«И по-прежнему лучами серебрит простор Луна…»
В начале 90-х в нашем городе открылась школа для особо-одарённых детей. Организаторами были доморощенные энтузиасты: женщина-инвалид, поэтесса к тому же, и её идейное окружение. Моя мама, руководствуясь извечной родительской убеждённостью в том, что их чадо самое, что ни на есть, особенное и одарённое, поспешила отвести меня туда. На тот момент в своей обычной школе с английским уклоном я училась в 6-м классе. Особенным желанием к переменам не горела, но и от попытки вычисления собственной одарённости не отказалась. Вступительный экзамен, состоящий из одного только сочинения, проходил прямо у поэтессы в квартире, а школьное здание должно было вот-вот быть сдано в эксплуатацию.
Когда мы пришли, квартира уже была битком набита детьми примерно моего возраста и их родителями. В середине самой большой комнаты стоял длинный стол, составленный, по-видимому, из всех имеющихся в этом доме столов. Детей усадили за него на разномастные стулья, выдали ручки и листы бумаги. Родителей вытеснили в коридор. Наконец, в комнату на инвалидном кресле вкатилась поэтесса. Тело её, усохшее, по-детски недоразвитое, по пояс укрывал клетчатый плед. Снаружи виднелись скрюченные, похожие на куриные лапки, руки в синих венах, узенькие плечи и большая голова. Лицо поэтессы было столь же уродливо, как и тело, но глаза светились энтузиазмом.
«Дети! – сказала поэтесса ахмадуллинским голосом. – У вас будет полтора часа. Возьмите ручки и запишите тему сочинения».
Мы взяли ручки.
«И по-прежнему лучами серебрит простор Луна... - одухотворённо. – Фантазируйте!»
На тот момент ещё не прочитав Брэдбери, я подумала, что за дурацкая тема? Окружающие меня конкуренты и конкурентки склонились над листочками и тут же застрочили. Я возвела глаза к потолку, к стенам, погрызла выданную ручку и начала писать...
Я так и не закончила своего сочинения. Потому что уже на середине поняла, что абсолютно не представляю себе, как оно должно заканчиваться, и что полтора отведённых на него часа для меня – капля в море. Тогда я взяла свой листочек, сложила его в сумку и под шумок покинула эту странную компанию. Все оставшиеся 5 лет я проучилась в своей школе с английским уклоном, о чём потом нисколько не пожалела.
Сочинение так и оставалось недописанным. До сих пор. Недавно я решила исправить историческую несправедливость. Сюжет тот же. Зато теперь появился конец, изменилось название, да и стиль изложения. В общем, не стану затягивать вступления...
13-й час после полуночи.
Тёмное помещение, пронизанное парой объёмных лучей света, похожих на призрачные рулоны. В лучах вяло вихрятся пылинки. На полу, угнездившись между старым чемоданом и швейной машинкой, сложив голову на стопку ветхих газет, спит девочка лет 12. На ней белая хлопковая сорочка в мелкую ягодку. Кажется, что она немного светится в темноте. Тёмно-русые волосы девочки заплетены в длинную толстую косу, хвост которой лентой привязан к основанию косы.
Из глубокого сна девочка выходит по ступеням ощущений.
Сначала был запах. Пряно пахло чужой пылью. Пыль – смесь частичек дома и людей, живущих в нём: крошечные кусочки отмершей кожи, стареющая бумага книг и газет, побелка, обои, одежда, вобравшая в себя человеческие феромоны и аромат духов, и ещё множество всякого хлама, вместе образующего неповторимый как отпечатки пальцев запах дома. Так вот этот самый запах, который она начала чувствовать сквозь сон, не был неприятным или слишком сильным, просто он был чужим. В какой-то момент он вторгся в её сон и слился с ним.
Звук оказался бесцеремонней:
«Хшшссс-хшшссс (шёлк) БОММ-БОММ…»
Он, буквально, в клочья разорвал полотно ночной тишины. Девочка сонно нахмурилась, потянулась худенькими руками до дрожи в мышцах.
