Грёзы. Опыт эскиза романа

Григорий Котиков
 
 ПРОЛОГ РЕЦЕНЗЕНТА

 Очень хочется рассмотреть хотя бы в общих чертах первый опыт
эскиза онейроидно-маразматического романа, появившегося в нашей печати
под условным названием "Грезы".
 Уже с первой строки мы замечаем, что красной нитью через все, в
общем-то черное, хотя и с беловатым отливом, произведение проходит
идея оранжевых ципочек, образа, символизирующего собой голубую мечту,
легкую, недалекую, но одновременно и недостижимую, всегда возникающую
у белых людей среди серой жизни в виде розовых грез.
 Казалось бы, вот они - ципочки, вот она - мечта, но уходит Кот и
вновь и вновь уносит оранжевые ципочки на своих черных ногах. Вот они
снова рядом! Кот ушел, а они остались на месте; но когда мечта так не-
ожиданно близка, кто из нас успевает понять, что это - единственный
шанс? И вот ципочки уже оказываются в газетном кулечке "сердобольной
женщины", а главный герой как-то даже облегченно произносит: "Ну и Бог
с ними", хотя и не вслух.
 Близость счастья пугает нас все также, как и в те времена... Вот
кусочек счастья повис на заборе...вот оно совсем рядом - на столе,
протяни руку - и оно твое! Но именно в этот момент главный герой теря-
ет сознание ради того, чтобы не потерять рассудок.
 Постепенно, "мягко и ненавязчиво", говоря словами автора, отдаля-
ется и исчезает образ черного Кота, как носителя оранжевых ципочек -
олицетворенного образа счастья, мечты, грез. Нам уже становится симпа-
тичным это внимательное, молчаливое, чуточку ироничное животное. Мы
бессознательно противопоставляем его темным силам романа: летучим мы-
шам с их формализмом, какой-то прямолинейной нетерпимостью к челове-
ческим слабостям, с их космополитическими тенденциями и этой неприят-
ной склонностью к перевоплощениям, мужчине в синем плаще, Никому.
 Двойственное отношение испытывается при чтении романа к темным
силам в образе людей в белых халатах. При всем понимании необходимости
их существования мы постоянно ждем от них каких-нибудь неприятностей.
 Сложен образ старушки-гардеробщицы. Несмотря на фрагментарность
ее появления в романе, перед нами ясно предстает противоречивая лич-
ность, действующая вопреки своим желаниям и принципам ради неясных,
может быть, ей самой высших идеалов и испытывающая состояние фрустра-
ции с глубинным переживанием комплекса вины.
 Не до конца ясно идеологическое значение и смысловая нагрузка об-
раза Мухи. Внимательному читателю остается непонятной ее дальнейшая
судьба после смерти.
 Многопланов, но вместе с тем и целостен образ Петра Павловича.
Интересна попытка автора объяснить некоторые личностные особенности
этого центрального героя с помощью психоаналитического метода. Несмот-
ря на то, что много трудностей выпадало и выпадает на долю нашего ге-
роя, он остается верным своему принципу: стремлению во всех случаях
мыслить логично.
 Кстати, это не всегда удается самому автору. Так, например, в
первой главе старинные часы в люфтклозете на чердаке (?) бьют семь ча-
сов после того, как некоторое время назад они уже пробили восемь. Или:
летучие мыши у автора падают "плавно камнем". С точки зрения логики
это идиотизм. Или: Петр Павлович поднимает трубку в телефоне-автомате
после того, как ему туда, якобы, позвонили. Опять ошибка - в уличных
телефонах не бывает звонков.
 Стоит сказать и о примерах стилистического маразма, когда в главе
12 на Петра П "...взглянули через золотые очки ...глазки...шевелюра и
...пальцы...", а в главе 19 появляется "...голова,...крутящая в
...пальцах восемь ...проводков".
 Однако, несмотря на отдельные крупные недостатки романа, необхо-
димо с удовлетворением и удивлением отметить, что в общем и целом ав-
тору удалось суметь постараться поднять целый круг исторических, быто-
вых, философских, медицинских, религиозных, этических, художественных,
половых, литературных, революционных, мистических, социальных, линг-
вистических, правовых и некоторых других проблем. Это немного успокаи-
вает и дает основание надеяться, что в дальнейшем своем творчестве ав-
тор, расширяя круг уже упомянутых проблем, не остановится и перед дру-
гими и сумеет наконец опустить светлую пелену на эти, пока еще темные
области нашего бытия.


