Вместо предисловия к рассказу "Червивое яблоко"
Украинскими правоохранительными органами в г.Харьков задержан бывший управляющий Орского филиала АКБ "Новотроицк Банк" В.Мазухин.
Как сообщил наш корреспондент, о его задержании Федеральная Служба Безопасности по Оренбургской области распространила следующую информацию. В.Мазухиным через Латвийский "КАПИТАЛ БАНК" на личные счета в Национальный Коммерческий Банк островного государства Сент-Люсия были переведены сначала около 9 млрд руб., а затем 1 млн 140 тыс. долл. с активов Орского филиала и с валютных счетов фирмы "АПЕКС". Во время пребывания в Латвии, сначала сняв со счетов около ста тысяч долларов и поделив их со своим подельником, а также провернув операцию с переводом денег в Сент-Люсию они направились в это островное государство. К тому времени банковсккая элита страны, получив от органов ФСБ РФ сообщения о незаконных доходах их клиентов, на раскрытие тайны вкладов не пошла, но счета заморозила. Именно тогда Мазухин расстался со своим компаньеном, который вынужден был вернуться в Оренбургскую область, а сам долго пытался получить свои деньги со счетов в банке Сент- Люсии. Национальное центральное бюро ИНТЕРПОЛА обнаружило попытки его контактов с Национальным Коммерческим Банком, сначала из Кипра, затем из Израиля, позже из Украины, где Мазухин остановился, когда у него кончились деньги, снятые в Прибалтике. Его задержали при попытке провернуть еще одну махинацию органы правопорядка Украины. Против него возбуждено уголовное дело. В настоящее время следственными органами Оренбургского Областного Управления ФСБ РФ ведутся переговоры с коллегами из-за рубежа и в рамках Минской конвенции 1993 года решается вопрос о выдаче Владимира Мазухина. Счета в Национальном Коммерческом Банке Сент-Люсии на данный момент ликвидированы и денежные средства возвращены на Родину.
http://scripts.online.ru/money/news/98/09/01_067.htm
До открытия Храма Ильяс Адигамов существовал как личинка в навозе, и вдруг появились крылья. Пеший он скользил, приминая бурьян, через давно непаханое поле. Его ботинки обрастали липкой тяжёлой грязью. Погода была капризная, свежая. Недопитая бутылка «Кагора» и поллитровка с политурой лежали в пакете и постукивали в унисон колокольному звону. «В новой крещёной жизни я постараюсь не грешить, — внушал себе человек, — верну жену, свяжу её, наконец, несчастную, привезу обратно домой и посажу на хозяйство. А когда добуду кирпичи, то в угоду супруге построю новую голубятню. Но как же их добыть? — шумело в пьяной голове. — Я крёстного озадачу. Пускай он прикажет, чтобы попроще со мною держались мои прорабы». А крёстным у Ильяса был, не кто иной, как Павел Иванович — хозяин чёрной металлургии. Сегодня он трижды макал косматую голову крестника в серебряный тазик.
Впереди стояла искусственная гора — отвал из мёртвой породы. Её плоская вершина была укатана колёсами тяжёлых самосвалов и за многие годы укреплена водою атмосферных осадков. Там, наверху, люди построили гаражи. Перед подъёмом на отвал Ильяс остановился, чтобы отхлебнуть из бутылки винца, запрокинул отмытую крещением голову до отказа назад и поперхнулся. По откосу катился белый силикатный кирпич, за ним — керамический красный. Человек догадался, что на вершине рушат гараж. Очень часто случались угоны автомашин, пропадали соленья. Но охранять нагорные постройки никто не хотел. «Вот, когда узнаем, кто это делает, то убьём», — шептались добрые люди, но дальше этого шёпота дело не шло.
После первого неудачного глотка татарин откашлялся и допил остатки «Кагора». «Может быть, это мой гараж поломали?», — почему-то подумалось ему.
Осерчавший человек отбил донышко опустевшей бутылки о прилетевший сверху кирпич и с отколотым горлышком двинулся наверх.
«Я им без боя ни одного кирпича не подарю, — буравило в голове. — Костьми на отвале лягу, но крови не миновать».
На вершине не было никого. Только что разбитые стены выделялись из группы давно поломанных построек. В то время, когда в церковном соборе шла первая служба, злоумышленники тоже не отдыхали. Четыре сухонькие кирпичные штрабы белели среди чёрных сырых развалин кооперативного хозяйства. От досады Ильяс не сразу сообразил, на какой из многочисленных улочек находится его гараж. Наконец-то он наткнулся на исторические руины хамраевского хозяйства. Несколько лет назад Назим Хамраев, товарищ Ильяса, поймал за руку Семёна, укравшего маринады, и устроил ему самосуд. В насилии Назим не раскаялся и поэтому отбывал наказание за решёткой. В посёлке Хамраева считали героем, а Семёна — изгоем.
