила Анину ручку, и все трое уставились под ноги. Там, на посеревшем от старости асфальте, прямо в пешеходную зону из своего травяного царства выбрался паучок. Это был довольно большой, неопределённо-коричневого цвета представитель отряда арахнид на длинных, но крепких лапах.
- Смотри, Анечка, паучок!
Голоса у папы и мамы были удивлёнными, будто они и вправду в первый раз столкнулись с этаким чудом природы. В Аничкиной голове под белой панамкой происходили сложные мыслительные процессы.
Паучок замер в нерешительности. Потом рванул вперёд, и в тот же миг Аничкина ножка вдавила его в асфальт.
Мама с папой разогнулись в недоумении. Папа хохотнул, а мама сказала:
- Анечка! Ты зачем его убила? А вдруг у него там, в траве, детки остались? Ждут его, плачут... А он больше к ним не вернётся...
- Всё правильно, так и надо! - подшучивал папа. - Сходи, поищи, может, там ещё кто-нибудь ползает - убей всех!
Анечка огорчилась. В её голове столкнулись две взаимоисключающие идеи: пауки дома - это страшно и плохо, папа их веником! А пауки на улице живые, трепетные, в траве у них детки плачут... они будут ждать, а мама не вернётся. Вот так.
Всю дорогу до тёти Нины Анечка чувствовала себя виноватой, а потом позабыла.
ЭПИЛОГ
Этот текст посвящается всем удивительным, необыкновенным, но при этом абсолютно беззащитным перед нами существам.