 



 ГЛАВА 1

 В пятницу, в начале восьмого, по коридору прошел Кот на ципочках.
К комнате раздалось молчание, поэтому Никто не слышал, как в это же
самое время с потолка плавно камнем упала на пол летучая мышь и, шипя
и извиваясь, поползла к столу. Запахло серой.
 В окно постучали.
 -Кто там ?
 Молчание.
 -Wer ist da ?
 Нет ответа.
 За стеклом, покрытым многолетним слоем подозрительного цвета пыли
мелькнуло восемь теней...старинные часы в люфтклозете на чердаке про-
били восемь...через комнату на велосипеде проехал восьмилетний маль-
чик...на заднем колесе велосипеда была восьмерка...с потолка плавно
камнем упало еще восемь мышей...в комнату медленно вошел Кот на ципоч-
ках...запахло двуокисью серы.
 -Достичь апогея релативной бесцеремонности,-проговорил Кот сквозь
зубы,- идентично нанлогичному символу критерия Братанства и Брахитанс-
тва по отношению к антагонизмам коллекторской философии".
 -Nicht nur, sonder auch ! - пропищал чей-то до боли знакомый го-
лос из под стола, откуда одновременно запахло концентрированной серной
кислотой. На столе вдруг определилась записка: "Мазь Випросал содержит
яд гюрзы". Надпись была на французском языке, без подписи.
 Светать и не думало.
 Старинные часы в люфтклозете на чердаке пробили семь.
 -Не было бы счастья, да несчастье поможет, - проговорил Кот
сквозь зубы.
 -Дежавю-Дежанэ, - пропищала одна из мышей по-французски, но неу-
веренно.
 -Я так и думал, - пробормотал Кот и, резко повернувшись вышел из
комнаты, не закрыв за собою дверь. Ципочки остались на месте.
 ...Что такое счастье - каждый понимал по-своему, но все вместе
люди знали, что надо честно жить и крепко любить эту землю, которая
зовется Родиной !

