Да, о В*. Целомудренная была дама, таких поискать. Но – бабистого вида. Такого бабистого, что в ее тринадцать лет все воспринимали ее за девятнадцатилетнюю особу. У нее не было ни кожи, ни рожи, ни фигуры, ни прочих дамских прелестей – но аура некая бл…кая существовала, и мужики тут же делали на нее стойку, как хорошо выученная легавая, учуявшая пернатую дичь. И липли. А она воспитание пуританское получила. До совершеннолетия не целовалась ни разу, не то чтоб там что-нибудь еще. Вот ведь каверза природы! Впрочем, я давно о ней ничего не слышала. Вполне быть может, что жизнь исправила ошибки воспитания.
Ха, о целомудрии.
Что это такое, я не знаю. И объяснить, соответственно, не могу. Но почитаешь какой-нибудь «АНТИ-СПИД», «Мужчина и женщина», «Все о сексе» – и сразу уяснишь полнейшую свою ущербность. Если этим изданиям верить, то вся жизнь состоит исключительно из половых сношений.
Прогресс в воспитании мужской части населения такими изданиями на лицо – всякий мужской член человеческого сообщества считает, что чем дольше он пребывает в состоянии активного использования, тем большее благо для всего человечество осуществляет, и тем паче благо для женской его части.
Отсюда само собой следует, что если полового сношения нет – то значит, это не жизнь, а переходное состояние к смерти.
Так что к смерти я перехожу от двадцати четырех часов в сутки до двенадцати – в зависимости от внешних обстоятельств.
Не вру – раз попался идиот, которому захотелось оставить о себе добрую память – так и сказал: « Ну, уж если любовь – так на всю ночь, чтоб память осталась».
Из ложной скромности я не съязвила, а ведь можно было и поехидничать: «Какая мол, память? Аборт что ли, или что похлеще? А ну, сознавайся, в чем твои сексуальные проблемы состоят, и в каких микробных штаммах они выражаются?»
От такого свинства нежное воплощение его мужского «Я» могло бы мгновенно увять, и мы бы зло расстались, но…
Увы, я не догадалась, и он честно и добросовестно поставил двенадцатичасовой рекорд непрерывного полового действа, и, слава богу, что от него остались только мелкие неприятности типа мозолей на мягких местах, а не какой-нибудь милый ВИЧ – уж тогда бы «добрая» память была обеспечена до самой смерти.
Впрочем, такой «супер-рекордсмен» - или просто сволочь? - по счастью в моем прошлом числится в единичном числе, остальные мини-, миди- и макси-рекордсмены почему-то тоже думали, что чем дольше они меня мучают, тем мне приятнее. Должно быть, мне стоило грубо рявкать в ухо! «Шабаш! Побаловался и будя! Кончать пора!»
Но с этими «рекордсменами» я посему-то становлюсь сама не своя, И вместо того, чтоб думать о своем самочувствии, я чту самочувствие ихнее.
Ох и дура!
Поискать таких, поискать. Впрочем, что с сумасшедшей возьмешь? В этом альтруизме, может быть, мое сумасшествие более всего и проявляется.
Действительно, почему я этим рекордсменом-сволочам почти никогда не отказываю? - А, все мечтаю, что вдруг хоть этот окажется чуть получше сволочи. И ошибаюсь в очередной раз.
Так о чем это я?
О сволочах.
Сволочь – это тот, кто живет за мой личный счет или за счет моего счастья – он-она счастливы именно оттого, что несчастна я. Понятно?
Слишком сложно.
Тогда вернемся к этой мыли как-нибудь потом, если я ее не забуду вовсе.
И еще о счастье.
Оно не бывает абсолютным и существует лишь в строго ограниченных сверху-снизу, справа-слева, спереди-сзади пространственных, и очень резко ограниченном временном отрезке, итого, в четырех измерениях.
Если человек не затюкан жизнью, то он способен ощутить данный четырехмерный отрезок жизни счастливым и даже им насладиться, но поскольку человек – существо затюканное обстоятельствами, то о том, что тот или иной отрезок его жизни был счастливым, он догадывается значительно позже его - этого отрезка - окончания, и сам себя обкрадывает в отношении счастья.
Да, именно так: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» – забыли крикнуть, и оно забыло остановиться – улетучилось. Как спирт, вырвавшийся на асфальт из разбитого сосуда.
Воспоминание:
Иду, несу обернутую газетой бутылку вина. Помнится, это было что-то порядочное и марочное - похоже «Мадера» или «Кагор». Да, что-то порядочное, ибо оно божественно пахло. Итак: иду, несу. Прохожу через военный КПП – контрольно-пропускной пункт. Вертушка задевает по руке, нелепый жест, бутылка выскальзывает из газеты и звонко охает от нежного соприкосновения с бетоном ступеней – «Ах-ох!» – фейерверк дребезг стеклянных осколков. И божественный запах порядочного вина.
Дежурный солдат, что у вертушки, другому дежурному, что внутри КПП:
- Эй, Г*! Лети сюда! Тут такую пол-литру разбили! Хоть понюхаем!
Я оторопело стою у вертушки, не в силах от огорчения сдвинуться с места. А солдаты со счастливыми лицами нюхают винную кляксу. Вот сейчас я понимаю, что они были молодцы – остановили прекрасное мгновение. А я было овца – только и сумела, что испортить настроение и себе лично, и всей компании, что ждала меня с этой бутылкой.
Еще бутылка. Куплена в городе Брокене, на территории бывшей ГДР, через полтора года после объединения Германии. Везена: на немецком «Опеле», на бывшем немецком, нынче зарегистрированным за «совьетишофицирен» «Мерседесе», на старом АЗЛКовском «Москвиче», - при этом «Москвич» попал в аварию, но бутылка оказалась цела, далее – сутки в поезде, далее – полчаса такси и два часа самолетом, еще далее – некая «Волга», промышляющая частным извозом. Лифт до последнего этажа вверх, лифт до первого этажа вниз. Наконец троллейбус – для начала полупустой. Но вот он все полнеет и полнеет, и выплевывает меня на остановке перед моим домом – конечная цель путешествия. Во время троллейбусного плевка сумка с бутылью ударяется о поручень. Нежный треск. Нечто алое каплет на троллейбусную ступеньку и мой сапог. О боже! «Кирш мит виски»! Ласковый голос доброхота: «Пить надо меньше – алкоголь вредит вашему здоровью!»
Спасибо, не знала. Теперь уже – по крайней мере эту бутылку – точно не выпью.
…Она – оббитая бутыль в липкой пленке высохшего бордового ликера – лежит у меня в квартире на плоском блюде перед некой фотографией. И редкий гость не пройдет мимо, не прикоснувшись к ней руками и не отпустив нечто язвительное вместо соболезновательного.
Последний пример:
«Это что – мода такая, открывать бутылки с обратной стороны, чтоб пить не из горла и без рюмки?
Еще бутылка. Шампанского. Стоит на закрытом газетой люке мусоропровода. Рядом – четыре хрустальных бокала. Пьем за знакомство на лестничной клетке – в квартире пить нельзя, ибо ее оккупировала опостылевшая любовница. Она – в пухах, мы – на ногах. И правильно – она любовница, а мы, пакостные девчонки, которые попудрят хорошим людям мозги – одна пудра, одна пудра, и более ничего – эти девчонки только и умеют, что срочно сделать ручкой прощальный жест – бай-бай!..