1.
На работе звали Анной Иоановной. За глаза конечно. В глаза, спрятанные за тонким стеклом очков, обращались по полному имени-отчеству, без шуток, так как всем известно – главные бухгалтера шутить не любят. Родственники при редких звонках и еще более редких встречах называли ласково Аннушкой. Ценили, любили и понимали – занятой человек, не всегда позвонить может не то что приехать.
А так иногда хотелось освободиться пораньше и уехать не домой в пустую квартиру, а рвануть к двоюродной сестре в пригород. Поболтать за чашкой чая, наслаждаясь запахом горячего пирога, понянчить годовалого Ваньку, забыться, обмануться, несколько часов пожив за других. Только вечно находились дела, и дурацкое чувство ответственности задерживало на рабочем месте. Как говорится – пока сама не сделаешь… Да и дома ждал кот – пушистое создание, каким-то образом наполнявшее жизнью все четыре комнаты. Без него, пожалуй, не было бы причины возвращаться.
Вот и сейчас главный бухгалтер Решетова Анна Ивановна, наплевав на сроки рабочего дня, методично доводила до ума документы, накопившиеся за квартал. Стол был завален папками со счетами-фактурами, главными книгами, счетами и пустыми бланками авансовых отчетов, жаждущими быть заполненными ее уверенной рукой. Перед очередным балансом работа кипела. За соседним столом печатала платежные поручения «левым» фирмам Ирина Васильевна, каждые пять минут поглядывая на часы и вздыхая. По вздоху на каждую платежку.
- Анна Ивановна, давайте я Вам чайку налью? Вы ведь и не обедали.
Чай. Чай - это хорошо. Чай – это то, что можно выпить на рабочем месте.
- Налейте, Ирина Васильевна. Я тут и попью.
Девушка встала, еще раз посмотрела на часы, висевшие над головой у начальницы, и с очередным вздохом вышла.
С ее уходом Анна Ивановна позволила себе немножко расслабиться, размять пальцы, потянуть спину, подумать о пустяках. Например, о том, что может и стоит называть свою помощницу менее официально. Все-таки в двадцать пять лет обращение по имени-отчеству звучит как-то вульгарно. Тем более, что кроме самой Анны Ивановны, никто в фирме ее так не называл. Ирочка, Иришка, Ирунчик, Иришенька – фантазии сотрудников не было предела, равно как шоколадкам, цветам и всяким безделушкам просто так и по праздникам. В ответ всегда можно было рассчитывать на приветливую улыбку.
«Не место ей в бухгалтерии», - мелькнула мысль, и Анна Ивановна сама удивилась ее логичности. – «Скиснет тут за отчетами, а до главного все равно не дорастет – не тот склад ума. Ей бы в старшие менеджеры перекинуться пока не поздно. Надо будет…»
- Анна Ивановна, Вам куда можно поставить?
Ирина остановилась в дверях, в одной руке держа чашку, в другой – блюдце с печеньем.
«…обговорить это с директором», - закончила свою мысль главбух, расчищая на столе место.
- Ставьте сюда, Ирина Васильевна.
Подходя к столу, девушка опять взглянула на часы, но убедившись в бесполезности подобных намеков, перешла к решительным действиям:
- Платежки я все напечатала, завтра у генерального подпишем и можно будет отправлять. – Защебетала она, ставя перед начальницей чашку. - Счета по заказчикам разосланы. В банке я договорилась – с лимитом кассы проблем не будет. Табеля проверила, завтра можно отдавать на расчет.
- А транспортники путевые листы сдали?
- Еще утром.
Анна Ивановна сделала глоток и посмотрела на монитор, где в правом нижнем углу горели цифры - 19:08. Рука чуть дрогнула, ставя чашку – как быстро летит время, пора домой.
- Ну что, опять я Вас задержала?
- Ничего страшного. – Улыбнулась Ирина. – Просто работы накопилось, за день и не успеть.
- Все равно всего не переделаешь. Завтра, обещаю, отпущу вовремя, а за переработки возьмете отгул в любой удобный день, договорились?
