А он мне и говорит. Мол, понимаешь, я ВСЁ вспомнил.
На часах было пол шестого, еще темно. Впереди - три самых тихих часа в общаге. Я взял сигареты и надел чьи-то тапки.
- Пошли, побудишь всех тут, жаворонок ***в.
- Прямо враз, даже и не знаю, как оно вышло-то, собственно. Не было ничего, а потом – бац!... и – ****ец, - продолжал он, не обращая внимания на мой заспанный недовольный взгляд.
Руслан слыл в народе авантюристом, начитанным «почти поэтом», декаденствующим алкоголиком и вечным должником каждого своего знакомого. В компании к нему относились по-разному: девушки его любили, большинство же мужской половины за глаза говорили просто и кратко – ****утый. Но без злобы и неприязни. Он все равно был своим, а браться его переделывать не брался никто – себе дороже. Мама говаривала, что к моральным уродам у меня была привязанность еще с садика, может оттого мы и сошлись с ним ближе, чем другие. И хотя наша дружба с ним длилась недолго, забыть его, нет никаких вариантов.
- Ну, рассказывай, что вспомнил-то?
Я обратил внимание на его стеклянные глаза. Взгляд, казалось, нашел фокус минимум в метре за мной.
Годы стояли веселые, март девяносто пятого, если не путаю. Студенческая жизнь предполагала достаточно нищенское существование, кокс был уделом мгимошников, поэтому я предположил – винт. Руслан потянулся за второй сигаретой.
- Да я даже вот и не знаю, как сказать. Вспомнил, а сказать не могу. Только так, образно, что ли. Да и то… Фиг знает…
- Слышишь, ты иди погуляй, подыши ртом, покури, побегай, потом попробуй поспать и покушать, может отпустит. Чё блин за приколы по утрам в субботу заёбывать. Тем, что и сказать ни *** не можешь?
До трех мы бухали, и чувствовал я себя далеко не лучшим образом. И слушать ни к чему не обязывающие наркоманские философствования на тот момент было выше моих сил. Я развернулся и собрался уходить, но он схватил меня за рукав.
- В общем, смотри, только, ржать не надо, я тебя очень прошу. Я попробую, я постараюсь. Объяснить. Короче, дело в том, что мы все уже находились в таком месте, где нет ничего. Типа нирваны, что ли… Не знаю. Может быть там было и хорошо, но только те, кто здесь, все, вокруг нас, и ты, и я, и таракан тот на стенке – это сбежавшие. Сбежавшие ОТТУДА.
- Ну, и как же ОТТУДА сбегают? И главное ЗАЧЕМ? – я перешел на повышенные тона, но, похоже, Руслана это нисколько не обеспокоило. Он посмотрел мне прямо в глаза и спокойно сказал:
- От скуки.
- Заебись! – закричал я. – А здесь значит, всем очень весело! И вешаются, и спиваются, и с ума сходят все исключительно - веселья от! Молодца! Браво, порадовал брателла! Винт был что надо! – не выдержал я.
- Слушай, я трезвый. Еще час назад спал, а потом вдруг проснулся. И вспомнил. Я тебе дорасскажу и уйду, обещаю… Ну, там, в этой нирване, это вроде как вымутить героин или таблетку - никогда не знаешь, что взял в этот раз. Можешь стать мухой и жить три дня, а можешь родиться человеком, и триповать придется все девяносто лет. И все это - чистая случайность, не зависящая оттого кто ты. Потому что ТАМ – мы все в одинаковой ситуации. Вот и выходит, что жизнь наша – это таблетка от скуки. А как тебе здесь: хорошо или плохо, роли никакой не играет, потому как оценку на эти хорошо или плохо, ты даешь только здесь. Со своей колокольни местной, собою же и построенной. Главное, чтобы ты ЧУВСТВОВАЛ. А что чувствовал: смертельную боль или эйфорию – это неважно. Главное – чем сильнее это чувство, тем круче тебе досталось колесо. Прёт сильнее.
- А потом?
- А потом опять в ничто, наверное. Я дальше не знаю. Не помню...
- А ко мне-то ты чё приперся в шесть утра?
- Да как-то страшно стало. Что вспомнил. ПЛОХО ЭТО… Ладно, пошел я.
- Ты Русланчик не обижайся, но я ни черта не понял. Давай завтра, на свежую голову, лано?
- Ладно. Давай.
Руслан не появился ни завтра, ни послезавтра, ни через месяц. Он не появился совсем. Приходили менты, приезжала его мама. Каждый из компании давал показания уставшему следователю по три раза. Я, как видевший его последним, и общающийся с ним чаще других, вместе с заплаканной матерью, присутствовал на досмотре пустующей квартиры его тетки, где он жил один больше года.
В то же мартовское субботнее утро, сосед из нижней квартиры позвонил матери Руслана и долго кричал, «что этот подонок, залил мне всю квартиру», испуганная мать приехала на такси. Дверь была закрыта изнутри. Сосед по лестничной клетке за обещанный пузырь вышиб входную дверь. Вода бежала из ванной, но дверь в ванную тоже оказалась на запоре. Сделав еще два удара, снесли и её. Внутри никого не было.
Окна седьмого этажа была закрыты, а прожженный в двух местах «бомбер», в котором он приходил ко мне, валялся рядом со стулом, поверх джинсов и кроссовок с носками.
Из Москвы я уехал через два с половиной года. Спустя три года звонил его сестре. О нем не спрашивал, из разговора было понятно и так – НИЧЕГО.
И кто знает, удастся ли мне когда-нибудь встретить его, а если и встречу, то узнаем ли мы друг друга? И самое главное: как и когда я смогу выжечь из себя эту странную фразу: «жизнь – это таблетка от скуки»?