«Ага… Вот он — бывший хамраевский гараж, — пробормотал Ильяс у его развалин. — Больше к нему никто так и не притронулся, а, ведь, можно было и погреб разобрать, и деревянные полочки в нём. Да дух Назимов страшен». Потом Ильяс догадался, что в земле ковыряться намного труднее, чем на поверхности, где ещё немало ресурсов для погромов. Мнимые страхи не препятствие для честного вора. Странно, что все бесхозные дома ломаются намного дольше, чем их когда-то построили, хотя должно быть наоборот.
Его, адигамовский, гараж находился неподалёку. В последнюю очередь, когда-то, самые непритязательные жители посёлка получили делянки на этом отвале. Многие из них не имели автомобилей. Безлошадные в жизни застройщики не позаботились о дорогах. В первое время по улицам отвала бегали трактора, зачищая слякотную грязь. Но однажды гусеничная подмога исчезла, и через год колдобины обросли высокой травой. На эту нетоварную территорию даже воры не загоняли свои стенобитные механизмы…
Некрашеные двери ржавели. Убедившись, что его гараж ещё не разрушен, Ильяс успокоился и убрал осколок бутылки в карман. Ему захотелось выпить. Во время подъёма в гору татарин устал. В пакете лежала политура, но не было ни соли, ни посудины для отстаивания суррогатного пойла. Ильяс Адигамов вернулся на хамраевские руины с надеждой найти среди разбросанного хлама какую-нибудь кастрюлю. Многие люди солили рыбу или хоронились от семейных баталий в гаражных постройках. Таким же был и Назим. Однако ни соли, ни посудины среди развалин не оказалось. Старую солдатскую кружку Ильяс подобрал на мусорной свалке. Рукою отёр её от грязи, понюхал. Пахло одеколоном. Вдруг строитель сообразил, куда необходимо пойти за солью. Этой зимою он выкладывал стены какому-то незнатному начальнику из конторы. Его керамический гаражик находился в конце отвала. Было морозно. Чтобы раствор не замерзал, подсобники добавляли в него солёную воду. Весною кладка оттаяла, и на фасаде появился белый налёт. Заказчиком был интеллигент. Он не ругался, но упрекнул строителей за халтуру. Неотмытые дождями стены его гаража всё ещё белели. Ильяс достал из кармана осколок разбитой бутылки, которым собирался драться с ворами, и, шаркая по солёным кирпичам, добыл полжмени керамической пыли. Для очищения политуры этого было мало.
Вдруг раздался хлопок. Он обернулся. В тылу приземлился воздушный шар. Ситуация была нелепая, воровская. Налево лежали развалины гаражей, а справа валялись железные двери, порезанные на части. Позади у Ильяса находилась стена, в которую он только что скрёбся. «Если в корзине находится милиция, — подумал татарин, — то меня сейчас уличат в попытке проникнуть в чужое хозяйство и арестуют». Ошарашенный человек подошёл поближе к корзине. «Неужели это банковский шар? — подумал он. — Я не единожды видел, как поднебесье такие шары ловили деньги».
Пригаражный бродяга насторожился. Ни единого человека, ни подвоха, ни видеокамер. Он дважды подпрыгнул, заглядывая в корзину. В ней еле-еле чадила газовая горелка. В самом дальнем углу корзины лежал огромный заштопанный чулок, рядом с ним белели какие-то мешки. «В них находятся деньги», — догадался татарин. Подумав, что шар отбился от человеческих рук и примчался по воле ветра, Ильяс осторожно поднялся по верёвочной лестнице в его корзину и склонился над мешками, изучая загадочные пломбы. Он попробовал их сорвать, но ни одна тесёмка не поддавалась. От страха стучали зубы. Немножко поостынув, татарин достал осколок бутылки и ударил им по ближнему мешку. Внутри оказалась поваренная соль. Словно из раны кровь, она струилась под ноги захватчику.