- Спасибо, Анна Ивановна.
- Вот и славно. Вы идите,… Ирочка, а я еще задержусь.
Сказала и сама улыбнулась. Прозвучало немного неуклюже и смято, непривычно было произносить. Но вот назвала человека по имени и словно другими глазами его увидела – не начальника, а простой подруги. Ирина смущенно улыбнулась в ответ, быстро собралась, попрощалась и ушла, оставив после себя тишину и остывающую чашку чая.
Теперь можно было не спешить. Анна Ивановна откинулась на спинку кресла, хрустнула печеньем и прислушалась к доносившейся из соседнего кабинета музыке. Оставленное кем-то радио вещало что-то невнятное, да и вряд ли она узнала бы песню – мелодия была явно новой, а на новинки она давно перестала обращать внимание. Так и сидела какое-то время, бездумно запивая печенье чаем и пытаясь разобрать слова. В конце концов работать расхотелось окончательно. Авансовый отчет никак не хотел дописываться, нужные документы терялись в царившем на столе хаосе, а в голове вместо номеров счетов вертелась так и не узнанная мелодия. Ничего другого как уйти домой не оставалось, и Анна Ивановна выключила компьютер.
Относя чашку на кухню, она поддалась таки искушению и заглянула в кабинет с радио, сделала погромче. Музыка зазвучала слишком по ее мнению тяжелая, а певец, казалось, вот-вот сорвет голос натужно выкрикивая иностранные слова. Одна тарабарщина, ничего не разобрать. Стало сложно дождаться что-нибудь мало-мальски мелодичного на популярных волнах эфира. Немного разочарованная этим фактом Анна Ивановна выключила старенький музыкальный центр и понесла чашку дальше.
Опустевший офис казался таинственным и непривычным. Кроме бухгалтерии свет горел лишь в приемной и проходной, да и то не весь. Несколько лампочек не могли осветить все углы просторных помещений тем самым создавая неуютный полумрак. Тишина и темные провалы открытых кабинетов действовали угнетающе. Всего этого Анне Ивановне хватало и дома, поэтому, задерживаясь, она старалась не высовываться из кабинета до прихода сторожа. Но не ждать же его из-за какой-то чашки!
Как хлопнула входная дверь она услышала выключая воду. Быстро вытерла руки, словно ее застукали на месте преступления, и вышла в приемную. Никто кроме сторожа так поздно прийти не мог, тем более открыв дверь свои ключом, и все же сердце стало биться намного ровнее, когда из-за угла, скрывающего шкаф, показалась знакомая спина.
- Здравствуйте, Семен Игнатьевич.
- А-а, здравствуй, красавица. – Он обернулся, повесив куртку. - Что на этот раз задержало?
- Работа, - уклончиво ответила Анна Ивановна, пропустив мимо ушей обращение «красавица», относящееся ко всем лицам женского пола любого возраста и профессии. Действительно, не станешь же объяснять шестидесятилетнему сторожу тяготы бухгалтерской жизни.
- Знаем мы вашу работу: сальдо-бульдо, дебет-кредет. – Проворчал тот и продолжил строже. – Опять домой идти не хочешь? Что мне тебя, палками выгонять что ли?
- Да я и без палок уже ухожу.
- Вот это уже другой разговор! Лучше поздно, чем никогда, правильно, красавица?
Анна Ивановна с улыбкой кивнула. Из всех троих охранников дед Семен, как он сам себя называл, был ее любимцем. Не молчун как остальные и не балаболка как, например, уборщица. Просто с ним было приятно перекинуться парой ни к чему не обязывающих фраз и уйти с работы с легким сердцем.
Заговорчески подмигнув напоследок, дед Семен скрылся на кухне разбирать вещи, готовясь заступить на смену, а Анна Ивановна вернулась в кабинет, забрала сумку и выключила свет. В приемной она сменила рабочие туфли на высокие сапоги, накинула бардовое кожаное пальто и выскользнула в дверь, крикнув «до свиданья». Ответа ждать не стала – на сегодня разговоров достаточно.