 ГЛАВА 2

 Думало светать, но об этом Никто не думал. Он думал о другом. Он
думал о том, как хорошо думать в то время, когда ночь еще не прошла, а
утро еще не наступило, до дня было еще далеко, а вечером еще не пахло.
(В комнате исподволь и натужно запахло сернистым ангидридом). Никто не
видел Никого (но это ничего не значило).
 -Откуда Вы ? - медленно, коверкая немецкие, английские и матерные
слова, спросили откуда-то.
 Gleich aus Pitersburg, - ответил в ответ чистый, звонкий, мело-
дичный девичий голос на великолепнейшем французском языке, приятно
грассируя и детерминируя. Последнее, впрочем, было напрасно потому,
что Никто не понимал по-латыни. Трагедия современного положения в том,
что Греко-Латинская Академия перестала существовать в связи с переме-
ной системы народного образования, латинский язык стал "мертвым", а
последние события в Греции говорят сами за себя.
 Кота в комнате не было. Впрочем, забегая вперед, Кот был, но это
было вчера, а поскольку "вчера" от нас так же далеко, как и завтра, то
Никто не видел Кота.
 Думало светать. Думало мучительно, перебирая в уме все "за" и
"против". "За" было то, что пора, "Против" - то, что не хотелось. И
как бы в ответ на эти размышления где-то вдали, исподволь и ненавязчи-
во проплыла знакомая мелодия: "Та-та-ра-ти-ти-тара-ти-там-там-туру-ту-
ру-та-ти-ляля-опса !"
 Да ! Пора ! Но не хотелось.
 Вообще-то, комната была двухкомнатной, но Никто об этом не знал.
Об этом знал лишь Кот, но его все не было.
 Петр Павлович медленно оглянулся вокруг себя, снизу и сверху, од-
нако, спокойнее ему почему-то не стало.
 -Что за чертовщина, - пробормотал он, зябко ежась.
 За стеной послышалось шипение, запахло сернистым газом и чей-то
до боли писклявый голос заговорил: "Дятел-птица лесная, однако, орни-
тозом он почему-то не заболел, что, впрочем, не достоверно, поскольку
Р = 0,06. Лес любит тишину, но почему-то дятлы позволяют себе стучать
громко."
 С потолка плавно камнем упала летучая Мышь, усевшись на стуле,
положила перед собой стопку ватманской бумаги и, отпив из графина нес-
колько глотков воды, деликатно откашлялась.
 -Господи ! Что же это ? - прошептал Петр Павлович, болезненно щу-
рясь.
 -Не поминай имя Господа всуе !" - громко произнесла Мышь голосом
Левитана.
 -Прости, - чуть слышно произнес Петр Павлович, неприятно морщась.
 -Разговаривая с незнакомыми собеседниками, - прочитала Мышь, пе-
ревернув лист ватмана, - уместнее употреблять вежливую форму обращения
и следует говорить "простите"...разрешите".
 -Простите...разрешите, - неуверенно проговорил Петр Павлович, с
тревогой косясь на стопку листов ватмана.
 За стеной тонко запиликала скрипка и чей-то до боли знакомый го-
лос пропел: "O, mein lieber Sohn Petruscha, hast du heute вымыл уши ?"
 -Вымыл, - в полном отчаянии выдохнул Петр Павлович, однако неуве-
ренными пальцами ковырнул из подкладки пиджака два маленьких кусочка
ватки, скрутил аккуратные жгутики, повертел их в ушах и незаметно бро-
сил на пол, покосившись, однако, на стену.
 Мышь перевернула еще один лист.
 -Не курить ! Не сорить ! Граждане, не проходите мимо нарушителей
общественного порядка и правил нахождения в местах общественного поль-
зования !"
 Петр Павлович вздрогнул, покраснел, быстро нагнулся, подобрал два
сереньких кусочка, скатал их между ладошек и, оглянувшись на стену,
положил комочки в записную книжку на букву "У".
 -Заходя в присутственное место, - продолжала мышь, - необходимо
приветствовать присутствующих."
 -Добрый день, - дрожащим голосом пропел Петр Павлович.
 -Интересно, что немецкое "guten Tag", - сказала мышь с хорошим
берлинским акцентом, - переводится на русский язык как "добрый день",
"guten Abend" - как "добрый вечер", однако, если перевести дословно
"Aufwiedersehen", то получится "на снова видеть". Насколько же проще и
понятнее русское "до свидания".
 -Так ты русский, Мышь ? - радостно воскликнул Петр Павлович.
 -Свой, Петруша, - устало произнесла Мышь, спрыгивая со стола и
снимая приклеенные усы и бороду.
 -Так зачем ты это ? - с укоризной покачал головой Петр Павлович.
 -Так было надо, Петруша, - спокойным твердым голосом ответил ка-
питан.
 -А как же голоса, музыка, уши ? - тревожно припомнил Петр Пав-
лович.
 -Грезы все это, Петруша. Грезы.
 ...Много веков подряд царь, крупная м мелкая буржуазия, помещики
пытались затуманить сознание масс религиозным опиумом и сделать их
бесправным орудием эксплуатации в своих грязных руках. Выстрел Авроры
навсегда порвал путы гнета и бесправия и дал возможность темному наро-
ду самому встать у руля управления своим государством.

 ГЛАВА 3

 "Никто не забыт".
 (из эпоса)

