Мухоморихин приворот

Ирина Жарнова
 

Женатик, говоришь? – бабка Мухомориха сокрушенно покачала головой. – Знатно, видать, матросил, коль забыть его не можешь.
Настя разрыдалась пуще прежнего.
- Ну, будет, слякоть разводить. Присушить к тебе мил-дружка неверного – дело пустяшное. Только вот незадача – кончилась у меня приворот-трава. Пойдешь за ней к Русалочьему озеру?
- Угу, - всхлипнула страдалица. – А как она выглядит и где то озеро?
- От избы моей прямиком через лес ступай. Возьми, вот гнилушку. В какую сторону светит – туда и путь держи. Она тебя и назад ко мне приведет. А траву приворотную распознать легко: цветочек у нее черненький, да махонький. Может, отдохнешь сперва? Шутка ли – такой путь из города до хуторка нашего проделала!
- Потом отдохну, – направилась гостья из избы.
- Да подумай еще хорошенько, нужен ли тебе милой такой, - хитро улыбнулась ей вслед колдунья.
 * * *
 Июнь, едва вступивший в свои права, щедро одаривал все живое теплом. Сгущались вечерние сумерки. Забыв об усталости, сжимая в руке гнилушку, пробиралась Настя через лес. Вдруг где-то рядом раздался заунывный вой.
- Волк! – вздрогнула путница. – Бежать надо! Или, лучше, - на дерево.
Подпрыгнув, она ухватилась за еловый сук и попыталась подтянуться.
- Куды? – раздалось сверху и, разжав от неожиданности пальцы, она сверзлась на землю.
На суку, осклабившись, восседал маленький рыжий мужичонка с всклокоченной бородой и горящими глазами.
- Чтой-то тебя по ночам носит? – осведомился он. – Такая молодая, а ужо бессонницей мучаешься. Аль влюбилась?
- Еще чего! – вспыхнула Настя.
- Угадал! Угадал! – захлопал тот в ладоши. – Судя по виду твоему курячьему – в женатика непутевого.
- Чего привязался? Ты, вообще, кто? – возмутилась девушка.
- Оборотни мы, - важно ответствовал тот. – Могем волком выть, могем совой ухать, могем молодок кушать.
Настя попятилась.
- Могем не кушать, - миролюбиво заверил рыжий. – Тех, что поласковей. Приголубь, ненаглядная, Никодима – я для тебя луну с небес достану!
- А приворот-траву достать слабо? – не растерялась Настя.
Лицо мужичонки вытянулось и, всплеснув руками, он шлепнулся со своего насеста прямо в муравейник.
- Ты че, с головой раздружилась? – вскочил он на ноги, отплевываясь от муравьев. – Распоследнее это дело…
- Ну и нечего тогда бахвалиться, - отрезала Настя. – Фанфарон!
- Кто-кто? Ты того – не сквернословь! – обиделся Никодим. – Сказал - достану, значит – достану. Только ты этой приворот-траве сама не рада будешь. Привязками да присушками разве что похоть удержать можно, да и ту - недолго. А любовь - она особого подходу требует.
- Философ выискался! Сократ елы-палочный! – разволновалась Настя. – Перед совами пыжься – и без тебя обойдусь.
- Я те обойдусь! - сверкнул глазками оборотень. – Меня лучше не серчать!
- Ну ладно, - одумалась девушка. – Куда ж я без тебя, спаситель мой?
- То-то! – заважничал Никодим. - Добудем цветок в лучшем виде. Эх, чего не сделаешь, ради смазливой молодушки!
И вдруг прислушался.
- Погоди-ка. Схоронись, живо, за тем кустом!
Едва успела Настя скрыться в орешнике, как на тропинку скакнула огромная черная жаба, везущая на спине тощую распатланную бабенку с крючковатым носом и косыми глазами.
- Таак! – принюхалась тетка жадно. – Вкусненько пахнет – человечиной. – Ты, Никодимушка, кем полакомиться собрался? Пригласи куму на пир. Давай, колись - где добыча?
- Да ты че, Шишимора? Какая добыча? Не ем я человечину – вегетарианствую. От людишек нынче - один вред и несварение: химией напичканы, стрессами издерганы –тьфу! Вон, в соседнем лесу черт одного грибника городского стрескал – так неделю животом мучился. Мало того, хвост его свинячьим крючком завернулся, и рожки отпали. Правда, потом снова выросли – лосиные. Бабка Мухомориха насилу его выходила. Лучше на зайчатину переходи. Бестии эти косоглазые всю приворот-траву в округе схрумкали, жиры нагуливая.
