Первые возле Бога

Вадим Дикан
 
         К полудню жара сделалась невыносимой, несмотря на то, что корабль находился довольно далеко в северных широтах. В воздухе – ни малейшего дуновения. Море гладкое, словно зеркало. Видимость – миллион на миллион. Душная, гнетущая атмосфера. Во всём этом было что-то зловещее, возникало ощущение приближающейся опасности.
        Выйдя на палубу, Андрей Козлов смотрел и не мог оторваться, очарованный тем, что происходило на его глазах: высокий корпус идущего на скорости авианосца своим острым носом, как клином, врезаясь в плотную массу воды, с лёгкостью ножа вспарывал её глубинные толщи. Огромная волна начинала отваливаться под углом и в сторону, как вспаханная плугом весенняя, ещё влажная земля. Снизу тёмно-малахитовая, по мере подъёма на высоту вода светлела, начиная переливаться в солнечных лучах изумрудным, а затем бирюзовым цветом. Спокойная в глубине, наверху она вся кипела и бурлила, разливаясь сверкающей белой пеной.
       - Ну что, фанера – на сегодня полётам отбой?! – Послышался хриплый насмешливый голос неожиданно вынырнувшего, словно дельфин из глубины, откуда-то сзади, командира корабля.
       Андрей обернулся. Капитан был великолепен, как всегда. В тщательно отутюженных брюках, в белоснежной рубашке, в тужурке, застёгнутой на все пуговицы и со своей неизменной трубкой в зубах, словно сошёл со старой картины. Наверное, именно так и должен выглядеть настоящий морской волк. Раскуривая потухшую трубку, посмотрел на небо. Оно было кричаще голубым, без единого облачка. Где-то очень высоко летел гражданский самолёт, оставляя за собой тонкий инверсионный шлейф.
       - Почему?! – удивился Андрей. – Готовим самолёты, всё по плану. Сейчас метеослужба колдует над сводкой погоды.
       - Ну-ну! – ухмыльнулся в бороду капитан. – Через пару часов, максимум, здесь начнётся ад, вы даже носа из кубрика не высунете!
       - Не может быть! – продолжал не верить Андрей.
       - Ещё как может! – Заверил капитан, снял фуражку и вытер платком вспотевшую лысину. – Давление резко падает. Потом вспомнишь мои слова!
       Все решения на авианосце принимает командир корабля. Он является единоличным хозяином этого плавучего города. Ответственность за проведение и безопасность полётов тоже лежит на нём. Капитан в целом с пиететом относился к лётчикам и к их нелёгкой работе, но никак не мог поначалу привыкнуть к столь беспокойным соседям.
       Правда, его уважение пришло не сразу. Он плохо разбирался в тонкостях авиационной работы и считал авиацию если не помехой, то, во всяком случае, и не главной движущей силой на корабле, перед которой все должны двигаться исключительно на задних лапках. Капитан не понимал, что выражение «где начинается авиация, там заканчивается порядок» взято не из анекдота, а продиктовано самой жизнью в этой непонятной стране с красивым именем - Авиация.
        Человеку, не сведущему в её делах, разве можно объяснить глубинный смысл обычной команды: «Отставить бочку, делаем переворот!»?! Наверняка при этих словах дилетант начнёт считать, что лётчик делает только то, что хочется, всё лишь зависит от его фантазии, посещающую бесстрашную голову в ближайшую секунду. Нет, конечно! Просто в стремительно меняющейся воздушной обстановке лётчик обязан постоянно корректировать свои действия и редко когда удаётся выдержать первоначальный план и задание на полёт. Поэтому со стороны и кажется, что авиация и бардак - синонимы. Эх, да если такой «бардак» перенести на нашу сегодняшнюю жизнь, страна сможет через несколько лет совершить рывок и встать в ряды ведущих мировых держав!
       Конечно, без авиации было бы поспокойнее, да и потише. Но зачем тогда нужен  авианесущий крейсер?! Приходилось учиться бесконфликтному проживанию с крылатой гвардией. Примерно так рассуждал капитан, наблюдая за первыми посадками самолётов палубной авиации на свой корабль.
       Андрей вспомнил, как непросто складывались поначалу их отношения. Пока корабль проходил судовые испытания, спешно организованный авиаотряд в это время тренировался на специально подготовленном наземном аэродроме в Крыму. Как любое новое дело, полёты проходили непросто. Были и поломки, и аварии. Набив немало шишек, появился первый опыт. После сдачи авианосца госкомиссии отряд наиболее подготовленных лётчиков в несколько приёмов перегнал все самолёты, доработанные до необходимых технических требований эксплуатации, на корабль. Полёты и их безопасность во многом зависели от экипажа корабля, от чёткого взаимопонимания между авиаторами и моряками, поэтому от личных отношений командира корабля и командира авиаотряда зависело многое. А ведь поначалу капитан пытался даже привлечь лётчиков к вахтовым корабельным обязанностям!