Размеренное «БОММ-БОММ...» сопровождалось шипением и пощёлкиваниями. Было похоже на древний механизм, чудом приведённый в действие после многолетнего перерыва. Увесистый металлический звук резонировал по углам. Часы? Но откуда вдруг в их квартире, обычной хрущёвке, взяться старинным часам с боем? Я не дома – первая тревожная мысль. Глаза моментально распахнулись, забегали по сторонам, но без пользы. Вокруг ничего, кроме кромешной тьмы и двух пересекающих её посередине прозрачных труб. Холодея от страха, девочка вслепую ощупала окружавшие её предметы. Слева что-то мягкое, кожистое, справа – жёсткое, изогнутой формы. «Ай! Вссссс!» - укололась иголкой и сунула палец в рот.
Глаза постепенно привыкли к темноте, но от этого не стало яснее, где она находится. Тем временем часы умолкли, а она так и не успела насчитать количество БОМов, чтобы, по крайней мере, знать, который час. Словно по её желанию, в отдалении опять заскворчало, механизм пришёл в действие и отбил 13 раз. Тринадцать раз. Тринадцать. Не похоже, чтобы был разгар дня, да и маятниковые часы вроде подчиняются 12-часовой системе отсчёта. 13 раз. Ну и часы! Не могло ли быть ошибки?
Девочка поднялась и растопырила руки, определяя себя в пространстве. Темнота казалась вязкой, почти ощутимой на ощупь, как тончайший тюль. Девочка сделала несколько шагов вперёд, к прозрачным трубам, единственным видимым в этом помещении предметам. В трубах кишела жизнь, плясали светящиеся точки. «Это же просто свет!» - улыбнулась она и помахала ладошкой в бледно-голубом луче. Источниками таинственных «труб» оказались дыры в плотных портьерах.
А где портьеры, там и окно! По пути к нему под ногами что-то рассыпалось, опрокинулось, пустилось вскачь. Девочка распахнула отяжелевший от старости бархат. В воздух взвились клубы пыли, и она, конечно, от души чихнула.
Окно оказалось узким и длинным с множеством перегородок. За ним, насколько хватало обзора, простиралось безоблачное ночное небо без единой звезды на нём, зато с огромной как в кино луной, разливавшей своё пронзительное седое сияние. Кроме неба увидеть ещё хоть что-то не удалось, сколько она ни старалась.
Зато таинственное помещение стало в меру освещено. При ближайшем рассмотрении оно напоминало старый чердак давно покинутого дома. Деревянный настил из широких грубых досок, такие же деревянные стены и уходящий в неведомую перспективу потолок. Всё сплошь заставлено старым хламом. Всевозможных размеров и стилей шкафы, комоды и тумбочки вдоль стен; поставленный на бок кованый остов кровати, заваленный ветхим бельём; ряд стоячих вешалок, похожих на горбатых людей в бесформенных пальто; перевёрнутое плетёное кресло с торчащими в разные стороны прутьями; задумчиво прислонившиеся к комоду часы. Наверно, это были те самые часы, которые разбудили её. Девочка пробралась к ним по узкой тропинке, оставленной кем-то среди книжных холмов. Часы пахли лаком и старостью. Маятник покрыт паутиной, а циферблат запорошен пылью настолько, что не видно ни стрелок, ни цифр.
Странно, но незнакомое место больше не внушало девочке страха, скорее, жгучее любопытство и какое-то таинственное умиротворение.
Она протянула руку к циферблату.
«Шёлк! БОММ-БОММ…» - громко и отчётливо вдруг заработал механизм, словно в предыдущие два раза ему удалось прочистить горло. От неожиданности девочка отскочила назад и села прямо в раскрытую пасть сундука. На этот раз ей хватило сообразительности сосчитать количество ударов. «…десять… одиннадцать… двенадцать… тринадцать! Ого!» Создавалось ощущение, что часы раз за разом настаивали на своём.
- Да они просто сломанные! – сказала девочка вслух.