- Как, схрумкали?! - схватилась та за голову – Ты так не шути! Давеча сама я один цветочек под старой вербой у озерца Русалочьего приметила, да Гадюку Гадюковну сторожить его приставила. Пусть только попробуют схрумкать!
- Да какой из Гадюковны сторож? Любой малец рогатулькой к земле прижмет, да ножичком башку оттяпает, - поддел нечистик.
- Как бы не так – у нее враз две новые вырастут! С ней сладить можно, лишь усыпив песней русалочьей.
- Да что ж за песня такая?
- Заболталась я с тобой, рыжий плут, - спохватилась вдруг та и ударила жабу пятками по бокам.
- Постой, кума, хоть мотивчик напой! – крикнул вслед Шишиморе оборотень, но той и след простыл.
 * * *
- Ты петь могешь?
Вылезшая из своего укрытия Настя пожала плечами:
- Ну, так – посредственно.
- Жалостливое чего-нибудь знаешь? Я бы сам изобразил, да вот беда – как запою, все волки в округе вой поднимают. Так что, давай, готовься: как подойдем к озеру – начнешь наяривать.
- А, если меня русалки защекочут и на дно утянут?
- Значит, туда тебе и дорога с любовью твоей. Че таращишься? Иль идти передумала?
- Не передумала, - мотнула головой Настя. – Пошли.
 * * *
Тучная луна любовалась собой в зеркальной глади лесного озерца, дремлющего под лягушачьи трели.
- Сиди тут и солируй, - подтолкнул Никодим заробевшую Настю к берегу. – Змеюку я на себя беру.
Примостившись у воды, она закрыла от страха глаза и, фальшивя, затянула:
- Та-а-а-нго втрое-е-е-м, разве э-э-то возмо-о-о-жно-о-о!
Когда она закончила наступила тишина – даже лягушки не пытались выводить рулады..
- Да, кто-то всегда должен уйти, - раздался тихий вздох. – Вопрос в том, как и куда?
Настя открыла глаза. Рядом с ней, подперев щеку рукой, сидела молоденькая русалочка.
- Это теперь, с подругами по несчастью пообщавшись, поняла я, что от нелюбви бежать надо. Только – не в небытие, а в жизнь. Пусть, в тяжелую сначала, но – в жизнь. Без сожалений и жестов: сожаления парализуют, а жесты мстят. Жить и верить, что все будет хорошо. Давай еще споем – вместе.
Через пару часов охрипшая, окруженная десятком русалок Настя знала о несчастной любви и о своих новых подругах если не все, то очень многое. И самое главное – многое поняла.
 - Ой, лишенько! Браконьеры!- раздался вдруг истошный вопль, и на вмиг опустевший берег подбоченившись вышел явно довольный собой Никодим.
- Как я их, а?! В воду посыпались – лишь хвосты мелькали! Все вы, бабы – глупыхи. А чего это ты такая сникшая? Замаялась? Ничего – не зря старалась. Глянь-ка!
На протянутой ладони его лежал махонький черный бутончик.
- Приголубь Никодима, ягодка, - и цветок твой.
- Отдай! Ужалю! – раздалось шипение, и из травы выползла большущая змея.
- Погоди, Гадюковна, - заюлил нечистик, - не гневайся.
И вдруг, подпрыгнув, отскочил метра на три назад и дал деру.
- Отдай! – шипя, ринулась вслед гадюка.
Едва они скрылись из виду Настя, достав гнилушку, припустила со всех ног в другую сторону.
 * * *
Запыхавшись, влетела она в колдуньину избушку.
- Явилась? - улыбнулась Мухомориха. – Никодим забегал, приворот-траву тебе оставил.
- Не надо! – решительно мотнула головой Настя и протянула ей деньги. – Вот, спасибо, Извините, что зря побеспокоила.
- И мне твоих денег не надо. А побеспокоила - не зря. Знаешь, в чем наиглавнейшая бабья краса и сила чародейная? В блеске, что в глазах. Раньше они у тебя тусклые были, как у больной собаки. Ну-ка, глянь в зеркало – не появился ль блеск?
- Появляется! – посмотревшись, рассмеялась Настя.