         Первые полёты проходили в неглубоком заливе недалеко от базы подводных лодок в Баренцевом море, рядом с крупнейшим аэродромом, на котором хозяйничали остроносые стратегические бомбардировщики. Это было сделано, в основном, для предупреждения аварийного покидания самолёта из-за полной выработки топлива в случае невозможности выполнить штатную посадку на корабль. Одно дело посадка на бетонку и совершенно другое – на авианосец! Слишком велико было напряжение. Наличие запасного аэродрома, посадку на который можно было выполнять почти с закрытыми глазами, действовало успокаивающе.
        Приходилось постоянно увязывать авиационные интересы с возможностями авианосца, его местонахождением в заливе. На требования лётчиков создать на палубе ветер той или иной силы, командир не раз отвечал раздражённым тоном:
        - Авианосец не игрушка, я не могу каждую минуту менять скорость. А с этим курсом, пока вы посадите самолёт, я выскочу на берег и прокопаю второй Беломорканал.
       Приходилось терпеливо разъяснять, для чего нужен на посадке встречный ветер и буквально уговаривать капитана изменить курс. Нельзя сказать, что сейчас хозяин корабля и командир авиаотряда стали неразлучными друзьями, но первоначального недопонимания проблем между ними не было.
       - Командир, кстати, нам пора на принятие решения, - посмотрев на часы, напомнил Андрей.
       - Ну, надо, так надо. Пойдём! – согласился капитан.
       Через десять минут расстроенный Козлов вновь вышел на палубу. Его сопровождал начальник метеослужбы.
       - Ты мне скажи, где здесь откопал тайфун?! – не унимался Андрей. – Посмотри на небо! Если где-то и будет ураган, то нас не зацепит!
       - Андрей Александрович, - мягко, не по уставу, обратился к командиру авиаотряда метеоролог. – Снимки из космоса и информация с других метеоцентров свидетельствуют, шторм начнётся через несколько часов.
       - Какой шторм?! – схватился за голову Андрей. – Вы что - сговорились все?! Ты хоть на небо-то глянь!
      Они вместе задрали головы кверху. Что за чертовщина?! Бывшее несколько минут назад безмятежным небо на востоке буквально на глазах затягивалось тучами. Они надвигались словно чудовищные чёрные горы, и так ясно можно было различить в них ущелья, пещеры и пропасти, где сгустились чёрные тени, словно сказочный берег неведомой страны, что глаз невольно искал там белую линию прибоя, с рёвом накатывающего на берег. Авианосец, слегка подрагивая всем корпусом от огромной мощи своих двигателей, продолжал методично распахивать море.
      - Да, пожалуй, прав оказался наш капитан, - уважительно произнёс Андрей. – Похоже, не будет сегодня полётов, а жаль. Нужная была бы смена. Вчера хорошо полетали, закрепить бы навыки.
      Метеоролог торжествующе посмотрел на своего командира.
      - Чему ты радуешься? Что, не мог нормальную погоду сделать?! – полушутя-полусерьёзно спросил Андрей.
         Теперь и западная половина неба нахмурилась. Солнце померкло и скрылось во мгле. Был полдень, но вокруг корабля сгустился призрачный полумрак, прорезываемый беглыми багровыми лучами. Всё вокруг предвещало приближение шума и движения. Духота и зной становились невыносимы. Неожиданно появились первые волны. Налетевший сильный северный ветер гнал перед собой низкие грязно-серые облака.
        Андрей вернулся в класс предполётных указаний, сделал необходимые распоряжения, отпустил своих лётчиков готовиться к завтрашним полётам и поднялся в свой кубрик. Подойдя к иллюминатору, посмотрел на угрюмые, пенистые волны. Солнце, послав несколько тусклых лучей, скрылось. Море приняло мрачный свинцовосерый оттенок, забурлило, и к небу полетели клочья белой пены. Налетевший шквал с дождём скрыл нос корабля с вздымающимся к небу трамплином. Андрей вспомнил свой вчерашний вылет.
       Задание было непростым. Сначала необходимо выполнить учебный перехват на сверхзвуке, затем пройти по маршруту и восстановить навыки пилотирования в облаках. Всё это были цветочки. Ягодки поджидали на посадке.
      В России сначала было всего несколько человек, которые умели сажать самолёт на палубу. Андрею посчастливилось оказаться в их числе. По выработанной ими методике впоследствии успешно обучались десятки лётчиков. Первым, как известно, вдвойне тяжелее. Метод проб и ошибок в авиации, к сожалению, часто приводит к печальным исходам. Но другого варианта узнать на практике теоретические расчёты и выводы невозможно. Он необходим, этот опыт, чтобы идущие следом знали об ошибках предшественников, и имели возможность достойно и с наименьшими потерями выходить из непростых ситуаций. Поэтому первые посадки на авианосец, без преувеличения, были настоящим подвигом.