Тем временем в сундуке что-то хрустнуло. Девочка отогнула тряпку и достала длинные жемчужные бусы, а вслед за ними потянулись крупные серьги и золотые цепочки, с которых, позвякивая, опадали крупные перстни, словно перезрелые груши. Она уставилась на эти сокровища, затаив дыхание. «Мне это просто снится... », - решила она и ущипнула себя за щёку до того сильно, что из глаз брызнули слёзы.
Нарядившись в бусы, свисавшие ей до колен, она продолжила осмотр чердака. Пробраться во все углы не удалось из-за грандиозных завалов. Зато в стене напротив окна обнаружилась дверь. Она была плотно забита досками и вдобавок задрапирована цветастой шторкой. Больше на чердаке не было ни одного выхода. Девочка пару раз стукнула пяткой в дверь, приложилась ухом и прислушалась. Ватная тишина в ответ. Она вернулась к сундуку, присела на ближайшую стопку книг и стала рассеянно перебирать брошки, бусы, камни и монетки.
Вдруг раздался настоящий грохот, от которого пол слегка завибрировал, а в шкафах тоненько запели стёкла. Она успела только заметить, как шторка вздыбилась над заколоченной дверью. Не помня себя от страха, девочка прыгнула к окну в ближайшее укрытие, сжалась в комочек и закрыла голову руками.
«Началось» - что именно началось, додумать было некогда. Звук приблизился и замер где-то над её головой.
«Хф-рррр!» На руки дунуло горячим и влажным. Совсем рядом перестукнуло. Каким-то образом звук перестал нести в себе угрозу. Её пальцев щекотяще коснулось что-то тёплое. Девочка взвизгнула и опрокинулась на спину, пряча руки.
Перед ней стояла Лошадь. Серебристая в лунном свете, с грустными коричневыми глазами, в которых отражалось по луне. На спине до самого хвоста на ней громоздилась большая мятая накидка. Так вот откуда грохот! Стук подков по деревянному полу. Девочка и Лошадь с минуту разглядывали друг друга.
- Ну, здравствуй, что ли!
Губы лошади в наипрямейшем из всех прямых смыслов раздвинулись, мелькнули обыкновенные, то есть самые настоящие лошадиные язык и зубы, и в результате в воздухе зависла эта фраза.
- А? – девочка исторгла вопросительный полувздох, протёрла глаза кулачками, не вполне понимая, что с ней происходит.
- Ты, вообще, говорящая? – усмехнулась лошадь, качнув головой вверх-вниз вроде бы по-лошадиному, и в то же время именно с тем смыслом, который в эту фразу вложил бы человек.
- Да! - согласилась девочка.
От волнения во рту внезапно пересохло. Прямой физической угрозы от Лошади она не чувствовала, но возникла явная угроза здравому смыслу.
- А как это вы?... Как ты это делаешь? – спросила девочка у Лошади вялым голосом, стараясь исподтишка заглянуть ей за спину, чтобы узнать, не стоит ли там некий шутник, который всё это подстроил.
- Как я чего делаю? – буднично переспросила Лошадь и обернулась, чтобы взглянуть, что такого интересного там видит её собеседница.
- Разговариваешь.
- Да очень просто. Так же, как и ты.
Лошадь вдруг улыбнулась. Растянулись её губы, показались зубы рядком, даже глаза прищурились в улыбке. Всё девочкино лицо в ответ вытянулось одной немой буквой «О».
- Да ладно, чего там! Я и петь могу! Но не буду.
- Я не понимаю. Мне это всё снится?
- Ничего подобного. Ты в Комнате Тринадцатого Часа, - важно и отчётливо произнесла Лошадь.
- А как отсюда… то есть, а как я сюда?… Я хочу домой, - захныкала девочка.
- А ну-ка, ну-ка, ну-ка прекратить! Перестать сей же Час, Часы на твою голову! Не для того я едва выбралась из лап этой угрюмой старухи, чтобы выслушивать твоё малодушное нытьё!
- Какой старухи? Какая Комната! Скажи, как я здесь оказалась?
- А вот это уже у тебя надо спросить!
- Но я ничего не знаю! Я легла спать там, а проснулась здесь!
- Глупости! С теми, кто врёт, я вообще отказываюсь разговаривать! – и Лошадь отвернулась, всем видом давая понять, что оскорблена до глубины души.
