Дурной глаз

Вера Курская
Когда мы приходим в этот мир, Боги дают что-то каждому из нас: нашу силу или слабость, то, что будет нам защитой или погибелью.

Вера казалась слабой. Она все время молчала. Может, именно поэтому дети издевались над ней, позже ровесники пренебрегали ее обществом, а те, кто по положению своему стоял выше, старались не замечать ее заслуг, как будто их и не было.

Но странные происходили вещи: этих людей внезапно покидала удача.

Когда ей говорили что-то обидное, она не умела ответить, слова путались в голове, срывались с губ, нелепые, порой неуместные, и под конец она умолкала, захлебнувшись рыданиями. Все, что она могла – плакать и смотреть.

Со временем Вера мало изменилась, разве что теперь ее было уже не так легко заставить плакать. Но с людьми она все так же не разговаривала. На улице Вера смотрела себе под ноги, избегая поднимать голову и встречаться глазами с людьми. А если взгляд ее падал на кого-то, она иногда думала о нем что-то нехорошее, пришедшее в голову непонятно откуда.

Читатель! Если увидишь в толпе человека с рассеянным взглядом, погруженного в себя и неслышно шепчущего что-то, беги прочь: у него дурной глаз.


Как много автобусов стоит у Теплого Стана! Даже не знаешь, в какой садиться. Для Веры это была первая самостоятельная загородная поездка. Да, ей недавно исполнился двадцать один год. Не надо смеяться.

Она прошла в конец салона и пристроилась на задней скамье. Автобус ехал быстро, подножка у заднего сиденья была узкой, и приходилось болтать ногами. Вера рассеянно глядела по сторонам. Вот миновали развязку, справа замахала крыльями бутафорская мельница, вот слева заблестело голубыми стеклами здание Мострансгаза.

Она ехала в загородный конный клуб на новогодний праздник, о котором узнала в Интернете. Ехать до Красной Пахры. Где это? Далеко ли?

Поездка была необычна для Веры хотя бы потому, что она никогда не ездила ни на какие массовые мероприятия. Но в объявлении была обещана интересная программа… и прокат там дешевле, чем в Битце… Да. Цены растут, и однажды Битца станет ей не по карману. Иными словами, она ехала «на разведку».

Но чем дальше ехал автобус, чем дальше перемещалась стрелка корейских наручных часов, тем с большей уверенностью Вера качала головой: нет, нет, сорок минут на автобусе отнюдь не альтернатива Битце. Уже проехали санаторий «Десна», где она отдыхала когда-то, поселок Ватутинки, где была неплохая конюшня, откуда лошадей приводили к санаторию, а конца поездке не предвиделось.

Наконец прозвучало: «Красная Пахра, остановка по требованию».

Автобус высадил Веру у поселка. В объявлении была схема, она хорошо ее помнила. Надо перейти шоссе, а конюшня должна быть вон в том лесочке.

Дорога через поле была плохо расчищена, и быстро идти не получалось. Навстречу ехали два снегохода, и, вздохнув, Вера влезла по колено в сугроб.

В лесу слышались голоса и веселый смех. Поперек тропинки стоял деревянный стол, заставленный стопками пластиковых тарелок, бутылками кетчупа и коробками конфет, рядом дымил мангал. Вера перевела рассеянный взгляд на всадников на плацу.
- Здрасьте! Вы к нам? – услышала она веселый голос.
Это была девушка в короткой куртке, непринужденное поведение которой и походка враскачку выдавали в ней конюха. Вера неслышно прошептала что-то в ответ.
- Вы записывались?
- Нет, - ответила она чуть громче.
- Хотите ездить?
- Сколько?
- Триста. Или шестьсот, если хотите с обедом, - девушка-конюх махнула рукой в сторону стола.

На столе стоял ананас без чубчика.
- Вот хороший конь, очень ленивый, на умельца, если хотите, - продолжала девушка.