      Солнце начало медленно и устало укладываться на отдых, когда Андрей, наконец, закончил полётное задание. Пробив на снижении плотную облачность, он в который раз удивился тому контрасту, который наблюдал в таких случаях: вверху, над облаками, голубой небосвод, огромное яркое солнце, беспристрастно взирающее на все пилотские выкрутасы, внизу, после выхода из облаков – тёмно-синее покрывало облачности, серое сумеречное пространство и свинцовая, с металлическим отливом, поверхность моря, на котором, практически сливаясь с водой, неспешно двигался авианосец.
      - Сотый, наблюдаю визуально, разрешите посадку сходу?
      Руководитель Полётов немедленно ответил:
      - Запрещаю, к посадке не готовы, пока с проходом.
      - Понял.
      Прогудев немного в стороне от палубы, словно майский жук, Андрей выполнил повторный заход на посадочный курс. Выполнив все положенные действия, доложил:
      - Сотый, шасси выпустил, закрылки полностью, гак, притяг, к посадке готов.
      - Наблюдаю, посадку разрешаю, на глиссаде, удаление четыре.
      Радиообмен между лётчиком и РП предельно лаконичный, максимум информации и ни одного лишнего слова. Неожиданно Андрей заметил, что корабль будто всё время пытается уйти в сторону, приходилось постоянно корректировать курс. «Может, меня сносит так энергично?», - успел с тревогой подумать Андрей. Что за наваждение? Тут до него дошло, что авианосец действительно поворачивает влево.
      - Я – Сотый, что у вас происходит?
      - На этом галсе принять Вас не успеваем, впереди мелководье, прекратить снижение, выполняйте проход.
      - Понял.
      - Доложите Ваш остаток топлива, - решил уточнить РП.
      - Остаток 2200.
      Горели почти все зелёные лампочки, показывающие выработку топливных баков. Топлива осталось всего на несколько минут. Вот-вот загорится красная лампочка аварийного остатка. До запасного аэродрома керосина уже не хватает. Да, предстоит пережить несколько тревожных минут! Стрелка, показывающая наличие топлива на самолёте, притягивает взгляд, мешая сконцентрироваться. Когда топлива мало, она сразу оживает, двигаясь будто секундная стрелка, осязаемо.
      - Сотый, набор 2000 метров, режим ожидания.
      Андрей выполнил команду Руководителя, убрал всё, что выпустил, и установил экономичный режим работы двигателей. Опять попал в облака, в кабине значительно потемнело, пришлось включать подсвет приборов. Минуты шли в томительном ожидании, сумерки сгущались, стрелка топливомера, как живая, нервно подрагивала и продолжала свой жестокий и неумолимый путь к нулю.
      Наконец, разрешение на заход получено. Чтобы немного сэкономить горючее, Андрей решил выпустить шасси и закрылки чуть позже, и едва не был за это жестоко наказан. Вывалившись под облака, в тёмных сгустившихся сумерках, Андрей с трудом нашёл силуэт корабля с ограничительными огнями и включёнными на палубе посадочными прожекторами. Погасив нетерпеливое желание побыстрее оказаться на освещённой палубе, лётчик уделил полёту по глиссаде удвоенное внимание.
      Для контроля правильного прохождения глиссады на корабле была установлена оптическая система посадки. Она состояла из зелёных горизонтальных огней, имитирующих горизонт, а также трёх указательных, расположенных вертикально: жёлтого, зелёного и красного. Эти огни уверенно просматривались с расстояния 1,5 километра. Их предназначение сводилось к следующему: во время захода требовалось войти в огни своеобразного светофора и удерживаться в зелёном цвете до самой посадки. Теоретически это выглядит не сложно, правда?
        Проблема состояла в следующем – как это сделать на практике? Смещение самолёта вверх или вниз в пределах угла зрения каждого огня контролировать было невозможно. Смена цветов происходила для лётчика неожиданно. Чем ближе к палубе, тем точнее требовалось пилотировать самолёт, тем меньше требовалось отклонение, чтобы выскочить из зелёного цвета.
       «Что такое? Почему ничего не получается? – с тревогой подумал Андрей. – Совершенно не могу удержаться в зелёном, всё время проваливаюсь в красный. Самолёт ведёт себя как-то странно – всё время норовит задрать нос». Пронзительная мысль, как выстрел, вылетела из головы, напряжённо решающей возникшую проблему: «Я же без закрылков!». Андрей лихорадочно выпустил закрылки, пытаясь вернуться в зелёный цвет светофора.