 Помнить все невозможно, но есть вещи, которые нельзя не помнить,
которые трудно, если не сказать - невозможно - забыть, вещи, которые
напоминают нам о себе на каждом шагу, это то, что при всем нашем жела-
нии нельзя выбросить из головы, то, от чего не избавиться никогда, то,
что неотступно преследует нас всю жизнь, напоминая ежемгновенно о сво-
ем существовании неназойливо, но постоянно, и не в силах наших забыть
об этом, хотя порой мы и не догадываемся, если не сказать - не понима-
ем - ЧТО ЭТО?
 Петр Павлович сидел на деревянном самодельном чурбачке на углу
Левонтьевской и Стрябинской и задумчиво перелистывал свою записную
книжку на букву "Е". Мимо шли разные люди и несли разные вещи. Кто
что.
 На букве "Е" в записной книжке Петра Павловича лежала еловая шиш-
ка, сорванная в Булонском лесу еще тогда...Кроме этого здесь лежал
клочок бумаги, который при внимательном разглядении был не чем иным,
как половинкой лотерейного билета, оторванного на буквах "лотер...".
Клочок со словами "...ейный билет" и лежал здесь. Вторая половина би-
лета...впрочем, лучше все по порядку.
 На днях в дверь Петра Павловича постучал чей-то стук.
 -Кто там ? Войдите, - машинально ответил Петр Павлович.
 -Добрый вечер, - на пороге стоял мужчина в потертой кепке и синих
носках, - я ваш сосед, - улыбнувшись сказал он, - у вас не найдется ли
чего-нибудь почитать после ужина ?
 -Да я, собственно, еще не ужинал, - пробормотал Петр Павлович,
твердо убеждаясь в мысли, что не помнит о таком соседе, - да и книжек
я не читаю, - закончил он, не понимая, зачем признается в этом.
 -А вот это что у вас на столе лежит ?
 А надо сказать, что на столе и лежал этот самый лотерейный билет,
купленный Петром Павловичем по случаю с рук на толкучке в конце Стря-
бинской у какой-то бабушки в галошах и с синими носками, завернутыми в
газету "Сермяжная правда" от 23 мая того года.
 -Это билет, - признался Петр Павлович, - но он лотерейный.
 -Ну вот дайте мне как раз его, а утром я верну.
 -Его как раз не могу - он у меня один. -Ну дайте хоть половинку,
- упорствовал мужчина, беря со стола билет и, прежде, чем Петр Павло-
вич успел что-либо сказать, аккуратно оторвал половинку с буквами "ло-
тер...".
 -Я утром верну, - сказал он еще раз и вышел, положив билет под
кепку.
 Нужно ли говорить, что утром он не пришел, не пришел и на следую-
щий день и через неделю.
 -"...ейный билет", - медленно прочитал Петр Павлович с грустью, -
...ейный, ейный, евонный, ихний...Чей - ихний ? Ничей ? А раз ничей,
значит и взял его у меня Никто. Но раз у меня его Никто взял, значит у
меня его никто и не брал, а это в свою очередь означает, что он остал-
ся у меня.
 Порассуждав таким образом, Петр Павлович успокоился и поудобнее
устроился на чурбачке. Мимо шли разные люди. Со стороны Стрябинской
вышел Кот на ципочках и внимательно поглядел на чурбачок.
 -Кшы, кшы ! Пошел отсюда, котяра ! - прикрикнул сдавленным голо-
сом Петр Павлович.
 Кот ухмыльнулся, покачал укоризненно головой, повернулся спиной и
скрылся за углом. Ципочки остались на месте. Какая-то сердобольная
женщина остановилась на секунду, оглянулась по сторонам и, нагнувшись,
положила ципочки в свой бумажный кулечек.
 -Ну и Бог с ними, - подумал Петр Павлович.
 -Простите, закурить не найдется ? - прервал его размышления
чей-то голос.
 Петр Павлович поднял голову. Перед ни стоял мужчина в сапогах без
портянок, в синих трусах и брюках. На нем был глухой, под горло свитер
мышиного цвета. Майки не было.
 -Найдется, - быстро сообразил Петр Павлович, но мужчина, уже от-
вернувшись, быстро пошел по Стрябинской вдоль, засунув руки в карманы
длинного синего плаща, застегнутого не все пуговицы.
 Надо сказать, что Петр Павлович вообще-то не курил, но всегда но-
