В ту ночь Армия Рассвета была отравлена веселящим газом, новым, экспериментальным SDL168652U, он был пущен в ту ночь по окопам и солдаты рассвета, мирно спавшие, готовясь к следующему за предыдущим дню бесконечной войны, почувствовали сладковато-приторный запах, от которого им приснился не просто их дом, но их дом весной, не просто их жены, но их жены в белоснежных, ослепительных подвенечных платьях, не просто их дети, но их дети, с нетерпением открывающие подарки на рождество, сидя под развесистой елкой. Все дома были счастливы, все были избавлены от тяжкого бремени даже самых мелких забот.
На следующий день солдаты рассвета поднялись в одиннадцать часов, выспавшиеся, бодрые и счастливые. Весело шлепая дурнопахнущими кирзовыми сапогами по лужицам собственной мочи в окопах, они принялись беззаботно танцевать, весело насвистывая, офицеры и генералы рассвета посрывали с себя знаки различия, ордена и медали и присоединились ко всеобщему веселью. Солдаты ринулись из окопа в только что отбитый ими у Врага город, разрушенный, эвакуированный. Они рвали тюльпаны, что росли на пыльных клумбах города вопреки войне и втыкали их в зеленые каски вместо веток маскировки. Они носились по пустому городу и радовались неизвестно чему. Да и обязательно ли нужна причина, неужели просто так нельзя быть счастливым?
Автоматы врага тем временем молчали, опущенные дулами вниз. Враг смотрел в большие черные бинокли, подаренные вождем на годовщину очередной победы, они наблюдали, какое действие окажет газ на людей, и увиденное оправдало все их ожидания. Двигаться в место заражения было пока нельзя – газ еще не рассеялся и представлял большую опасность, так как не видел и не понимал разницы между своими и чужими, а может просто не имел привычки делить мир на такие категории, как бы там ни было, газ являл собой нешуточную угрозу, и поэтому было объявлено, что солдаты и офицеры Вражеской армии могут отдыхать целый день, наслаждаясь зрелищем. И хотя враги устали смеяться над солдатами рассвета уже к двум часам дня, командованием было принято решение устроить пир: выдать в два раза больше солдатской каши – вареного гнилого зерна, смешанного с землей и прокисшими сливами и налить по две кружки дурно пахнущей воды из ближайшей реки, куда горожане, да в общем и солдаты рассвета сливали нечистоты.
Когда наступил вечер солдаты рассвета принялись жечь топливо, озаряя город восхитительным рыжим огнем, испускавшим черные клубы дыма и лизавшим кирпичные полуразрушенные фасады домов, а рядовые рассвета пригнали танк на центральную площадь города, облили его горючим, подожгли, сцепились все вместе за руки и стали танцевать, водя хоровод вокруг этого странного, причудливого костра: горело железо, как символ войны, радовались солдаты возвращению мира. Это продолжалось довольно долго, пока какой-то рядовой рассвета случайно нашел здание цирка, чудом сохранившийся купол которого бетонным склепом возвышался над одной из улиц отчаяния изнасилованного войной города.
Рядовые рассвета расселись по местам, и представление началось.
Сначала на арену выбежал петух, потом его принялся ловить толстый генерал, он бегал по кругу за несчастной птицей в одних подштанниках и фуражке, утыканной увядшими тюльпанами, зал гоготал и довольно хлопал. Наконец генерал поймал петуха, прижал его к обвисшей волосатой груди и одним легким, как будто привычным движением свернул птице шею. Зал взорвался аплодисментами
Затем на арену на изабелловой кобыле выехал маршал рассвета. Выехал абсолютно голый, но с погонами на плечах. Его мясистое, лоснящееся потом жирное, покрытое волосами тело содрогалось от каждого шага лошади, а когда та перешла в рысь, стало казаться, будто маршал растеряет свое тело по кусочкам, навсегда оставив его гнить здесь, на арене, но маршал остановил лошадь возле генерала, поднял ее на свечку и принялся топтать несчастного. Зал восторженно взвыл и яростно захлопал.
Газ дал эффект, которого никто не ожидал. Натянутая, фальшивая радость и притворное счастье сменились непритворной, а истинной жестокостью и стремлением убивать.
Когда с генералом было покончено, маршал осадил лошадь и стал медленно задом двигаться к выходу, затем, словно в нерешительности, остановился, махнул рукой, призывая за собой солдат и скрылся в проходе. Солдаты медленно спустились на арену и выстроились в длинную очередь, заканчивающуюся где-то за пределами цирка. Они подвое заходили за кулисы, и там им выдавали яркие парики, костюмы, разрисовывали лица белой краской, а затем выводили на них то улыбку и веселье, то слезы и уныние.
В серое обветшалое, почти не задетое войной здание цирка вошла Армия Рассвета, а вышла толпа клоунов, преодолевшая этот бой с потерей одна птица, один человек и пять тысяч рассудков.
По Вражеской армии был отдан приказ: «Спать. Завтра наступаем». Солдаты, получившие отбой уже устроились на жестких койках, что стояли в темных брезентовых палатках и потихоньку начали отходить ко сну, когда услышали жуткие крики вахтенных: «Подъем, подъем тревога!» - их голоса звучали необыкновенно низко и все время норовили сорваться в хрип, но так кричать было громче, а следовательно и эффективнее – «Сюда, скорее все сюда!»
Как были, в трусах и в майках солдаты Вражеской Армии повыскакивали из палаток и выстроились пред ними в линию. Их взгляду предстала жуткая картина: на них, медленно, но уверенно шагала пятитысячная армия размалеванных клоунов в костюмах, в огромных с загнутыми вверх носками ботинках, оранжевых кудрявых париках и с красными носами, прикрепленными льняными нитками. Их лица то неестественно смеялись, то притворно плакали, проливая из глаз три черных капли искусственных слез на седые вымазанные щеки. Казалось, что из всей этой армии есть только одно не игрушечное – автоматы в их руках, да, пожалуй, жестокость и обреченность, растекавшиеся по дну их глубоких темных глаз. Они медленно и тихо ступали по сырой земле, освещая свое триумфальное шествие сотнями факелов в их руках. Когда расстояние между Армией Рассвета и Вражеской Армией осталось не больше ста шагов, клоуны разом вскинули автоматы и пронзили градом веселых железных пуль всех, кто не был счастлив вместе с ними в эту ночь.
-Pax uobis – воскликнул маршал рассвета, оглядев истекающие кровью трупы молодых парней в майках и трусах, босых, жалких и неуклюжих.
А на следующее утро, словно вспомнив, что идет война, рядовые рассвета, взявши лопаты, принялись рыть окопы на песчаном берегу моря. Они отбрасывали в сторону тяжелый мокрый песок, и в ямы тут же набегала вода, копать было намного тяжелее, чем землю, но как бы то ни было, спустя восемь часов работа была завершена – окопы вырыты. Солдаты рассвета, все до единого, словно в огромную братскую могилу, уставшие, легли туда и уснули до самого вечера, когда начался прилив, и море ласково и нежно накрыло окопы соленой водой, погребя пять тысяч солдат Армии Рассвета, разодетых в клоунов, под безмятежной голубой простыней, и свидетелем тому был только лишь один ярко-красный закат, окрасивший небо и воду, поражающий красотой и размахом, надвое умноженный гладью мертвого моря.