Тотчас же после выборов негодяй воздвиг себе в центре города особняк из красного кирпича… На народные средства. Вокруг — забор высоченный, чугунный, каслинского литья. Внутри — баня с бассейном семь на восемь. Молдаване рыли…
Пока по поводу бассейна роптали, он на площади имени Воровского в здании Народного театра игорный дом устроил с однорукими бандитами. Пока обсуждали это казино, он бывший Дом пионеров на жену оформил. Со всеми кружками и секциями… Теперь — платно.
Много чего успел, всего не перечислишь. Ну, погоди же… Терпели, терпели, да не век же терпеть, как говорится... Ропщи не ропщи, а и дело делать надо.
К убийству готовились заблаговременно.
Готовились всю ночь, сосредоточенно и тщательно, стараясь учесть и предусмотреть каждую мелочь. Но поскольку профессионалов среди них не было, то между соучастниками то и дело вспыхивали споры, которые тут же перерастали в ругань и размолвки.
— Я предлагаю все-таки отложить до понедельника, — приставал ко всем бледный, с самого начала оробевший Лев Евгеньевич, бывший учитель литературы. — Настоятельно предлагаю... Думается все-таки, знаете... Семь раз отмерь...
— А один раз зарежь! Кхе-хе-хех... — нервно засмеялся бывший физрук Семен Семенович, затем неожиданно выхватил из кармана нож, щелкнул кнопкою и вонзил выскочившее узкое лезвие в деревянный косяк двери...
— Мягче надо, Семен Семенович, — заметила бывшая медсестра Зоя Федоровна. — Резать человека надо умеючи. Ведь если, к примеру, спящего колоть, то заорет непременно. Надо сперва потормошить и сразу же, пока не проморгался, всаживать в левый бок. Нож под ребра как в маргарин входит...
— Н-да, с практикой у нас хреновато, — сокрушенно вздохнул Семен Семенович. — А времени на подготовку в обрез…
— По-моему, так надо прямо сейчас пойти и грохнуть без всяких подготовок! — резко перебила красавица Нина, бывшая артистка народного театра. — Прямо в спальне, голенького...
— А охрана? — разумно напомнил Лев Евгеньевич.
— Охрану передушить по-тихому, — сказал бывший сторож Васюк и, красуясь перед Ниной, резко сжал обеими руками себя за горло, после чего высунул язык и выкатил глаза, показывая будущий результат. — Тут, главное внезапность…
— Вот именно! — обрадовалась поддержке Нина. — Если всем миром дружно навалиться… Да не дергайте же меня за рукав, Лев Евгеньевич! Что вы все канючите, глядеть на вас тошно... Тварь вы дрожащая. Выпейте вон водки для храбрости...
— Да пил уже! Пил! — отчаянно выкрикнул Лев Евгеньевич. — И водку пил, и валерьянку пил... И-э-э-х!.. Может, до понедельника, все-таки?.. Я ведь, братцы, никогда еще людей не убивал...
— Надо же когда-нибудь начинать, — спокойно сказала красавица Нина. — Получается же как-то у других...
— Говорят, тошнит сильно... После первого-то, — сказал Васюк, взвешивая в руке продолговатый сверток. — С непривычки...
— А вы не глядите, — посоветовала Зоя Федоровна. — Примерьтесь, а потом, зажмурившись или отвернувшись...
— Может, отложить, все-таки, а?... Чего горячку-то пороть? Тем более, что суббота. Неловко как-то знаете все-таки... Не убий...
— Не убий! Вот вы, Лев Евгеньевич, всегда влезете в серьезное дело со своими предрассудками и пустяками! — не выдержав, раздраженно воскликнула Зоя Федоровна, и собиралась сказать еще что-то едкое, но Семен Семенович зашикал и замахал на нее руками:
— Ах, Зоя Федоровна, сколько раз повторять, что здесь не бывает пустяков и мелочей! Тут необходимо все учесть скрупулезнейшим образом... Это ведь не бомжа подзаборного замочить…
— А я вот все-таки настоятельно предлагаю отложить, — снова влез бледный Лев Евгеньевич. — А уж потом, подумавши, семь раз отмеривши...
— Тут важна всякая мелочь, — не слушая увещеваний Льва Евгеньевича, в который раз повторил излюбленную фразу Семен Семенович, щелкая лезвием выкидного ножа и с размаху втыкая его в измочаленный дверной косяк. — На мелочах-то больше всего и попадаются...