сил с собой на всякий случай папиросу, чтобы его не били (Петра Павло-
вича однажды били за то, что у него не было папиросы, хотя он пытался
логично объяснить, что не носит с собой папиросы потому, что не ку-
рит). Петр Павлович терпеть не мог своей слабости - старания мыслить
логично. Он вообще терпеть не мог логику, но ничего не мог с собой по-
делать.
 -Гены, - объяснил ему однажды сосед по дому отдыха с фамилией Па-
насюк, печально покачав головой, и Петру Павловичу нечего было возра-
зить.
 Петр Павлович знал, почему он не любил логику, знал это давно...
 ...Петр Павлович был тогда еще Петрушей и только что научился чи-
тать буквы. "О-сно-вы ло-ги-ки", - прочитал он на книжке в отцовском
шкафу. Это была книга доктора Таккельбаума, изданная в Хайдельберге в
1877 году издателем Блюмом.
 -Папа, что такое логика ? - громко спросил он у папы, который си-
дел в кресле у камина с трубкой в зубах. В одной руке он держал ил-
люстрированный журнал "Дэжавю-Дэжанэ", другой поглаживал лежащего ря-
дом рыжего сеттера.
 -Логика ? - переспросил отец, - а вот слушай: "Человек смертен.
Петруша-человек. Следовательно Петруша смертен".
 -Как это ? - растерялся Петруша.
 -А вот так, что помрешь ты, - радостно объявил отец.
 Петруша заплакал и убежал в детскую. С той поры он невзлюбил ло-
гику и, втайне, отца. Папу Петруша невзлюбил еще за то, что однажды,
придя домой позже обычного, он собрал всю семью в кабинете и объявил:
"С сегодняшнего дня наша фамилия - Розополевы. Розенталь больше не су-
ществуют. Табличку я уже снял". Петруша заплакал: как было красиво -
Розенталь и как плохо стало: Розополевы...
 Впрочем, потом, несколько позже, он оценил преимущества своей но-
вой некрасивой фамилии и когда сотрудники по работе, налоговый инспек-
тор или члены Межрайонного Управления Делами Евреев спрашивали у Петра
Павловича, чем объясняется такая странная его фамилия, он, вздохнув,
отвечал, что его дед был очень бедный пролетарий и у него не было даже
денег купить настоящую половую краску, по причине чего он вынужден был
покрасить пол у себя в комнате самой дешевой заборной розовой краской,
откуда и пошло - Розополев. Это давало Петру Павловичу рабкриновский
покой, однако вынуждало два раза в год покупать ненавистную розовую
краску и, морщась от омерзения и запаха олифы, красить пол в своей
комнате. Каждый раз проклятая краска оставалась, выбрасывать ее было
жалко, поскольку куплена она была на свои деньги и Петр Павлович пос-
тепенно выкрасил остатками краски стулья, кровать, газовую плиту, а
однажды и старинное семейное венецианское зеркало, которое, будучи ок-
рашенным, сразу по непонятной причине сделало его комнату похожей на
большой предбанник. Однако, ради покоя надо порой жертвовать кое-чем,
И пол это не самое страшное...
 ...Половой вопрос вообще давно волновал Петра Павловича.
 -Все дело в привычке. Если бы считалось стыдным обнажать лишь ми-
зинец руки, то обнажение именно этого мизинца и действовало бы сильнее
всего на лиц другого пола. У нас тщательно скрывается под одеждой поч-
ти все тело. И вот благородное, чистое и прекрасное человеческое тело
обращено в приманку для совершенно определенных целей; запретное, не-
доступное глазу человека другого пола, оно открывается перед ним толь-
ко в специальные моменты, усиливая сладострастие этих моментов и при-
давая им остроту, и именно для сладострастников-то привычная нагота и
была бы большим ударом. Мы можем без всякого специального чувства лю-
боваться одетой красавицей; но к нагому женскому телу. не уступай оно
в красоте своей самой Венере Милосской, мы нашим воспитанием лишены
способности относиться чисто", - часто думал Петр Павлович.