- Я не вру! Понятно? – разозлилась девочка.
Лошадь шумно дышала, отвернувшись, а девочка смотрела в окно на луну. Обе молчали.
- Ну, хорошо. Я искупалась в море, мы погуляли, я съела яблоко, умылась… и пошла спать! Что же в этом такого? При чём тут Комната и… ты?!
- А ещё ты поговорила с Ней, - пробормотала Лошадь.
- Чего? Не слышу, перестань обижаться! Я, правда, хочу понять!
- Говорю, с Луной говорила! Было?
- Не… - оторопела девочка и вдруг моментально вспомнила.
Густая южная ночь. Мама с папой играют в дартс где-то там, за спиной. А она забралась на перила лицом к невидимому, дышащему солью морю и задрала голову в небо. В ту ночь там висела полная, отчётливая луна. И девочка вспомнила, как разговаривала с ней. Несла какую-то таинственную чушь. Кто бы мог подумать?
- Говорила…
Она подумала о маме с папой, о том, как они далеко, а она неизвестно где, и никто не может ей не то что помочь, а даже объяснить толком, что случилось. Ей стало жаль себя. В горле сгустился комок, и она всхлипнула.
- То-то же.
- И что мне теперь делать?
- Ну, не знаю… - Лошадь картинно завела глаза к потолку.
Девочка вскочила.
- Пожалуйста, пожалуйста, помоги мне!
- Тогда сначала ты помоги мне, идёт? – Лошадь весело подмигнула.
- Хорошо, - с сомнением в голосе согласилась девочка. Она уже предчувствовала какой-то подвох. – А что нужно делать?
- Почистить мои крылья.
- Крылья?
Впрочем, что уж тут удивляться. Наряду с прочими обстоятельствами этой ночи, крылья говорящей лошади – сущие пустяки! Девочка поглядела на Лошадь сбоку. То, что сперва в темноте показалось ей накидкой, в действительности оказалось двумя мощными сложенными крыльями из крупных перьев, ничуть не бутафорскими, потому что было ясно видно, как они растут из области лошадиных лопаток. Она с опаской коснулась их кончиками пальцев. Перья были мягкими и прохладными, их хотелось гладить и гладить, но пальцы вдруг застряли в чём-то липком. Девочка брезгливо отдёрнула руку и уставилась на неё. Лошадь повернула голову, фыркнула расширившимися ноздрями.
- Это варенье, - сказала она, потом вытянула шею и лизнула пальцы девочки. – Малиновое. Вот зараза!
- Варенье?
Нагромождение бессмыслиц росло словно мусорная куча. От глубины абсурда девочку спасало только то, что пока они не несли никакой явной угрозы.
- Ну, что же ты? Поживее! У нас не так много времени, милочка. На всё про всё, - Лошадь взглянула в сторону Часов, - не больше получаса. Тринадцатый час не резиновый.
- И что будет дальше?
- Поверь мне, золотце, тебе лучше не знать об этом, - саркастически усмехнулась Лошадь. – Так что – за дело!
Девочка вздохнула и приникла к крыльям. Для обоюдного удобства Лошадь повернулась левым боком к окну. Лунный свет обострил тени, добавил мертвенных красок. Кружевная структура крыльев была основательно подпорчена: тут и там темнели сгустки сладких ягод, склеивших перья. Девочка попробовала отковырять их, но только измазалась сама и вдобавок выдернула пару перьев, после чего воровато покосилась на Лошадь, попыталась избавиться от улики, но перья как назло приклеились к пальцам. Лошадь в это время пустилась в пространные словоизлияния.
- Какой гнусный расчёт! Конечно, им это выгодно, я понимаю. Но я буду жаловаться в Мастерскую! Подумать только! Заманить меня, усыпить бдительность и коварно воспользоваться моей беспомощностью! – она закатила глаза в негодовании. – О, как это характерно для двуногих! Подлость и ещё раз подлость! Что ты там возишься? – она грациозно изогнула шею.