За первым глотком свежего осеннего воздуха последовала сигарета. Это стало уже ритуалом – закурить после работы, освобождая голову от ненужных мыслей. Чашка кофе с виски ждала дома – вторая ступень ежевечернего побега от забот. Но между сигаретой и кофе лежали двадцать минут в метро и еще минут пять-десять на троллейбусе, смотря как повезет с пробками. Хотя одну остановку от метро до дома можно и пройти пешком, тем боле, что вечер выдался на редкость теплый.
Раздумывая над этим вопросом, Анна Ивановна не спеша шла по шумному проспекту и курила. С ее заработком она уже могла позволить купить себе машину, но не делала этого. Правами по настоянию отца она обзавелась еще давно, но уже тогда, садясь за руль учебной машины, она теряла всю свою внимательность и спокойствие, не замечала светофоров и знаков, забывала переключать передачи и снимать с ручника. Отец даже не стал скрывать, что заплатил за экзамен. Она только пожала плечами – водить-то все равно нечего.
Куда приятнее было устроиться на заднем сиденье служебной машины, сказать адрес и думать о своем или слушать музыку, пока водитель не доставит до места. Жаль, что такая роскошь была доступна лишь в рабочее время. Впрочем, она ничего не имела против общественного транспорта, особенно метро.
Вот, кстати, и оно. Сигарета как раз закончилась и Анна Ивановна отбросила окурок, а вместе с ним и последние крупицы образа главного бухгалтера. По ступеням к станции стуча каблучками поднималась тридцатилетняя девушка Аня – не замужем, без детей, с престижной квартирой и хорошо оплачиваемой работой. Конечно, все это было скрыто от взглядов проходящих мимо горожан. Единственное, что можно было заметить, так это некоторый достаток, легко угадывающийся в неброской элегантной одежде.
Обычной толкучки у входа в метро не было – сказывался поздний час. Все-таки нормальные люди заканчивали работу в пять-шесть, и в это время тут было не пробиться. Бросив несколько монет в щель турникета, Аня спустилась по эскалатору и встала на платформе в ожидании поезда. Мимо проходили какие-то люди: задержавшиеся служащиеся, шумные студенты, подвыпившие работяги и нищие. Аня провожала их взглядом и ловила ничего не значащие для нее обрывки фраз.
Все-таки было что-то особенное в собиравшейся здесь каждый вечер публике. Неприметность одежды, тяжелый шаг, будничные лица, усредненный до 40 лет возраст. Словно все – от стен до людей – выкрасили в серый цвет и посыпали пылью. И если днем улицы Рабочего района были полны в основном женщинами и студентами, то к вечеру их сменяли хмурые рабочие, жаждущие пива, и бомжи, снующие в поисках пустых бутылок. Аня уже привыкла не обращать внимания на их громкие голоса и нецензурщину, доносившиеся от ларьков у метро, но каждый раз крепко сжимала в кармане электрошок, проходя мимо подобных групп.
К приходу поезда народу на станции прибавилось. Аня оказалась в окружении нескольких женщин, сопящего толстяка, вставшего за спиной, и трех подвыпивших мужчин, обсуждавших кого-то из начальства. Двери вагона открылись, и все как один поспешили занять свободные места. Особо целеустремленным это удалось, остальные встали поудобнее, и все принялись читать: кто газету, кто журнал, кто книгу. Даже пьяненькая троица, двоим из которой удалось сесть, достала кроссворд и увлеченно его разгадывала. Аня же в числе счастливчиков не оказалась и за неимением какого-либо чтива стала изучать рекламные плакаты, которыми пестрил любой вагон. Рекламировалось все: от полезных продуктов и дешевой техники до экзотического отдыха и подтяжки любой части тела. Пестро, многообещающе, заманчиво… Заманчиво-обманчиво.
Поезд тем временем миновал очередную станцию, прихватив еще несколько человек. Следующей была Узловая, на которой Ане выходить. Она уже почти пробралась к выходу, когда кто-то окликнул ее, для верности еще и дернув за рукав:
- Девушка!
