Познакомимся с Любочкой, симпатичной, смазливой
продавщицей из киоска, где продавалось кислое пиво.
Любочка обладала пышным бюстом. Носила белые колготки.
Темные глаза ее слегка выдвинуты вперед, совсем
незначительно, и это делало лицо Любочки как бы
смотрящее на вас с интересом. В те, доперестроечные
времена, в стране еще не было секса и слова
"сексуальна", а именно это слово могло в точности
охарактеризовать продавщицу из киоска.
Одну единственную ночку, часть ночи, минуты
сладострастия подарила Антону темноглазая киоскерша...
И как долго после этой ночки жила в памяти Антона!
Пожалуй, до его встречи с Блондинкой в бежевом пальто,
Любочка оставалась непревзойденной.
В тот вечер Люба пришла в апартаменты калымщиков с
Наташей, этой рыжей плутовкой, которая накрепко
присохла к Гиви. Она стала просто его рыжей тенью.
Рыжей тенью чернобородого, лысеющего слегка грузина.
Красивого грузина, обаятельного грузина. Аристократа
среди калымщиков.
Праздновали вымышленный день рождения Антона. Было
много водки и консервированной рыбы, все то, что
позволял купить тогдашний скромный сельский потребсоюз.
Прелюдия. Питье. Закусывание. Снова питье и
закусывание. Взгляды поползли смелее. Даже потянулись
руки.
- Убери! - скидывает с плеча руку Антона
кокетливая Любочка.
- Да брось ты ломаться! - говорит подружке
разгоряченная водкой и ставшая еще огненнее Наташка.
- Давайте еще выпьем! За любовь, за то, чтобы все,
кто находится в этом доме, были счастливы с теми, кого
они любят, - начал свою бархатистую речь Гиви, наполняя
граненые стаканы новой порцией водки.
- Выпьем за то, чтобы женщина всегда была
женственной, волнующей и нежной, как ветка цветущей
сирени весенним днем, чтобы ее руки касались любимого
так, как это делает ласковый теплый ветер...
- Выпьем за женщин! - прервал длинную руладу Гиви
Антон. - За наших прекрасных женщин!
Все подняли стаканы. Люба хотела пропустить, но
под бдительным оком Наташки ей это не удалось. Наташка
держала ситуацию в своих руках.
Еще ни с одной из ее спутниц ничего у Антона не
получилось, поскольку ее подружки были сплошь
малолетки. Антон находил развлечения на стороне. А ей
хотелось, чтобы она приходила к калымщикам не одна, и в
этом интересы Наташки и Антона совпадали. Люба являлась
очередной попыткой Наташки уложить Антона с кем-то в
постель.
Хрипел калека-магнитофон, оставленный бригаде
Шуриком Лосятниковым. Суррогат музыки, суррогат питья и
еды, суррогат отношений.
Вся жизнь - суррогат. Не грех и выпить!
Как не длинно застолье, а конец всегда неминуем. И
вот уже Наташка стелет "супружескую постель". Они с
Гиви на двухместной кровати, на перине, которую
притащила Наташка. Антону с Любой предстояло провести
ночь на провисшей раскладушке. И кровать, и раскладушка
в одной маленькой комнате. Наверное, можно было
перенести и матрас, и раскладушку в другую комнату,
ведь любовь все же чувство глубоко интимное. Впрочем,
кому это было внове? Наташка спала у Гиви не первую
ночь. Разве что для Любы...
Легли. Гиви и Наташка шепчутся, смеются, готовятся
к главному акту любви. Антон пытается приласкать Любу,
но у нее почему-то вдруг пропало настроение. Она так не
привыкла. Она вообще хотела уйти, и только Наташка
своим авторитетом "задавила", да и сказалось количество
выпитого.
Антон решил перейти к более смелым ласкам. Его
левая рука поползла с талии Любы ниже. Вот она уже на
бедре, двигается дальше, ниже. Останавливается на
колготках, пытается проникнуть под юбку. И тут Антон
ощутил ногти Любы на своей руке. "Кошечка" сердится.