 ГЛАВА 4

 Подумал он об этом и сейчас. Еще он подумал: "Надо же, какой наг-
лый котяра". А еще подумал: "Почему он не взял папиросу ?" Ни на один
из поставленных самому себе вопросов он так и не ответил, однако по-
нял, что, во всяком случае, утро не предвещало ему ничего хорошего.
 -Ладно, хватит, - сказал Петр Павлович самому себе и согласился.
Аккуратно разложив по карманам записную книжку и чурбачок, Петр Павло-
вич пошел медленно по Стрябинской вдоль. В свою розовую комнату ему
опять идти не хотелось.
 -А ведь, пожалуй, давно я в консерватории не был, - вспомнил Петр
Павлович, - да, давно...пожалуй, с того самого дня как...".
 ...Как хорошо начинался тот день: накануне Петр Павлович купил
шнурки для тапочек и посему пребывал с утра в прекрасном расположении
духа. Тапочки стояли в зашнурованном виде всю ночь и Петр Павлович,
вставая два раза в туалет, зажигал свет и некоторое время любовался
ими, тепло улыбаясь.
 -O, mein lieber Augustin..., - напевал Петр Павлович, тщательно
выбривая щеки опасной бритвой Solingen & Sohnen. И брился и напевал он
не случайно, даже тапочки Петр Павлович ошнуровал не зря. В тот день
Петр Павлович был приглашен в консерваторию. Пригласил же его случайно
встреченный на углу Стрябинской и Левонтьевской некий гражданин "Иса-
ич". Впрочем, это сейчас Исаич стал "неким гражданином", а когда-то он
был известным по всей культурной Москве человеком по причине работы
своей швейцаром в самом "Национале". Он имел мундир с золоченными пу-
говицами и огромную седую бороду, расчесанную на две стороны. Благода-
ря радикулиту, поклоны его производили впечатление милостивейших коро-
левских кивков. Петруша много раз кушал там с папой всякие вкусные ве-
щи и очень уважал Исаича, которому папа клал в руку монетку. С той по-
ры Петр Павлович не видал Исаича никогда и забыл про него, однако,
встретив на улице, узнал сразу, хотя бороды уже не было. Петру Павло-
вичу было тогда очень одиноко и он тихо сказал: "Здравствуй, Исаич".
 -Пауль Фридрихович ? - испуганно прошептал Исаич.
 -Петр Павлович, - представился Петр Павлович.
 -Сынок ихний будете ? - еще не совсем успокоившись, проговорил
Исаич.
 -Был, - отвечал Петр Павлович, - папа умер от инфаркта миокарда
весной 1929 года, прочитав на стене бывшей фабрики-красильни Никонова
новую вывеску: "Артель Красная синька".
 -Да-да, я помню, - погрустнел Исаич, - тонкой организации был че-
ловек...однако, сходство ваше...
 ...А я в последние года в консерватории работаю, - рассказывал
Исаич, пока они шли по Стрябинской вдоль.
 -И по какому вы классу ? - применил Петр Павлович первый пришед-
ший ему на ум музыкальный термин.
 -Да не по классу я, по гардеробу, по служебному. Может зайдем ко
мне ? - предложил вдруг Исаич.
 Домой идти Петру Павловичу как всегда не хотелось, на душе было
одиноко, кроме всего ему очень понравилось слово "консерватория" и он
согласился.
 В служебной комнатке, примыкающей к гардеробу, пахло старым дере-
вом и чужими духами. Петру Павловичу здесь понравилось. На столе опре-
делилась початая бутылка коньяка, засохшие недавно кружочки лимона,
булочка с изюмом.
 -Да-а-а-а, - задумчиво проговорил Исаич, укусив булочку и отодви-
гая от себя хрустальную рюмку с тонкой вязью "Нацьональ", - однако,
est modus in rebus, работаю уж пятнадцать лет здесь. На вид оно, ка-
жись, какая работа ? А вон поди ж ты, людей много вижу каждый вечер.
Люди всякие ходят и разные, а все-ж таки больше всяких, чем разных. И
заметьте, Петр Павлович, раньше было: идут мимо меня люди в залы, обед
принять или какой другой едой заняться, а ведь разговоры слышишь все
меж собой о музыке или каком другом изящном искусстве. Теперь что ска-
жу: в сам храм приходят благороднейшей из муз, а в очереди разгово-
ры,где сегодня карбонад давали, да будет ли икра в буфете...Ну а вы-то
как живете, Петр Павлович, на службе или дело какое имеете ?
 -Какое там дело...,- Петр Павлович вспомнил Кота, типа в плаще,
потом свою розовую комнату, вспомнил летучих мышей, зябко поежился, и
на глазах его навернулись маленькие горькие слезинки, - какое там де-
ло..., - повторил он.
 -Да-а-а-а, - вновь задумчиво протянул Исаич, - люди...в молодос-
ти, помню, когда я еще в гарсонах был...подзывает...и не как нибудь, а
"челаэк" - человек то есть, а человек, Петр Павлович, звучит ох как
гордо. Так вот, подзывает: "Нам, - говорит, - как всегда (а я уж
знаю), чтобы мерзавчик заиндевел, а у родненького чтоб от глаза до
хвоста шесть вершков". И не извольте беспокоиться, Петр Павлович,
меньше пяти с половиной не будет...да-а-а...верили мне люди...доверя-
ли, а теперь...ведь на днях подходит одна: "Вы, товарищ гардеробщик"
-слова-то какие подобрала все шипучие - "подали , - говорит, -мне сей-
час пальто, а в кармане нет носового платка".
 -Очень, - говорю, - жаль, мадам, вам бы он понадобился.
 -Но он у меня был, когда я сдавала пальто вам ! -Петр Павлович,
вы понимаете, что она имела в виду ? Неужели я похож на человека, ко-
торый сморкается ?
 Петр Павлович внимательно посмотрел на нос Исаича. Тонкий с гор-
бинкой нос, шедший от верхней губы к переносице, где он заканчивался
двумя мудрыми и усталыми глазами, направлявшимися к ушам, не был похож
на нос, из которого сморкаются.