— Семен Семенович! Да прекратите вы щелкать этим ножичком, черт вас возьми! — не выдержала наконец бывшая заведующая районо Вера Сергеевна, которой поручено было подготовить целлофановые мешки в достаточном количестве. — Нельзя же вот так щелкать и щелкать, у всех уже в ушах гремит от вашего щелканья!
Семен Семенович закрыл выкидной нож и спрятал его в карман, но не удержавшись, огрызнулся:
— Если вы из-за таких пустяковин психуете, то что же с вами будет там? Когда до настоящего дела дойдет... Он ведь сопротивляться будет, кричать, биться в ваших руках... Что вы тогда скажете, если лезвие застопорится? Зубами за кадык, что ли?.. Тогда поздно уже будет идти на попятную...
— А гантеля на что? — Васюк показал Семену Семеновичу продолговатый сверток. — Бац по черепушке...
— Идиот! Гантеля к мешкам привязывается, чтобы грузило было! — взорвался Семен Семенович. — Вы что ж, хотите, чтобы труп сверху плавал? Сколько раз уже говорено! Нет, этот кретин снова все перепутал...
— Прекратите ссориться, братцы, я вас умоляю! — проблеял Лев Евгеньевич. — Так и до драки недолго, нехорошо... Поглядите лучше, какое утро выдалось замечательное. Это хорошая примета, вот что я вам скажу!
Все, оставив на минуту свои занятия и приготовления, подняли головы и поглядели в окно. Лев Евгеньевич быстро подошел к нему, широким движением раздвинул пыльные темные шторы, отчего золотые столбы солнечного света обрушились на веранду, ударили косыми широкими лучами в цветные стекла витражей, засияли на полу разноцветными пятнами — изумрудными, рдяно-алыми, лазурными...
— Ах, как хорошо! — вырвался вздох умиления у красавицы Ниночки. — Какая погода нынче замечательная! Лев Евгеньевич, распахните рамы, будьте любезны...
Лев Евгеньевич завозился с медными шпингалетами, дернул раз, другой... Наконец, громко затрещав высохшими бумажными полосками, окна распахнулись в сад, и свежая прохлада летнего утра хлынула в просторное помещение. Оглушительный птичий хор мощно ворвался в комнату, и все поглядели друг на друга, растерянно улыбаясь, словно бы с трудом узнавая самих себя.
— Какая роса! Поглядите, какая роса! — закричала Ниночка, кидаясь к распахнутому окну. — Обратите внимание, Лев Евгеньевич, какая роса!..
— Хрусталь! — восхитился и Лев Евгеньевич, высовывая наружу руку и осторожно трогая цветущую ветвь яблони. — Горный хрусталь, честное слово... Тут даже радуга небольшая, взгляните...
Все стали вглядываться, но никакой радуги не заметили. Однако каждый кивнул головой.
Долго стояли, сгрудившись молчаливым табунком у раскрытого в роскошный сад окна.
— В тюрьме нехорошо сейчас, беспредел, — вдруг рассудительно произнес Васюк и горестная складка обозначилась в углах его рта. — Там, брат, вот так окно не распахнешь... Там чуть что — дубинкой по почкам!
Снова повисла напряженная тишина, в которой звенело веселое птичье пение.
— А, может, ну его? А? Как вы, братцы? — быстро проговорил Лев Евгеньевич. — Пусть живет...
— Да я как все... — нерешительно оглядывая собравшихся, сказала Зоя Федоровна.
— И я как все! — крикнул Васюк. — Из-за одного козла всем страдать, что ли? Да пропади он пропадом!..
— Давайте-ка лучше нажарим шкварочек, выпьем водочки, погуляем от души... Вон какой денек-то! Тут и столик имеется. Вон он, под липой... И качели, и гамачок...
— А и в самом деле, черт с ним! — радостно крикнул Лев Евгеньевич. — Эту нечисть ничем ведь не изведешь… Пока она сама себя не выест.
— Это так. Всех не перебьешь. А наш-то и без нашего вмешательства все равно подохнет рано или поздно. Не век же ему жить...
— И ему не жить, и нам в тюрьме не сидеть! — подытожил Васюк, и фраза его прозвучала крепко, ладно, весело...
И всем вдруг стало легко и отрадно на душе, точно они только что сделали очень хорошее, очень благородное, очень доброе дело.
А всего-то — они не захотели убивать негодяя.
Не захотели убивать.
Не захотели.