Здесь была Нахаловка. Тихое местечко.
Каждое утро старик выкатывался на коляске на балкон с видом на клумбу. Некогда он разбил её сам. Старик подолгу считал цветы и обычно грубо кричал, если обнаруживал пропажу. Скаредный, он не разрешал рвать цветы. Они увядали прямо на клумбе. Ему приходилось упрашивать домашних убирать их останки, а те из вредности это не делали. Впрочем, каждую весну домашние возились на клумбе, старик молча наблюдал за ними с балкона. Помню хрупкую девочку со спутанными рыжими волосами, плохо одетую. Почему её держали в чёрном теле?… Как-то я проходил мимо клумбы. Отвлекшись от цветов, она сидела на корточках и смотрела куда-то вдаль. Мне её лицо, особенно глаза, показались прекрасными. Из забытья её вывел вопль старика с балкона…
Но вот Нахаловки не стало. Сюда пришёл большой город. Дома снесли. Огромную территорию огородили забором. Чудом уцелела клумба. Мимо как угорелые носились машины. В жаркую погоду они поднимали пыль, которая оседала на цветах и листьях, от чего они становились блеклыми, а в ненастье - обдавали клумбу грязной водой из луж. Клумба благоухала только ранним свежим утром. С наступлением суматошного дня аромат исчезал.
Мэрия заломила очень высокую цену за высвобожденную территорию. Покупателей не нашлось. Уже стал ветшать забор. Время шло, а клумба продолжала расцветать. По весне сначала появлялись нарциссы, потом - тюльпаны. Они опоясывали несколько кустов роз. Розы цвели целый год. В сырую декабрьскую погоду тянулись вверх, красовались бутоны. Поближе к ноябрю появлялись дубки. Мало кто обращал внимание на клумбу. Бывало, кто-то сорвёт тюльпаны с грядки, они тут же поникают и начинают терять один лепесток за другим. Оставался торчать только пестик.
Как-то один пьянчуга нарвал с клумбы букет дубков. Не хватало денег на пиво. Вечерело, и не видно было, что дубки были ржавыми от грязи.
- Сколько стоит? - спросил проходящий мимо мужчина с маленьким мальчиком.
- Рубль.
- Меньше нельзя?
- Восемьдесят.
- Хорошо, давай за шестьдесят.
Пьянчуга согласился. Прохожий взял букет, а того прохвоста след простыл. Опомнился любитель цветов, что купил не букет, а веник, в сердцах сплюнул и бросил дубки в урну. Отец обещал купить сыну конфет, но купил цветы жене и неудачно.
Жизнь клумбы текла своим чередом, подчинялась своим законам. Так бывает. После того, как умерла моя бабушка, посаженный ею сад ещё долго расцветал с наступлением весны. Гости хвалили меня за красоту, которую будто бы я развёл. Я молчал и не рисковал беспокоить грядки - не ковырял их лопатой, боясь нарушить естественное бытие сада.
Наконец, начальство порешило с бывшей Нахаловкой. Место купили иностранцы, которые должны были возвести здесь цветочный маркет. Я удосужился побывать на презентации проекта. Подряд на строительство взяла крупная частная фирма. Строение должно быть манерным. Тонированные стёкла, кричащая роскошь. Архитектор тоже показался мне манерным, даже несколько феминным. Цветы должны привозить из Голландии. Шикарные. Их бальзамировали и замораживали, чтоб не увядали. Во время презентации я обратил внимание на букет сирени в вазе. Припал к нему понюхать. Удивлялся, сирень отцвела ещё в мае, а на улице уже август. Цветы были похожи на живые и не пахли.
Между тем строители начали разворачивать свои порядки. Понаехала техника. Разобрали забор. Открылась вдруг необъятная ширь пустыря, поросшего бурьяном. Первым обратил внимание на клумбу прораб. Её не было в проекте. Он обратился к архитектору. Дескать, объект непредусмотренный. Площадь - четыре на метр.
- В чём проблема? - архитектор посмотрел на него из салона своего серебристого "Мерседеса".
- Господин архитектор, на том самом месте, где разрешено строительство, находится цветочная клумба.
- Клумба? Место, где растут цветы? Излюбленное место прогулок и отдыха трудящихся? - съехидничал архитектор.
Чуть позже мужланистого типа прораб, передразнивая женоподобного архитектора, давал команду рабочим убрать непредвиденное препятствие.
Но стали происходить непонятные вещи. Рабочие затоптали клумбу... На следующее утро приходят строители, а цветы растут, как ни в чём не бывало. Строители пожали плечами, высыпали на клумбу самосвал песка. Следующим утром опять те же цветы растут уже из песка. Прораб был в бешенстве, архитектор вопил как женщина.
Тут один бульдозерист решил отличиться. Он молодецки вскочил на трак, уселся в кабине, проехался по клумбе раз, другой. Ещё даже "повёл" гусеницами, как крупногабаритная дама бёдрами. Потом ухарски соскочил с бульдозера и весело посмотрел на товарищей. Никто не обратил внимание на парня. Каждый был занят своим делом.