Для выпивки было всё. Опытный пьянчуга Ильяс достал солдатскую кружку. В неё он насыпал соли и откупорил бутылку с политурой. Размешивая напиток, татарин неосторожно приблизился к газовой горелке. Спирт в его кружке неожиданно вспыхнул, и от этого дополнительного тепла воздушный шар подпрыгнул и полетел, набирая высоту. Став поневоле пилотом, Ильяс увидел деньги, парившие над городом, но его воздушное судно дрейфовало над степью в другую сторону. «Как же мне развернуться навстречу ветру? — ломал свою голову пилот. — Это ж теперь моя работа ловить повсюду деньги и умножать их». Он зажмурился и представил, как толстые, плотно упакованные пачки сторублёвок рвутся на ассигнации и пеленою растягиваются над городом, обволакивая небо. Вот они медленно оседают на крыши стареньких хрущовок, падают на деревья, на траву, раздуваются по асфальту с бумажной рванью вперегонки. Всю эту беспроцентную денежную массу хватают подлые люди, их дети и прячут её в исподнее бельё. Ильяс до отказа открыл газовую горелку и подлил политуры в горящую кружку, надеясь на более высокие встречные потоки ветра. Но его посудина по-прежнему улетала от денег в иные дали. «Может быть, всё-таки догонит ещё какая-нибудь ассигнация мой шар?» — надеялся пилот. Некоторое время он всё ещё глазел на денежный город, на металлургический комбинат, на трубы банка, но вот его понесло к новостройкам.
На пути у воздушного шара появился дворец, скребущий небо. Это восьмое чудо света принадлежало главному инженеру чёрной металлургии Владимиру Анатольевичу, второму в ранге после Павла Ивановича начальнику, осваивавшему кредитные деньги. «Он же все тучи будет притягивать к себе, — удивился Ильяс. — В округе начнутся большие дожди, почва раскиснет и сгниёт урожай. Повсюду появится мошкара да лягушки. А ведь такой же учёный, как и Павла Иванович, а, вот, смекалки мужицкой нет».
Но тучи спешили мимо, не гневаясь ни на йоту. Аварийная ситуация возникла иначе. Воздушный шар потащило на стройплощадку, на самый верхний этаж. Ильяс убавил в горелке огонь, выпил из кружки горящий пунш, оглядевшись, увидел багор и быстро его поднял, выставляя навстречу дому. Когда пилот протаранил парадную стену, шар резко подпрыгнул, и завис над самой верхней верстой кирпичной кладки. Не удержавшись на ногах, человек по инерции вылетел из корзины воздушного шара и упал в пустой металлический ящик. От удара в глазах метались огни. Рядом стояли поддоны. Каждый кирпичик, лежавший на них, был аккуратно упакован в полиэтилен. Стремительные солнечные лучи разорвали бегущие тучи, и бисером засверкали окатыши дождя на импортной обёртке.
Ильяс поднялся и отряхнулся. Из оконного проёма виднелась бытовка строителей. Огромный висячий замок украшал её металлическую дверь. Сторожка тоже была закрыта. Промчавшись по этажу, татарин осмотрел сырые клетушки только что выложенных комнат. Люди как вымерли.
Колокол из далёкого города звал к вечере. Служба в новом соборе Петра и Павла продолжалась. Ильяс перекрестился и вдохновился на воровство. Он закрепил стальными тросами воздушный шар. Колени дрожали, хрипели лёгкие, рубашка треснула от натуги. Татарин начал грузить в корзину кирпич. Он так увлёкся, что не сразу услышал шаркающие шаги. Словно монахиня, вся в чёрной одежде, в соседнем пролёте дома появилась седая старуха. В руках она держала двустволку, направленную в Ильяса. Щёлкнул предохранитель.
— Что ты тут делаешь, касатик? — спросила старуха сердитым, дрожащим от гнева голосом. Воришка увидел, как длинный палец у неё согнулся крючком, обволакивая собою курки, и вдруг припомнил, что две недели назад водолазы достали из Урала обезображенный труп. На шее утопленника висел мешок с импортными кирпичами. Рядом с Ильясом сверкала зеркальная лужа. Заглянувши в неё, татарин увидел себя седым, как перезревший ковыль…
— Я работаю, мать, я не ворую.
— Ты риштуешся?
Она оглядела шар. На его обшивке большими парадными буквами сияла эмблема «Аэробанка».
— О, да, мамаша! Я подмащиваюсь, — обрадовался Ильяс. — Я, матушка, заготовляю кирпич в люльку для того, чтобы его класть оттуда, с той стороны дворца, — он показал дрожащим пальцем в корзину шара. — Снаружи, мама. Инвентарных столов-то нет.
— Сын мне говорил, что их привезут.
— Вот я и прилетел, — выкрутился Ильяс.