Аня обернулась.
- Может, знаете, кто написал «Остров сокровищ»?
На нее в ожидании смотрели те самые трое, недавно костерившие начальника.
Нет, приставать они не собираются, просто задали интересующий их вопрос. Так почему бы, не ответить?
- Стивенсон, - выпалила Аня, - Роберт Льюис.
Мужчины переглянулись и дружно уткнулись в кроссворд.
- Смотри-ка, подходит, - донеслось до Ани.
- Какие умные девушки у нас в метро-то ездят.
- Да, такие умные и не замужем еще.
Но Аня уже не слушала. Выйдя вместе с толпой на пересадочной станции, она прошла по длинной трубе перехода на другую ветку и села на подоспевший поезд. Больше приключений не было. Аня отстояла свои две остановки и вышла на Центральной – словно попала в другой мир.
Это было царство яркой и шумной молодежи: прилизанных мальчиков с мобильниками последних моделей и вызывающе одетых девочек. Территория женщин с кошачьими глазами и простоватых иностранцев, путающихся под ногами. В тоже время это был рай для бомжей, попрошаек и неформалов, которые казались какими-то вычурными и театральными.
Но, несмотря на всю здешнюю суету и бьющую в глаза контрастность Ане тут нравилось. Спускались и поднимались по эскалаторам люди, встречались и расставались, ждали, сидя на многочисленных скамейках, спали, читали, разговаривали, ссорились, целовались и рано или поздно уходили. Аня же любила наблюдать, проходя мимо, слушать отрывки чужих разговоров, становиться случайным свидетелем чьих-нибудь будней. Ведь сюда приходили не только для того, чтобы просто сесть в поезд и выйти на другой остановке. Здесь назначались встречи, учились уроки, писались стихи. Для некоторых Центральная служила бесплатной ночлежкой и столовой.
Целый театр с ежевечерней премьерой распахивал двери прибывающих поездов для новых и новых актеров. Свою роль Аня знала хорошо и не имела лишних иллюзий на свой счет – не статистка, но и до примы далеко. Сейчас она пройдет по вестибюлю вдоль заполненных скамеек, поднимется по эскалатору на верхний уровень, убедиться, что Вечный Бомж сидит на своем месте в углу на массивном железном ящике, еще один подъем, скользящие взгляды встречающих, и стеклянные двери нехотя выпустят ее на свободу. Так было всегда, так будет и теперь.
Когда она вышла, на Главной Улице уже горели фонари, никуда не спеша гуляли люди, из какого-то кафе доносилась музыка. Главная есть Главная. Тут всегда было празднично, многолюдно и шумно. Аня купила мороженое, и вопрос идти или ехать до дома решился сам собой. Да и на ближайшей троллейбусной остановке народу стояло не много, значит троллейбус недавно ушел, а следующий, скорее всего, подойдет не скоро.
Аня доела мороженое уже подходя к Самому Широкому Мосту. Надо было бы глянуть в зеркало – не смазалась ли помада, только пальцы никак не могли найти его в сумочке. Кошелек, ключи, визитница, ежедневник…
- Простите, время не подскажите?
Спрашивал какой-то мужчина в шляпе, не по погоде закутанный в пальто.
- Да, сейчас. Двадцать минут девятого…
девятнадцать…
восемнадцать…
семнадцать…
шестнадцать…
Аня даже не успела удивиться. Ее с силой потянуло назад, и она, потеряв равновесие, упала. Но удара не почувствовала. Темнота сомкнулась над головой, и тело стало проваливаться все глубже и глубже, пока ноги вновь не обрели под собою почву, а уши не заложило от шума уходящей электрички. Ночь на несколько секунд расцвела желтыми огнями мелькающих окон вагонов и вновь обесцветилась, разбавленная светом одинокого фонаря.