Стройка пошла своим чередом… Про клумбу забыли. Только бульдозерист почему-то захандрил. Сник, настроение пропало. Парень был пришлым. Обычно звонил домашним раз в неделю, а тут каждый день стал выходить на связь. Ползарплаты изводил. И вот однажды слышит в трубке, как плачет младший из детей. Он вздрогнул, как будто именно этого боялся. Почему плачет дитё? Ночью ему опять слышался плач ребёнка. Сначала решил, что кажется. Но плач продолжался. Нервозность овладела им. Он начал метаться по комнате.
Через день он взял расчёт и уехал в свою бедную деревню. От сердца отлегло. Все домашние были живы-здоровы, но по-прежнему очень бедны. Некоторое время он слонялся без дела. Домочадцы посматривали на него искоса. "Понятно, что соскучился. Понятно, что в большом городе трудно. Но кто семью кормить будет!?"
Хандра не проходила. Однажды, прогуливаясь у дома, он вдруг почувствовал, как на его шее вдруг медленно и верно стала ослабевать цепочка с крестиком. Он стоял, как бы прислушиваясь к этому ощущению. Потом почувствовал, как цепочка оборвалась, заструилась вниз по телу. Он спохватился и попытался нащупать крестик пальцами, там, где он должен быть. Не нащупал. Парень опустился на корточки и начал искать крестик. Нашёл. Потом в изнеможении сел на землю. Он сидел, упёршись руками в землю, задрав голову, согнутый в плечах. Лицо нещадно жгло солнце. И вдруг почувствовал шевеление между пальцами, лёгкое и ласкающее... Он невольно опустил глаза и обомлел, меж пальцев неловко и неуверенно стала пробиваться мурава. И вот она пошла вширь... Завороженный, он смотрел, как расширялся и рос оазис, как тянулись вверх всё увереннее и увереннее стебли, набухали почки, как выпрастывались из них нежные лепестки листьев и цветов, как доверчиво они раскрывались и обращались его взору... те самые цветы, с той самой клумбы. Слёзы потекли из его глаз.
- Ты почему плачешь, папа? - спросила его малышка. Она была чумазая и рыжеволосая, с красивыми глазами.
- Цветы вокруг.
Ребёнок удивился. Вокруг была всё та же непроницаемая твердь почвы, жадная до плодов и зелени.
Родные не на шутку забеспокоились, совсем плох стал парень. Тёща посоветовала поехать всей семьёй к старой церкви. Надо было подняться в горы, она находилась на поляне, вернее - её развалины. Место считалось святым. Тёща сказала, что надо ягнёнка туда свезти. И вот набрали вина, разной снеди, купили агнца. Беленький был, совсем маленький. Даже блеял тонким голосом. Дети его на руках носили. На "рафике" брата жены, который работал в городе таксистом, всей семьёй и двумя-тремя соседями поехали к месту. Погода была хорошая, поляна вся бирюзовая. Зять и тёща уединились. Сделали несколько кругов вокруг церкви. Она впереди шла, бубнила какие-то тексты, парень за ней, ягнёнка тащил за собой.
Пока зять и тёща круги делали, женщины на поляне скатерти разостлали, стали кушаньями их обставлять, а мужчины с вином возились, разливали его по кувшинам. Брат жены костёр из веток лозы разжигал. Специально привёз их. Отличные угли получаются, шашлык на них хорошо "подходит". Пришли зять и тёща. Ягнёнка оставили пастись на поляне. Бульдозерист повеселел. Поели, попили. Тут брат жены встаёт и говорит свояку, дескать, пришло время шашлык готовить, пойдём за ягнёнком. Тут парень затрясся и …сознание потерял. Все всполошились. Послали быстроногого мальчика к роднику. Водой обливали несчастного…
Очнулся он в машине, по дороге домой. Народ вокруг напуганный сидел. Парень спросил:"Где ягнёнок?". Вспомнили про агнца, впопыхах оставили его на поляне пастись. Парень сказал, что это - хорошо.
Прошло время, последние привезённые деньги потратились. А бульдозерист продолжал "в похондрии пребывать", - так о нём говорили окружающие. "Переутомился, много работал," - оправдывала его жена. "Нежный он у тебя, хотя с виду дубина," - съязвил её брат. Парень сам не знал, что за "лихоманка на него нашла". Объяснить ни себе ни кому другому, что происходит. Но однажды ему приснилась "причина" - кадры из документального фильма. Он был пьяным тогда, смотрел ТВ краем глаза. С товарищами сидел у стола, время проводили, орали под гитару песни…
Как бы за кадром, голос диктора произносил: "Сцены львовского погрома 1942 года". Рыжая голенькая еврейская девочка кричала истошно. Её пыталась унять посторонняя женщина. Та сама плакала от ужаса. Только что расстреляли дедушку этой девочки, мать, отца, старшую сестру. Дедушку выкинули из коляски и выстрелили ему в затылок. Вот подходит к девочке мужлан и пальцем по губкам проводит. Отравил. Сразу умерла. А той женщине, что успокаивала, раздеваться приказали. Она стянула юбку, потом вдруг в трусах, вопя, бросилась бежать. Её срезали автоматной очередью. Один офицер стоял у клумбы и перезаряжал пистолет. Цветы были в смятении. Их головки колыхались от ужаса.
Бульдозерист из сна не вышел. Сознание совсем от страха закрылось. Врач сказал, что у него депрессивный психоз.
Этот врач, кстати - мой сосед. Он рассказывает мне о своих больных. В выходные мы играем в шахматы в моём саду.