Вера глянула на коня. Красивый рыжий, скорее всего, с буденновской или донской кровью. К нему уже подошел какой-то парень, не совсем вдохновленный перспективой езды на коне «на умельца». Вера склонила голову направо и нахмурилась. Девушка-конюх, удивленная, отошла.

Вера облокотилась о забор и стала наблюдать. На плацу шли конкурсы. Начинающие соревновались в хождении змейкой вокруг автомобильных шин. Так, так… Громко хохочущие парни раздавали шашлык. Рядом с Верой остановился толстый, как бочка, гнедой конь с широкими мягкими ноздрями. Круглые глаза его блестели. На него взбирался усатый мужчина без шапки. Другой конь, подласой масти, проходя мимо женщины с шашлыком, потянулся мордой к тарелке.

А где же сама конюшня? Да ее и не видать на фоне деревьев! Она здесь, за плацем. Вера подошла поближе. Трудно сказать, из чего она была построена, но снаружи стены были обиты стекловатой и обтянуты полиэтиленом. Полиэтиленовые были и окошки, напоминающие о самодельных теплицах, столь любимых дачниками. Ну-ну! Все это вспыхнет от одной искры, подумала Вера.

Она прошла до дальних левад и остановилась. Прислушалась. По вершинам деревьев гулял ветер. Бледное небо молчало.


Девушка на сером коне в неудобной позе, положив ногу коню на плечо, затягивала подпруги. Она лукаво взглянула на Веру и, желая удивить, пнула коня в локоть.

- Лапку! – потребовала она, и конь копал ногой. – Другую! – и конь копал уже другой ногой. – Еще! – и тот старательно выполнял команду.
Потом всадница кормила коня сахаром, а он ел и, должно быть, говорил про себя: то ли мы еще можем.

Тем временем на плацу шел любительский конкур. Вера смотрела внимательно и даже улыбнулась, когда из препятствия выпала шина еще до приближения всадника, а лошадь радостно прыгнула через пустое место. Но лицо ее приобрело странное выражение – смесь горечи со старанием казаться веселой. Впрочем, кому какое дело до ее лица? На нее никто не смотрел.

Здесь она была единственным чужим человеком. В разгаре праздника Вера побрела в конюшню.

В конюшне было темно, под потолком горело несколько близоруких лампочек. Двери денников были низкие, по грудь лошадям. На каждой висела аннотация к лошади. Наклонившись, Вера прочла: «Нарцисс. Немного ленив, но дружелюбен. Любит морковку». Она одобрительно покачала головой: ей понравился такой подход.
В самом дальнем деннике обнаружилась кобыла с жеребенком. Кобыла пропустила жеребенка к двери, словно предлагая гостье полюбоваться им.

Вера присела вровень с его мордочкой.
- Вот ты какой, маленький, хороший, - зашептала она. Жеребенок потянулся к ней носом.
- Не надо лошадку трогать, - проговорила вошедшая женщина-конюх, - особенно частную.

Вера выпрямилась. Лицо ее моментально стало злым. Неторопливым гордым шагом направилась она к выходу.

Она не трогала лошадку. Зачем говорить очевидное? «Особенно частную»… Чем же частные лошади такие особенные?

Ей нечего здесь делать. Она тут чужая, тень, дуновение ветра, которое замечают, но на которое не обращают внимание.

Еще она подумала: а что, если жеребенок через месяц сдохнет? Нет, не сдохнет он через месяц. Она усмехнулась. Но усмешка даже не была усмешкой. Лицо как-то болезненно передернуло.

Уходя, Вера думала, что, в сущности, здесь очень милые люди, и ей очень хочется приехать снова. Через год.

А люди болтали, шутили, и никто не заметил, как исчезла эта странная молчаливая девушка. Полно, да была ли она вообще?

И никто – ни Вера, ни эти люди – не знал, что прийти сюда ей больше не суждено.


