Город накрыл дождь. Мелкий-мелкий, торопливо семенящий серыми шажочками по невидимым крышам. Он ждал тишины. Ждал, когда люди убегут в свои дома, спрячутся, затаятся. Тогда можно будет позвать грозу. Грозы здесь не редкость: недаром все дома этого города стоят на высоких каменных цоколях, иные - на деревянных сваях. И ливневые канавы по улицам прокопаны, и колодцы всегда исправны. Люди не боятся грозы, они привыкли пережидать её. А вот громоотводов в домах нет. В больших каменных и маленьких деревянных - ни в одном. Странно, - скажете вы? Вовсе нет. Просто здесь, на окраине, есть один дом под железной крышей... Все жители знают об этом, и потому не боятся грозы.
Моросил дождь, когда большой туристический автобус выгрузил у гостиницы группу торговых представителей. Люди с сумками потекли в сухие, тёплые номера.
- Ну и погодка!
- Да тут всегда так! Ничего, в этот раз мы ненадолго: завтра домой.
- Эй, хозяйка, как вам, дождь не надоел?
- А тебе что, плохо? Он снаружи, а мы - внутри. Лучше покажи, чего новенького привёз!
Людей из большого мира в этом городе ждали всегда. Тепло встречали, сытно кормили, провожали с искренней грустью. Потому Ренье с самого начала своей работы торговым агентом предпочитал эту дождливую, глухую местность иным богатым и красивым мегаполисам. Город населяли душевные, добрые люди, удивительно наивные и доверчивые, как дети. Всех, кто хоть чем-то отличался от них, кто иначе жил и думал, они почитали великими и необыкновенными. Ренье называли здесь «господином», отличая от прочих торговцев. Горожане, хоть раз беседовавшие с ним, покорялись его ласковому обаянию и странной внутренней силе. Люди тянулись к свету добрых карих глаз, излучавших спокойную, мудрую уверенность, - и в ответ в их душах загоралась благодарность.
- Господин Ренье, ключи от комнаты! - подошла к нему улыбающаяся хозяйка. - Вы, когда дела закончите, спускайтесь в зал, чай пить: к вечеру-то все соседи сбегутся новости слушать. Весело будет! Приходите!
Молодой человек улыбнулся в ответ. Эта женщина всегда заботилась о нём больше, чем о прочих постояльцах. Искренне гордясь вниманием такого замечательного человека к своей гостинице, она даже не позволяла двум молоденьким дочкам кокетничать с ним. Разве можно было причинить неудобство господину Ренье?! Он ведь необыкновенный, особенный! Но сегодня, видимо, на вечер у него были другие планы.
- А что, матушка Анет, кузнец всё ещё живёт в доме под железной крышей?
- Живёт, что ему сделается!
- И всё так же собирает молнии?
- Ох, старый колдун! Не иначе, с чёртом связался! Мы и терпим-то его только из-за того, что молнии наши дома стороной обходят. Да что вам за радость, господин Ренье? Вы такой видный, молодой, богатый - любой горожанин почтёт за честь говорить с вами, не то, что в доме своём принять! А кузнец, прости господи, никого и на двор не пускает! - ворчала хозяйка, не любившая старого Олава.
Ренье снисходительно усмехнулся: он знал, что никто в этом городе не питал привязанности к угрюмому отшельнику, хотя изделия из его кузни пользовались замечательным спросом.
К ночи разразилась гроза, но людям не было никакого дела до стихии, бушевавшей за окнами. В домах зажгли электричество. По крытым сухим галереям в гостиницу приходили соседи. Торговцы приехали! В огромном зале весело пылал камин, гремела музыка. Накрытые столы не вмещали всех блюд с яствами и кувшинов с вином. Здесь ели и пили в своё удовольствие, рассказывали и слушали, пели и танцевали. Торговцы разложили свой товар, но не менее ценными и удивительными были их истории о жизни в большом мире, находящемся за стеной вечной непогоды этого края.
Лишь один человек, закутавшись в тёмный плащ и надвинув на глаза шляпу, шёл в это время по мокрым улицам. В гостинице знали, куда отправился господин Ренье, но возразить ему никто не осмелился. Поступки этого человека не обсуждались, каждое его решение встречалось уважительным молчанием. Если ушёл - значит, так надо. За весь вечер никто ни разу не произнёс его имени, а уж о том, чтобы сплетничать или шпионить, вовсе не могло быть и речи.
Молодой человек остановился у высоких железных ворот крайнего дома и замер, приникнув к кованым узорам решётки. Он каждый раз, как приезжал в этот город, приходил сюда. Каждый раз в дождь, в самую непогоду, - и смотрел, как над каменным домом, стоящим на высоком цоколе, кружат молнии, ударяясь о железную крышу, похожую на шлем русского воина. Это зрелище завораживало и ослепляло: алые и синие сполохи освещали дом и сад, отражаясь зарницами далеко во все стороны. Гром гудел над самой головой одинокого зрителя, жалобно звенела железная крыша. Бесновался ураган. Даже дождь, казалось, лил здесь сильнее, чем во всём городе.