Девочка спрятала за спину руки, сплошь покрытые вареньем и рваными перьями. Лошадь веером раскрыла левое крыло и недоумённо уставилась на него.
- Да что же это ты делаешь? Ты что?! Так мы и за год не управимся!
- А как? Оно не отчищается! Нужна хотя бы вода и мыло! – сказала девочка с горечью, накопившейся от безуспешных попыток.
- Ну, знаешь ли! Какая беспросветная тупость! А на что тебе Лунный Свет?
Девочка почувствовала себя примерно так, как должен чувствовать себя двоечник на уроке алгебры, когда учитель даёт ему очевидную подсказку, а он и той не в состоянии понять, потому что даже не открывал учебник. Тут же от досады подступили слёзы.
- При чём тут Свет?! Я не знаю! Я не понимаю! Я не могу!!!
Она неожиданно для самой себя расплакалась, присела у окна, обхватив колени липкими руками.
- Я хочу домой… я хочу домой… - только и повторяла она.
В ухо нежно фыркнули. Похоже, своенравная Лошадь расчувствовалась.
- Да ладно тебе! Ну, давай без истерик, - она толкнула девочку мордой, а та не удержала равновесия и повалилась на пол. – У меня вылетело из головы, что тебе могут быть неизвестны столь обыденные вещи! Ведь как-то ты всё-таки сюда попала… вот я и подумала… Ну, вставай же, набирай пригоршнями Лунный Свет, лей его прямо на варенье, и у тебя всё получится! Беда в том, что у меня нет пригоршней, а так бы я и сама справилась!
Девочка взглянула на Лошадь, захлопала мокрыми стрелками ресниц, чтобы расплывчатый образ вернулся в рамки. Лошадь улыбалась и подбадривающе мотала головой, волоски на её губах подрагивали в такт. Девочка шагнула к окну и нерешительно подняла руки, сложив ладошки лодочкой. То, что случилось следом, оказалось самым невероятным из всего, что уже успело с ней здесь произойти. Образовавшийся колодец темноты в её ладошках стал заполняться мутными струйками света. Они просачивались сквозь щелки между пальцами, постепенно наполняя пригоршни до краёв, как подземная вода, если раскопать ямку рядом с озером. Это был концентрат лунного света, похожий на крохотное серное озеро, мглисто-голубой, невесомый, он колыхался в её ладонях, нечто среднее между дымом и водой. Затаив дыхание, она уставилась на свои руки, на то чудо, что они держали, в восторге взглянула на Лошадь, потом опять на Лунный Свет. Затем сделала пару робких шагов к лошадиным крыльям, поднесла полные пригоршни к липкому пятну и смотрела, как тонкой струйкой с кончиков её пальцев Лунный Свет стекал на перья, оставляя после себя искристую чистоту.
- А ты говоришь мыло!
Девочка только улыбнулась в ответ, подскочила к окну и сложила ладошки, набирая очередную порцию Лунного Света. Дело спорилось. Лошадь тем временем расслабилась и увлеклась рассказом о том, как некая коварная Дама пригласила её на чай в свой паутинный домик, пообещав угостить малиновым вареньем, зная о такой её, Лошади, слабости к этому лакомству. Лошадь, конечно, не смогла устоять. А кто бы смог? Нет, вы скажите, кто бы смог устоять? Но с двуногими надо всегда быть на чеку. Здесь, в Подлунном мире, сложно угадать, что у них на уме. Дама, безусловно, строила планы насчёт пленников Комнаты Тринадцатого Часа. Она собиралась помешать посреднику вызволить узника. Кто посредник? Ну, конечно же, Лошадь! Лунная Лошадь – и есть посредник, связующее звено, а больше никто не может войти в Комнату, пока длится Тринадцатый Час. Кто узник? Какой, право, глупый вопрос!
Девочка слушала её вполуха, бегая от окна к крыльям с полными пригоршнями Лунного Света. Лошадиная болтовня умиротворяла. Все эти хитросплетения сюжетных линий казались не более, чем бабушкиными сказками. Наконец, дело было сделано. Крылья сверкали и лоснились.