В раздевалке тесно. Проверив, не потеряла ли она чего-нибудь в куче чужих вещей, Вера закрыла шкаф. Шлем, хлыст, нитяные перчатки и оранжевая поролоновая шина на липучке – все при ней. Пробираясь к выходу мимо разложенных спортивных сумок и расставленных сапог, она заметила, как одна из прокатчиц показывала другой новый ярко-желтый вальтрап и такие же бинты.
Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Некоторые прокатчики приносят свои ногавки и даже уздечки. Это не возбраняется, но Вера часто думала: зачем? Находятся даже такие, кто покупает амуницию для прокатских лошадей и оставляет ее на конюшне – для общего пользования. Нет, кто как, а Вера считала, что она платит за занятия вполне достаточно для того, чтобы лошади были всем обеспечены. А вот зачем носить собственный вальтрап?

Рассуждая таким образом, она шла на конюшню, на ходу застегивая ремень шлема и надевая на шею поролоновую шину.

Во время езды шина не давала повернуть голову. Вера беспомощно косилась по сторонам. Мимо, чуть не натолкнувшись на нее, пронеслась конкуристка – та самая, со своим вальтрапом.

«Atsargiai», - прошептала Вера. Она не говорит «осторожно», потому что не раз получала в ответ грубость.

Эта конкуристка могла бы и внимательнее смотреть по сторонам. Разве она не видит, что девушке трудно ориентироваться? Управлять лошадью как следует не может, а уже в конкур!

- Чухонец! – скомандовала тренер.

Когда лошадь конкуристки подходила к барьеру, Вера сжалась и, насколько позволяла шина, втянула голову в плечи.

Лошадь встала как вкопанная. Всадница, неловко взмахнув руками, перелетела через барьер.

Вера видела это как будто на повторе. Пальцы до боли сжали повод.

После занятия другие прокатчицы подходили к пострадавшей справляться о ее
самочувствии. И никто не замечал, как странно посмотрела на нее эта девушка, которая никогда ни с кем не разговаривает.


Наконец-то удалось сесть за компьютер. Близоруко щурясь, Вера придвинулась вплотную к экрану. За спиной галдели студенты да изредка повышала голос смотрительница компьютерного класса, призывая их помолчать. Вера не обращала на это внимания. Сейчас она погрузилась в Интернет. И бесполезно было просить ее уступить место «хотя бы на секундочку»: в ответ она слегка поворачивала голову, хмурилась и не отвечала, всем своим видом давая понять все, что она думает о тех, кто имеет наглость клянчить.

Вот любимый конный форум. Но что это? Эмблема сайта сегодня какая-то странная: в углу черная полоса.

Курсор коснулся эмблемы.

Не может быть.

Конюшня, где Вера была только раз. Ее больше нет. Она сгорела. Не спасся никто.

Фотографии.

Гнедой толстый конь с блестящими глазами – он стоял рядом с ней – и то, что осталось от него: запорошенный снегом холмик.

Подласый конь с доброй мордой, тот, что так смешно тянулся к тарелке. И то, что осталось.

Серый конь, умевший «давать лапку» - то, что от него осталось.

Фотографии двух конюхов. Этот стоял у двери, когда Вера выходила из конюшни, и она помнит, какая обида была тогда у нее в душе.

Жеребенок? Тот самый, маленький, милый… И он тоже?

Она пожелала им зла. И зло свершилось, но реальность оказалась страшнее ее самых злых, нездоровых фантазий. Да, она обиделась тогда на них, она подумала плохое, но, видит Бог, не хотела такого!

Не хотела.

Вера встала из-за компьютера и, низко опустив голову, вышла. Она боялась смотреть на людей. Так она и шла по улице.

На перекрестке она остановилась и, задумавшись, подняла голову. На другой стороне дороги стоял человек.

«Несчастный, больной…» Сделав шаг, человек поскользнулся и упал. И не мог подняться. Прохожие окружили его.

Вера опустила голову, двинулась дальше и больше уже не смотрела ни на кого.