 ГЛАВА 5

 Когда коньяк был выпит, а булочка и лимон съедены, Исаич откинул-
ся на старом стуле и замурлыкал свою любимую "Токатту и фугу ре минор"
Иоганна Себастиана Баха, а Петр Павлович вспомнил почему-то песню, ко-
торую папа часто пел в последние свои годы, возвращаясь домой позже
обычного: "Wer liebt nicht Wein, Weib und Gesang - der bleibt ein Narr
sein Lebenlang" и пропел ее Исаичу. Исаич заплакал, сказал, что фран-
цузский язык всегда умиляет его до слез, чтобы доказать это он произ-
нес "гуд бай май лав" и зарыдал.
 Потом они вместе вышли и Исаич проводил Петра Павловича до угла
Левонтьевской и Стрябинской, а может быть, Петр Павлович проводил Иса-
ича...главное, что Исаич пригласил Петра Павловича на концерт, о чем
вспомнил тот утром, обнаружив в кармане пустую пачку "Герцеговины
Флор", на задней крышке которой было нацарапано горелой спичкой: "в
среду притти Исаич".
 Именно в среду с самого утра пребывал Петр Павлович в благополуч-
нейшем расположении духа по причине новых великолепных шнурков, прек-
расного качества опасной бритвы "Solingen & Sohnen" и предстоящего по-
сещения консерватории. От посещения консерватории Петр Павлович ожидал
многого. Он вспомнил накануне разговоры папы с Эрнстном Энчем на тему
музыки и души в те давние времена, когда об этом говорили.
 -Чем чаще мы слушаем какую-нибудь серьезную музыку, тем музыкаль-
ное чувство и наслаждение все более увеличивается и становится особен-
но тонким при изучении отдельных подробностей...чем наивнее человек в
музыкальном отношении, тем менее ему нужны именно классические произ-
ведения, - часто говорил дядя Эрнст, меряя крупными шагами папин каби-
нет.
 -Да, - нередко соглашался с ним папа.
 Исаич раздел Петра Павловича в служебном гардеробе и тому уже
стало очень-очень хорошо. Когда же Исаич посадил Петра Павловича с
служебную ложу, а тот увидел ровные ряды кресел под собой и, уходящие
куда-то вверх в темноту другие ряды слева, а справа огромное темно-ко-
ричневого дерева с бесчисленным количеством трубочек, труб и трубищ
здание органа, он замер в полуэкстазе в ожидании чуда. В зале притуши-
ли свет, гомон постепенно стих, на сцену вышла девушка, подошла к по-
хожему на большую трибуну образованию, что-то сделала там внутри и
встала рядом. Девушка была недурна собой, однако, на серьезный лад не
настраивала. Но тут появился маленький седой человечек, быстро подошел
к краю, поклонился под аплодисменты и с гордо поднятой головой вска-
рабкался внутрь трибуны. Петр Павлович понял, что играть будет он.
Постепенно умолкли аплодисменты и стало совсем тихо.
 ...Звуки родились и поплыли исподволь и ненавязчиво, как легкие
осенние паутинки, в полутемном зале медленно и постепенно потерялись
лица, платья, прически отдельных граждан и, заполняя все уголки и за-
коулки зала, обволакивая все разноцветной дымкой чьих-то воспоминаний,
восторжествовал Иоганн Себастиан Бах ! Петр Павлович смежил веки...
 ...Из изменчивого моря волн астрально-имагинативного мира возник
образ; по нему было видно, как тем внутренним, что он заключал в себе,
внешняя форма человека была вплотную придвинута к границе, где форма
готова была стать отрицанием связного единства личности, где личность
утратилась бы, если бы сделан был хотя бы еще один шаг дальше за ее
пределы. И из образов астрального мира возник образ Лаокоона...
 ...Петр Павлович размежил веки...левая нога затекла, зал был
пуст. Справа и слева от здания органа горело по одной бледной лампе в
60 свечей. Что-то темнело посреди сцены. Петр Павлович болезненно при-
щурился. На сцене определился Кот. Петр Павлович вздрогнул.
 -Послушайте ! Что вам от меня нужно ? - тонким от взволнованности
голосом выкрикнул он.
 Кот укоризненно покачал головой, негромко хмыкнул и медленно по-
шел в сторону кулис. Там он остановился, взглянул на Петра Павловича,
еще раз хмыкнул и, встав на ципочки, исчез. Петр Павлович выждал нем-
ного, откашлялся - эхо мягко откатилось в темноту.
 -Есть кто-нибудь ? - вскрикнул он.
 Никто не отозвался.
 -Значит здесь Никого нет, - подумал Петр Павлович и успокоился;
он встал, слегка потянулся и приоткрыл дверь ложи. Горел тусклый свет.
Никого не было. Проходя мимо гардероба, он вдруг заметил, что держит
под мышкой плащ и шляпу, тут он вспомнил, что взял их на стуле рядом с
собой в ложе, хотя оставлял в гардеробе у Исаича.
 -Исаич ! - мелькнула мысль.
 -Зачем ? - мелькнула другая.
 Будить не хотел, - мелькнула третья и Петр Павлович успокоился.
 На улице было темно и сыро; несмотря на то, что было поздно и хо-
лодно, кругом было людно и шумно, однако, на душе у Павла Петровича
было тепло и покойно. Подняв воротник плаща и надвинув шляпу, он мед-
ленно брел по Стрябинской вдоль. В будке телефоне-автомата на углу Ле-
вонтьевской и Стрябинской раздался звонок. Петр Павлович остановился,
подумал немного и, войдя в будку, снял трубку.
 -Петр Павлович ? - радостно донеслось из трубки.
 М-м-да, - растерянно согласился Петр Павлович.
 -Еле до вас дозвонился, то занято, то телефон не тот, то трубку
никто не поднимает, - продолжал голос.
 -М-м-да...в общем...у меня и телефона то...собственно..., -про-
бормотал Петр Павлович.
 -Ну, как вы там ? Что нового ? - ликовала трубка.
 -Да так как-то...все по-старому, - начал приходить в себя Петр
Павлович.
 -Как здоровье ? - продолжала трубка, - небось участкового
врача замучили ? Зна-а-а-а-ю я вас. А ?
 -Не мучил я его, - испуганно проговорил Петр Павлович, - здоровье
мое хорошее, я не болен, но вас я не знаю, - выдохнул он, собравшись
духом. Кто вы ?
 -Кто я ? - голос в трубке похолодел, - Никто !
 Раздались частые гудки.
 Петр Павлович повесил трубку, по привычке пошевелил пальцем в ды-
рочке возврата монет, вышел из будки и при свете витрины магазина
"Субпродукты" раскрыл свою записную книжку на букве "Н". На странице
не было ничего.
 -Может, посмотреть "кто"? - пробормотал он, отворачивая букву
"К", - ...кабаки...калоши...Кэмбридж...Среди всех слов остановило вни-
мание Петра Павловича "Коринф. 1,3,18": "Если кто из вас думает быть
мудрым в мире сем, то будь безумным, чтобы быть мудрыми".
 Петр Павлович задумался и медленно пошел по Левонтьевской вдоль.
Он отошел уже довольно далеко от угла, когда телефон зазвонил вновь.
Из темного подъезда напротив вышел, судя по одежде, мужчина и снял
трубку.
 -Петр Павлович ? - спросили из трубки.
 -Он вышел, - коротко ответил, судя по одежде, мужчина и исчез в
подъезде напротив.