А путник стоял, не замечая непогоды, мокрый до нитки, с тихой печалью и отчаянной решимостью глядя на вечно закрытую дверь. Хозяин дома никого не пускал к себе даже во двор. Старый кузнец всегда был угрюм и нелюдим, а в последнее время и вовсе перестал выходить в город. Ему и незачем было: хозяйство вела жена, кузню и торговое дело поддерживали два взрослых сына, такие же серьёзные и молчаливые, как сам Олав.
Кузнец знал, что молодой заезжий торговец каждый раз, как бывает в городе, стоит у его ворот. Даже рассмотрел как-то раз повнимательнее, когда на рассвете направлялся из дома в кузню. Красивый парень, черноволосый. Решительный. И глаза блестят как-то по-особенному. Стоит в грозу до самого рассвета, видно, что не на молнии любуется! А позвонить в дверь - так ни разу! И это тоже нравилось старику. Хорошие у него сыновья, да не такие... Молний не боятся, а спросить - ничего не спрашивают.
В этот раз гроза закончилась рано: к полуночи. Непогода утихла, только привычно моросил мелкий дождик. Даже небо, казалось, посветлело: серые тучи, как зеркала, отражали идущий снизу свет окон и фонарей. Но Ренье, по-прежнему стоявший у решётки ограды, прижимаясь щекой к её мокрым чугунным узорам, ничем не показывал, что заметил эту перемену. Он с той же грустью смотрел куда-то сквозь двор и сад, сквозь стены дома, пытаясь увидеть и понять то, что никто, кроме старого Олава, не смог бы ему объяснить.
Но вдруг всегда закрытая дверь распахнулась. В прихожей замигал тусклый огонёк фонаря (электричество сюда даже не было подведено), и на пороге возникла угрюмая фигура кузнеца. Старик смотрел прямо на Ренье, так что у молодого человека сердце взволнованно сжалось: неужели, зовёт?! Хозяин дома чуть наклонил голову, и этот жест, несомненно, означал только одно: «Заходи, если не боишься!» Бояться?! Как можно! Ведь он так долго мечтал об этом...
- Дора, принеси-ка гостю сухой плед и горячего вина! Видишь, парень совсем промок, - голос у кузнеца был хриплый и печальный, но вовсе не старческий. Это Ренье удивлённо отметил про себя в первую очередь, устраиваясь в кресле у пылающего камина.
- Так значит, молнии... - хмыкнул Олав после того, как гость перекусил и обогрелся. - Ты уж прости, гостеприимство у меня не очень... Первым будешь за последние пятнадцать лет... Н-да... Люди, люди… Старею, нетерпеливым становлюсь, раздражаюсь на них. Вот и решил, чем Бога гневить, совсем с ними не разговаривать. Кто, кроме меня, будет молнии-то ловить? Не понимают, право слово, как дети малые.
- Вы бы уехали отсюда, - предложил Ренье. Он был уверен, что кузнец с его золотым сердцем, умелыми руками и умной головой заслуживает лучшей доли, чем вечная неблагодарность жителей этого города.
Олав вдруг улыбнулся, так светло, так хорошо и весело; подошёл к молодому торговцу и положил руки ему на плечи, словно указывая путь к важной тайне.
- Ты сам пришёл, растопил моё сердце. Думал я - один совсем, а тут... друг... настоящий. Понимаешь? После стольких лет одиночества? Да не могу я уехать с тобой! Место моё здесь, с ними. Молнии - это детские игрушки по сравнению с тем, что я тут собираю... И откуда оно приходит, и куда девается - одному мне ведомо. Если бы знали они, поседели бы за одну ночь. Только знать никому не надо. И ты молчи. Для всех я - кузнец, а ты - торговец. И кончен разговор!
Говорили они долго. О многом. Шёпотом. Лицо старого кузнеца постепенно светлело, глаза наполнялись теплотой и нежностью. И молодой человек улыбался не так, как прежде, не было уже в его взгляде тайной печали. Он действительно многое понял и знал теперь, что назад дороги нет.
- Не боишься, сынок? Тебе ведь уезжать, а там совсем другой мир, - спросил Олав на прощание.
- Я не отступлюсь, Учитель. Я слово дал.
- Ну и хорошо. Если совет понадобится, - приезжай. Или знаешь что? Увидишь молнию, - посылай её ко мне: буду знать, что тебе помощь нужна. Ну, ступай с Богом.
Занималось жиденькое, тусклое утро. На глазах у изумлённых прохожих заезжий торговец из большого мира вышел из дома полоумного кузнеца. Неужели старик пустил его?! Ну и дела! Значит, так надо. Здесь не привыкли обсуждать то, что делал господин Ренье. Он - другой: добрый, замечательный. Жаль только, что приезжает редко...