- Всё? – Лошадь расправила их во весь размах и изогнула шею, чтобы оценить работу. – Безупречно. Умничка!
Она пару раз порхнула для проверки, сантиметров на 20 поднялась над полом и плавно опустилась. Воздух взорвался пыльной бурей. Девочка не успела спрятать лицо. Пыль забилась в глаза и в нос. Она тут же принялась чихать, тереть глаза кулаками.
- Прошу прощения, - мимоходом заметила Лошадь. – А теперь пора восвояси. Счастливо!
Она вдруг встала на дыбы и изо всех сил ударила передними копытами по стене с окном. Не раздалось ни звука, только стена, с виду и на ощупь деревянная, плавно как во сне рассыпалась карточным домиком, обнажив заполненное Лунным Светом пространство. Лошадь скакнула прямо туда. Её тёмный силуэт на фоне луны и искрящиеся крылья становились всё более расплывчатыми, словно ледяная скульптура в необычно тёплый зимний день.
- Ты обещала помочь! – в панике закричала девочка.
- Ты можешь идти! Тринадцатый час заканчивается через минуту. Иди по дорожке… не оборачивайся!
Последние слова растворились вместе с Лошадью, будто её и не было.
Никогда ещё девочка не ощущала такой всепоглощающей растерянности. У неё затряслись коленки, зубы щёлкали от ужаса, будто от нестерпимого холода. Можешь идти – но куда? Где дорожка, о которой говорила Лошадь? Она глянула вниз, в ту пропасть, которая образовалась за разрушенной стеной. Сначала ей показалось, что там ничего нет, такая же пустота, что и впереди, но, приглядевшись, она заметила крошечные контуры, похожие на верхушки деревьев, какими они видятся из иллюминатора самолёта. Высота тянула вниз, морозила. Позади вдруг раздался скрежет. Девочка вздрогнула и едва удержалась от падения в сумрачное ничто, схватившись за дверцу шкафа. Часы. «Тринадцатый Час заканчивается с последним ударом…» - поняла она. «БОММ-БОММ…» - неумолимо двигалось время.
Девочка повернулась к разверзнувшейся пропасти. Перехватило дыхание. Луна, казалось, стала больше, свет её – насыщеннее. Она лучилась словно огранённый самоцвет. Лучи складывались в призрачную дорожку, ведущую прямо к её ногам. Девочка протёрла глаза, слезящиеся от пыли, но дорожка не исчезла, стала словно бы ещё отчётливее. Последние удары за спиной несли в себе необъяснимый, первобытный ужас, и уже даже не походили на бой часов.
Девочка зажмурилась. Шагнула в пропасть. Она не упала. Не полетела со свистом вниз. Она сделала ещё один шаг. Потом ещё. Открыла глаза.
---------------------------------------------
Мерцающее серое пространство без верха и низа. Сияющий шар, господствующий в нём. Лёгкие росчерки деревьев рассыпаны крошечными галочками там, где предположительно должна находится земля. Призрачная лунная дорожка. По ней босиком идёт девочка лет 12. На ней белая хлопковая сорочка в мелкую ягодку. Кажется, что она немного светится в темноте. Тёмно-русые волосы девочки заплетены в длинную толстую косу, хвост которой лентой привязан к основанию косы. Лунный свет заливает её лицо, она жмурится. Иногда она складывает ладошки лодочкой, смотрит в них и улыбается. Силуэт девочки постепенно, почти незаметно для нашего глаза меняется. Сорочка в ягодку уступает место майке и шортикам. Девочка становится на голову выше ростом, длинные ноги, тонкие руки, и движения более угловатые. Коса расплетается сама собой. Волосы каскадом ниспадают на худенькую спину. Потом мы видим, как шортики и майка уступают место струящейся полупрозрачной ткани. Волосы стновятся короче и постепенно меняют цвет. Очертания тела смягчаются. Плавные изгибы плеч, талии, ног. Лунная дорожка. По ней босиком, покачивая бёдрами, продолжает идти девушка на вид лет 25. Она не останавливается. Она всё время идёт вперёд. Иногда она складывает ладошки лодочкой, смотрит в них и улыбается...