Все стихло, только сердце тяжело и гулко стучало в груди и никак не удавалось выровнять дыхание. Аня одна стояла на пустой платформе Дальней станции и провожала взглядом последнюю на сегодня электричку. «Не успела». – Эта единственная мысль билась в голове так же бессмысленно как муха о стекло. – «На каких-то пол минуты не успела». Аня бездумно сделала несколько шагов к лестнице, ведущей с платформы в непроглядную тьму, но тут же остановилась. По лестнице поднимались пятеро. Застыв на месте, Аня не отрываясь следила как в неуверенном свете фонаря появились трое молодых людей в спортивных штанах и ватниках и тихо посмеиваясь направились к ней. Еще двое остались сторожить у лестницы.
Выхода не было. Вторая лестница слишком далеко, с платформы прыгать высоковато, кричать бессмысленно. Тело цепенело в страхе, не принимая действительность. Трое неумолимо приближались. Но было еще что-то. На другом конце платформы, едва освещенном фонарем, стоял человек в пальто и шляпе. Стоял неподвижно на нечеткой границе света и темноты так, что его можно было принять за уродливую тень. Может так оно и было, но Аня не хотела об этом думать. С криком «помогите!» она бросилась вперед, в отчаянной надежде на спасение.
- Куда, сука!
Один из троих парней ударил Аню в висок, и все кончилось гораздо быстрее, чем она ожидала. Темнота вновь приняла ее в свои объятия, растворив в себе пятерых людей, платформу Дальней станции, фонарь и уродливую тень, похожую на человека.
шестнадцать…
семнадцать…
восемнадцать…
девятнадцать…
двадцать…
- Слушай, может меня подождешь?...
- …Ну я ему и говорю…
- …даже не знаю как так получилось…
- …мало того, что переработки не учитываются…
- …прикольно сходили…
Голоса. Они принадлежат людям. Разным людям, проходящим мимо. Еще шумят машины, звучит музыка, а темнота пред глазами вызвана всего лишь опущенными веками. Открыв их, Аня нашла себя стоящей на Самом Широком Мосту перед незнакомцем в шляпе, на выставленной вперед ладони которого лежала разноцветная нитка. Казалось, он любовался ею.
«Вроде, это он спрашивал, сколько времени». – подумала Аня.
Время… 30 секунд опоздания… Уродливая тень похожая на человека… На незнакомца в шляпе с ниткой на ладони… С ниткой, длинною в 30 секунд…
Кто-то толкнул Аню плечом и прошептал рядом с ухом:
- Забери ее. Она принадлежит тебе.
Аня хотела обернуться, но слова уже слетали с губ так легко и естественно, словно она произносила их каждый день:
- Отдай. Это мое время.
Мужчина поднял голову, и Аня наконец смогла рассмотреть его лицо. На впалых щеках и подбородке густая щетина, тонкий нос, глубоко посаженные серые глаза под сросшимися бровями и выражение удивления и страха, перекосившее рот в жуткой ухмылке. Он медленно, словно какая-то неведомая сила заставляла его, протянул Ане руку, держащую нитку. Аня переложила ее к себе на ладонь и хотела рассмотреть, но нитка неожиданно стала выцветать и через несколько секунд слилась с одной из линий на ладони, словно ее и не было. Незнакомец тоже исчез, и Аня осталась одна на Мосту, напуганная и ошарашенная, среди потока людей, для которых ничего не изменилось.
Как дошла домой Аня не помнила. Ключи несколько раз выпадали из непослушных рук, прежде чем дверь наконец-то открылась. Из темноты квартиры под ноги тут же бросился кот, настойчиво мяукая и требуя пищи.
- Сейчас, Мадрик, сейчас.
Сапоги никак не хотели расстегиваться, пальто не желало вешаться в шкаф, тапочки соскальзывали с ног.
- Подожди, Мадрик, уже иду.
В миску вывалилось пол банки кошачьего корма. Многовато? Плевать. Теперь еще поменять наполнитель в мадриковском корытце, принять душ и спать, спать, спать… На автомате доделав все необходимое, Аня рухнула на кровать и мгновенно провалилась в сон без сновидений.