Продолжение

Людмила Гайдукова
Принтер затих, погас монитор, и на стол легли аккуратно распечатанные листы. Новый роман был готов. Его ещё никто не видел! Рута с радостью отдала бы половину своей жизни, чтобы чёрные птицы букв так и не сорвались с белых листов, не долетели до чьего-либо сознания и воображения. Но… контракт подписан и роман готов.

Водила пальцем по строчкам, не разбирая слов, опасаясь разреветься, смазать текучую краску. Кто же знал, что так получится?!

— Ревную! — глупо шептала и снова беспомощно всхлипывала. — Разве можно?

Оказывается, можно. В её романе было много героев, — и всех Рута одинаково нежно любила, проникая между строк, читала их мысли, знала их улыбки и жесты. Но безумно ревновала только одного, даже не главного. Он не стал её отражением, не говорил словами автора. Просто появлялся эпизодически, словно случайно подбрасывая другим героям темы для размышления — свои компьютерные игры. Он был гениальным программистом! Когда Рута столкнулась с необходимостью выбора имени, из всех вариантов вдруг явился самый необычный — Олесь, и остался — случайным росчерком карандаша на каком-то клочке бумаги. Кто бы мог сказать тогда, что встреч с ним она будет ждать, как свидания, вихрем врываясь в короткие эпизоды, ловить выдуманные оттенки взглядов, волноваться, наматывая на палец длинные локоны светлых волос?

И вот роман готов, а продолжения не будет… Рута бережно собрала рассыпавшиеся по столу листы. Олесь… Вдруг кто-нибудь разглядит его образ через строчки? Разглядит так, как видит его она сама? Прорвётся за грань и сможет ласково погладить руку с тонким шрамом на запястье… Вдруг он полюбит эту неизвестную читательницу?! А ей самой что же — почёт и уважение? Гонорар за труд?!

Девушка метнулась в спальню. Шкаф распахнут настежь: не то, не то… Ага! Вот оно! По-прежнему жалобно всхлипывая, надела самое лучшее платье. Что дальше? Можно было бы свечи зажечь, но их нет. Подойдут, пожалуй, алые розы — целая охапка, составленная из букетов, подаренных поклонниками ко дню рождения. Усмехнулась: спятила ты, детка! Окончательно спятила!..

*   *   *   *   *

На дверной звонок молодой программист отозвался не сразу: просто не верилось, что кто-то может прийти к нему так поздно. Наверное, опять ошиблись дверью. Но звонили настойчиво, и Олесь, с сожалением оторвавшись от чёрного кофе с детективом, пошёл открывать. Два часа ночи! Кого ещё принесло?!

На пороге стояла девушка. С розами. В вечернем платье и босоножках — это зимой-то! Сумасшедшая! Но не держать же её на улице…

— Привет! Проходи…

Засмущалась, раскраснелась. Протянула ему охапку алых роз.

— Это тебе… Спасибо…

— За что?! — Цветов ему ещё никто не дарил! А девушка очень даже ничего…

— За то, что ты совсем такой.

Вот это номер! Олесь и так потерял дар речи, сильно подозревая, что он, наверное, переутомился и заснул за своей очередной игрушкой. А девушка подошла совсем близко и, взяв его за руку, ласково погладила белый шрам на запястье.

— Стеклом порезался, да?

— Давно, в детстве. А ты откуда узнала?

Последние снежинки растаяли в её светлых волосах, превратившись в капельки. Точно, сумасшедшая! Или он всё-таки спит?

— Я всё про тебя знаю. Полгода бредила тобой… Ты живой, настоящий? Это правда?

Он-то живой, похоже, даже настоящий. А она… Как трогательно блестят голубые глаза! Просто вот-вот разрыдается! Олесь всегда робел перед женскими слезами и стремился сбежать куда-нибудь, совершенно теряясь от одного вида плаксивой девчачьей физиономии. Но сейчас он, подумав, почему-то подошёл к незнакомке и, стараясь казаться спокойным, провёл рукой по её щеке. …

… Он несколько раз просыпался ночью, боясь, что Рута исчезнет. Но, утомлённая его ласками, она тихо спала рядом, совершенно не собираясь растворяться в дымке нереальности. Прекрасная, беззащитная… Единственная на всём белом свете!

*   *   *   *   *

Отдыхали на подоконнике кисти и тюбики с краской. Картина была закончена. Николай с радостью отдал бы половину своей жизни, чтобы никто никогда не увидел возникшей там, в глубине холста, тоненькой фигурки молодой писательницы, склонившейся над последним романом. Задумчивый взгляд, изящно повёрнутая головка, светло-русые локоны на фоне белых листов с тёмными строчками… И ворох алых роз, прижатых к груди отчаянным жестом. Она ведь даже не подозревает о существовании художника, создавшего её!

Он назвал её Рутой. И полюбил с самого первого взмаха кисти, а теперь сходил с ума при мысли, что она принадлежит не ему! Да, договор подписан, и заказчик, верно, уже поднимается по лестнице в мастерскую. Только зачем этому парню картина? Он, кажется, программист…