Антон обижен в своих лучших чувствах. Все казалось само
собой разумеющимся. Да, Антон не мог или не хотел
щебетать на ушко Любе подобно Гиви, хотя знал уже
тогда, что женщина любит ушами. Он больше доверял своим
чувственным пальцам. Он верил, что когда эти пальцы
окажутся в нужном месте, сопротивление будет сломлено.
Но сопротивление лишь нарастало, становилось столь
бурным, что Антон опасался за целостность шаткой
раскладушки. И это случилось! Задняя часть раскладушки
опустилась, создав дополнительные неудобства
"влюбленным". Пришлось Антону встать, выправить
положение раскладушки. Опять лег. Люба была разгневана,
и Антон понял, что ничего уже не произойдет. Оставался
глубокий, исцеляющий, примиряющий сон.
А на соседнем ложе любви дело продвинулось
значительно. В комнате темно, видимость почти нулевая.
И лишь по радостным тихим постанываниям Наташки можно
было догадаться, что Гиви уже погнал своего скакуна по
ущелью любви. Гиви гнал его не спеша, и легкие стоны
Наташки витали в комнате не одну минуту. Они
становились то отчетливее и слышнее, то на некоторое
время совсем прекращались. Гиви, несомненно, умел
контролировать темп, придерживая фаворита, когда тот
намеревался совершить самый большой и
головокружительный скачек.
Музыка любви не могла не повлиять на поведение
молодой женщины, лежавшей рядом с Антоном. У нее пошел
физиологический процесс. У Антона же этот процесс
приостановился; от обиды Антон лежал, уткнувшись в
подушку, и сердито сопел, готовясь уснуть побежденным.
- Ладно, давай, - толкнула его в бок Люба.
Антону дважды повторять не пришлось.
Люба снимала то, что до недавнего времени являлось
заграждением. Она раскрывала свои ворота счастья.
Делала это грациозно, не быстро и не медленно. И вот
она готова впустить Антона в себя, почувствовать его до
конца. Она уже не думает о том, что кто-то, третий и
четвертый присутствуют в комнате. Она захотела, и ее
ничем не остановить.
Антон тоже освободился от всего лишнего. Он
приподнимается на руках, она смещается к центру
раскладушки, в продавленную ямку, причем оставляя
правую ногу на прежнем месте, передвигая лишь левую,
создавая для Антона все необходимые условия, и Антон по
достоинству оценил ее телодвижения. Он накрыл ее белое
тело загорелым своим. Лишь две бледных лампы его ягодиц
слегка освещали эту темную ночь.
Антон не ожидал такой бури! Еще недавно это была
холодная молодая женщина с длинными ногтями. Но в
момент любви ее руки обвились вокруг его шеи, ее ноги
обняли его ягодицы. И при этом она производила такие
сумасшедшие телодвижения, что у Антона от блаженства
замирало и готово было выскочить сердце. Никогда ничего
подобного он не испытывал. Ни до, ни после.
Она ласкалась нежно и страстно к нему всем телом.
Ее руки пробежали по его спине, извергая немыслимую
увертюру ответных чувств. Седьмое небо! Это, бесспорно,
оно... Но как недолго продолжалось счастье! Кровь почти
полностью вытекла из головы Антона туда, где она была в
настоящее время всего нужнее. Он был как обезглавленный
самкой богомол*, совершающий свой первый и последний
акт любви. Он уже ничего не осознавал головой, лишь
чувствовал телом. Голова была отключена за
ненадобностью. Позднее он научится ее не отключать,
полностью, но это будет много позднее...
Несомненно, так не могло продолжаться вечно. Все
закончилось душераздирающим воплем Антона, перепугавшим
всех троих. Нет, он не испустил дух. Просто он не
помнил себя, и с этим возгласом, как на парашюте,
спустился с седьмого неба на землю. На провисшую
раскладушку...
Наконец-то он познал настоящую женщину!
27.10.95
*Насекомое, у которого самка перед половым актом
откусывает голову.