Маленькая деревня Каменник лежала в дремучем, смешанном лесу, на отрогах Валдайской возвышенности. Слева от неё находилась высокая круча с названием Воссиянцы. Из-за неё каждое утро восходило яркое оранжевое солнце, потому и назвали её так. Невдалеке текла река Мста, местами полноводная, местами порожистая. Но всегда в реке водилось много рыбы, на радость сельчан.
Добраться до Каменника из Москвы или Питера можно было только на перекладных: сначала на поезде, потом на автобусе, затем на пароме через реку Мсту, потом на телеге, если много вещей и если ещё достанешь лошадь.
В старом, вросшем в землю доме жила одинокая вдова Седунова Екатерина Петровна. Её муж погиб на фронте под Любанью в 1942 году, оставив ей трёх маленьких сынков. Вот и выбивалась она изо всех сил, чтобы воспитать, выучить и вывести в люди своих детей Андрея, Сергея и Васеньку.
В 1946 году после окончания войны заразились дети свинкой, и все по очереди переболели. Лечила травами и чем могла: давала чай с малиной и куманикой (морошкой). Но средненький Серёжа, которому исполнилось шесть лет, переносил болезнь хуже всех. Температура была очень высокой. Ночью не спал, всё просил пить. Измучившись и испугавшись, что может потерять ребёнка навсегда, мать попросила у бригадира лошадь и повезла Серёжу в районную больницу. Других детей оставила со своей матерью, которая жила на противоположной стороне улицы в этой же деревне.
В больнице главврач Душечкин Иван Иванович сразу же определил заболевание, назначил уколы, предписал таблетки и положил во вторую палату.
Серёжа стал быстро поправляться: то ли кризис прошёл уже дома в последнюю ночь, то ли лекарства так быстро помогли, то ли так домой хотелось. Мать приезжала к Серёже каждый день, чтобы не плакал. Каждый раз она привозила ему что-нибудь. И на этот раз она привезла ему два вареных гусиных яйца. Серёжа только что пообедал и есть не стал. Мать поласкала сынка, рассказала о братиках, простилась и пошла домой, пообещав купить монпансье – леденцов в металлической баночке.
В палате на соседней кровати лежал больной мужчина. Звали его Михаилом Ивановичем. Постоянные приступы кашля душили его. Мужчина часто стонал. Чем он болел, Серёжа не знал. Когда дядю Мишу не мучил кашель, он охотно разговаривал со своим маленьким соседом. Расспрашивал Сережу о его житье - бытье, братьях и деревенских друзьях-мальчишках. Спрашивал, кем хочет стать.
Никто не навещал Михаила Ивановича, передач он тоже не получал.
В тот день, когда мать принесла два яйца, дядя Миша спал, отвернувшись к стенке, а, может быть, делал вид, что спит. Мать ушла. Михаил Иванович сел на кровати и закашлялся. Серёже сделалось так жалко этого одинокого человека, что он взял самое большое гусиное яйцо и подошёл к кровати напротив.
- Дядя Миша, съешь, пожалуйста, яйцо, с него ты сразу поправишься, а мама принесёт завтра ещё много яиц.
- Спасибо, сынок, положи на тумбочку, я обязательно съем его и поправлюсь.
Серёжа положил яйцо на дяди Мишину тумбочку и пошёл к окну. Сначала он увидел, как на подводе привезли кого-то и как люди в белых халатах потащили на носилках этого человека с подводы в здание больницы. Потом он долго наблюдал за двумя собаками, как те играли, бегая друг за другом.
Внезапно он так и окаменел: мать входила в ворота больничного забора. Вероятно, она уже купила леденцы и возвратилась, чтобы отдать их Серёженьке. Пот выступил у Серёжи на лице при мысли о том, что мать увидит яйцо на тумбочке дяди Миши. Она наверно подумает, что не успела уйти, как он уже отдал то, что ей достаётся с таким трудом. Нет, она бы не заругала его, но всё же как-то неловко.
- Дядя Миша, отдай яйцо назад, мама вернулась..
- Возьми, если хочешь, съешь сам.
Казалось, Михаил Иванович даже и не удивился такому внезапному поступку мальчика. "Ребёнок", - подумал он.
Но Серёже сделалось так стыдно, что он сразу же лёг на койку и закрылся одеялом с головой. Он ждал и ждал маму. А она всё не шла и не шла. "Наверно, что-то случилось,- думал он. - Ну, что же она не идёт".
И, наконец, Серёжа сладко заснул и не проснулся до ужина. Ему снилась больница. Он держал в руках тяжёлую корзинку, полную гусиных яиц. Эти яйца он раздаривал всем больным. Подходил и клал каждому в руки по яйцу. Все гладили Серёжу по голове и говорили «Спасибо!»
А Михаилу Ивановичу он дал несколько яиц, оставшихся на дне корзинки. Тот взял и погладил Серёжу по головке: «Спасибо, мальчик! Ты вырастешь умницей!»
Когда Серёжа проснулся, то увидел, что койка напротив пуста и застелена белым свежим бельём.
За ужином Серёжа спросил:
- А где дядя Миша?
- Пока ты спал, его сегодня выписали. Насовсем, - тяжело вздохнув, сказал после небольшой паузы мужчина с костылём. - Тепереча тебе другого соседа дадут. Свято место пусто не бывает.
На следующий день мама не приехала. Серёжа не находил себе места, слонялся по палате, потом вышел в коридор. У него появился новый сосед, но Серёжа никого не хотел видеть, только маму. После обеда всплакнул тихонько под одеялом.
А через день мама приехала забирать Серёжу из больницы. Первым делом Серёжа спросил:
- Мама, а ты купила леденцов? Нет? Мама, а зачем ты вернулась позавчера, я видел в окошко?
- Я вернулась, чтобы узнать, когда тебя выпишут, а врача уже не было. Но в регистратуре девушка сказала, что тебя готовят на выписку на сегодня. Вот я и приехала за тобой...
Когда мама в приёмной одевала Серёжу, они слышали, как две пожилые нянечки разговаривали за переборкой:
- Да, Валя, жизнь коротка, вон и Михайло Иваныч помёрше, а уж какой человек хорошой был, мухи не обидит, - сказала одна.
- Не говори лучше, ронная моя. Ведь и не болел сильно-то, да эвон как в одночасье скрутило. И что только не привяжется, а всё оттого, что в Бога не верят, - ответила ей вторая женщина...
Дома братишки долго тискали Серёжку, будто проверяя, как он себя чувствует после больницы. Серёжа подробно рассказывал о добром враче по фамилии Душечкин Иван Иванович, о том, чем его кормили, о медсёстрах и соседе дяде Мише. Но о случае с гусиным яйцом он никому и никогда больше не рассказывал и даже старался не вспоминать, испытывая в душе досаду на себя и гнетущую неловкость.