       - Сотый, удаление километр, посадку разрешаю, - прозвучала команда в эфире.
       В этот момент каким-то шестым чувством надвигавшейся опасности пилот осознал, что не включил систему притяга плечевых ремней и не выпустил гак. Если лётчик не будет притянут, то на пробеге перегрузка размажет его по приборной доске. А без гака самолёт не сможет зацепиться за корабельные посадочные тросы. Исправляя допущенные промахи, Андрей не заметил, как провалился вниз настолько, что исчезли все огни. Руководитель визуальной посадки закричал:
      - Сотый! Прекратить снижение! Обороты максимал! На второй круг!
      Спереди угрожающе выросла двадцатиметровая стена кормы. На скорости около 80 метров в секунду Андрей едва успел перескочить через неё. Никакие прежние заслуги не могли бы защитить и спасти лётчика от единственной ошибки, сделанной второпях. «Ну всё, всё, проехали, - успокаивал себя Андрей. – Соберись! Хорошим же ты будешь методистом, погибнув на глазах своих пилотов!».
      Загорелась красная лампа аварийного остатка топлива. Наступал момент истины. Андрей был опытнейшим лётчиком. У него случались посадки в тумане, с практически нулевой видимостью. Только это было на земле. Там можно было спрогнозировать, что ли, движение самолёта по глиссаде. На корабле даже предпосадочное снижение отличалось от привычных навыков, выработанных годами напряжённых полётов на аэродроме.
      Во-первых, в двухстах метрах за кормой идущего авианосца возникала воздушная яма, затягивающая самолёт вниз. Во-вторых, при боковом ветре справа, со стороны высокой надстройки корабля, была область разряжения, затеняющая заключительный участок снижения. Самолёт, выскакивающий на палубу, притягивался к надстройке, словно железный гвоздь к магниту. В-третьих, дальше начиналась зона возмущённого воздуха от высокого трамплина, которая старалась окончательно запутать обалдевший от всех этих особенностей поведения атмосферы самолёт, вяло и неохотно реагирующий на отклонение рулей, отрывая его от надстройки и настойчиво зовущая к себе. В-четвёртых, возле кормы, словно рой пчёл, носилось огромное количество чаек, встреча с которыми не предвещала ничего хорошего. Всё это испытывает пилот за считанные мгновения и успевает выбрать единственное правильное решение. Ну и как назвать после этого лётчика, сумевшего бросить вызов судьбе и в таких условиях сажающего самолёт на авианосец??!!
      Несмотря на аварийную ситуацию на посадке, Андрей успел заметить, что боковой ветер был довольно сильным. И что особенно угнетало – порывистым. «Эх, мне бы керосинчика немного, чтобы успели подвернуть авианосец строго против ветра!», - с тоской глядя на горевшую лампочку аварийного остатка, подумал он. «Ты ещё попроси у меня взлётно-посадочную полосу шириной метров двести и длиной километров пять!», - откликнулся Создатель и добавил: - Работай, не отвлекайся! Мешать не стану!».
      Вихрем пронесшиеся мысли успокоили Андрея. Теперь его ничто не могло отвлечь. Предельная собранность и максимальная концентрация всех сил, какая бывает у марафонца на заключительной стометровке.
      - Сотый, шасси выпустил, закрылки полностью, гак, притяг, к посадке готов, - раздался в эфире спокойный и уверенный голос Андрея.
      - Посадку разрешаю, удаление полтора, на глиссаде, - спокойствие лётчика передалось Руководителю.
      Через 24 секунды в эфире раздалась команда РП:
      - Посадку подтверждаю. Молодец! Убрать гак! Можно рулить.
      - Сотый, остановились двигатели, тягач для буксировки...
      Руководитель полётов, после небольшой паузы:
      - Понял, высылаю.
      Вспоминая вчерашний полёт, Андрей ещё раз проиграл в уме все основные его этапы, нашёл и разобрал все ошибки. Но вот вдали, там, где одинокий луч солнца, прорвавшись сквозь тучи, превратил кипящую мутную поверхность моря в расплавленное серебро, показался хищный лик подводной лодки, сопровождавшей авианосец. Видимость стала улучшаться. По громкой связи прошла команда: «Полковника Козлова к командиру!».
     Поднявшись в рубку, где находился командир, Андрей увидел своего метеоролога, державшего в руках распечатку метеосводки. Метеоролог с пеной у рта что-то яростно доказывал командиру. «Критика возымела своё - полёты выбивает!», понял Андрей, улыбнувшись.
     - Ну что?! – Устало пожаловался ему капитан. - Доконал меня твой метеоролог! Будете сегодня летать или нет?!
     - Конечно, будем! – Андрей прямо искрился радостью.
     - Тогда – от винта!