— Я видела тебя на строительстве церкви, хлопче, ты колонну выкладывал.
— О, да, да, — рассмеялся татарин.
Старуха оставила в покое курки и перевела предохранитель в верхнее положение.
— А что, мамаша, вам приходилось охотиться? Ведь, не женское это дело.
— Я, касатик, в хинельских лесах, почитай, всю войну от немца хоронилась. Я медали имею от генерала.
— А я, вот, каменщик пятого разряда.
— Ты чего же остановился-то?.. Тебе помочь?
— Вы, мамаша, о чём?..
— Кирпич в твою люльку накладывать. Ты его, как попало, накидал, — заворчала она. — А где ты ящик с раствором поставишь? Геть в корзину, пострел, и наводи порядок.
Старуха отставила в сторону ружьё, наклонилась, и подняла двумя руками с поддона первый кирпич. Разгибаясь, она швырнула его в лицо Ильясу.
— Эко меня повело… Старость в не радость, сыну.
Он поймал этот кирпич на лету и спрыгнул в корзину. Старуха не давала расслабиться.
Другие кирпичи летели, как снаряды. Он их ловил и задыхался.
— Матушка, дорогая, остыньте немного, я за вами не успеваю
— Эх-х, не та молодёжь пошла, — проворчала старуха. — Хлипкая молодёжь.
— Где вы научились так бешено работать?
— Я, милок, почитай, дважды Днепрогэс поднимала. Мы, сына, плясали в резиновых сапогах под граммофоны Отчизны. Мы вибрировали, бетоны.
Около самых ворот появились грузовик, автокран и две шикарные легковушки. В бортовухе лежали инвентарные столы, о которых упомянула старуха. На первой легковушке приехал Владимир Анатольевич — хозяин постройки, второй машиной управлял начальник милиции.
— Сейчас я тебя поймаю, — крикнул милиционер Ильясу
— Мама, это — жулик, зачем ты ему помогаешь красть? — возмутился хозяин.
Старуха прозрела. Внизу её ребёнок размахивал руками, показывая на вора. Она переменилась в лице, рассвирепела и бешено заметалась по этажу в поиске отложенного ружья. Ильяс отвязал воздушный шар, оттолкнулся. Его корзина отошла от стены и начала медленно опускаться вниз к бытовке, где её уже ожидали властные люди. Досыта уже отведав адреналина, ворюга догадался поднять на живот рваный мешок с солью и выбросил его из корзины. Шар приподнялся над стройкой и медленно поплыл обратно в сторону города мимо садов и огородов безродных работяг. Ветер переменился в лучшую сторону.
Мамаша нашла ружье. Облокотившись локтями на стену, она плавно опускала к цели вздёрнутые в небо стволы. Второй опломбированный мешок оказался кстати Ильясу. За ним он укрылся. Дробь разорвала в клочья суровую ткань. Мешок рассыпался. Из него веером полетели деньги: липкие, потрёпанные, затёртые о нечистоты человеческого тела до блеска. Купюры покачивались на ветру, как перья в курятнике после посещения его лисицей.
Почему-то Ильясу стало жалко обманутую мамашу. Она металась под этим денежным дождём, не зная, куда ей кинуться, что ловить. Старуха была вкладчицей «Аэробанка». Там лежали все её сбережения, загорбаченные на старость.
Новый выстрел чуть было не выбросил пилота из корзины. Это стреляла милиция. Спасаясь от погони рублями из следующего мешка, сквозь круговерть летящих бумажек Ильяс увидел чёрное пепелище. Уже тысячи осерчавших от обмана стариков и старух ругали его и целились: в шар, кто из ружья, как мамаша; кто размахивая вилами или мотыгой; иные грозили ему лопатами; полуистлевшими от сырости штакетниками, поленьями, кулаками…
За кирпичом кирпич «банкир» выкидывал краденое в надежде откупиться от вкладчиков. Импортная керамика падала в грязь, разбрызгивая слякоть в глаза усталым людям. Ильясу казалось, что он возвращает народу долги. Но красно-каменные хоромы на пожарищах не росли, а возмущённые вкладчики хватали его кирпич руками и швыряли обратно в мошенника, желая возмездия. Горючее в горелке окончилось. Уже без соли, залпом он выпил из горлышка бутылки остатки неочищенной политуры и теперь одним горячим дыханием гнал шар в большое небо. Сотни дружественных шаров бороздили это пространство, забрасывая чулки на безалаберные денежные массы. Течение реформ уносило их обогатившиеся гондолы в заоблачные миры, в оффшорные зоны Кипра…