 ГЛАВА 6

 -Ну что ж ? - рассуждал Петр Павлович, медленно продвигаясь по
направлению к своей розовой комнате через ночной город, - в общем все
было неплохо, если не считать Кота, к которому (пакость такая) я,
впрочем, уже начинаю привыкать. И с Исаичем жаль попрощаться не уда-
лось. Да, что и говорить - трудной судьбы человек, а ведь не сломала
его жизнь. Нет сейчас уж таких. Судеб трудных полно, о вот неломанных
нет.
 С такими мыслями Петр Павлович расстроился и лег спать не поужи-
нав.

 ГЛАВА 7

 Утром Петр Павлович скушал, как обычно, гоголь-моголь из двух
яиц, запив его водой из под крана. Сплюнув последний глоток воды со
словами "тьфу", включил репродуктор.
 -...Сегодня и завтра ожидается переменная облачность без осадков,
температура воздуха 4 градуса тепла. Это на 10 градусов меньше, чем в
Америке, но зато в 2 раза больше, чем в то же время в 1912 году...-
сказал диктор.
 -Что за чушь? - пробормотал Петр Павлович, отжимаясь от стенки, -
а, впрочем, вполне может быть, - подумал он, прикинув, - только..."
Закончить мысль он не успел - по радио заиграли бодрую мелодию и он
ринулся трусцой вокруг стола, напевая: "...когда мы Одессу брали в
гоп-тып-надцатом году".
 Однако, одна мысль глубоко запала Петру Павловичу в голову, но он
ее, к сожалению, так больше и не смог вспомнить.

 ГЛАВА 8

 Решив не терять времени, он скорым шагом зашагал в сторону кон-
серватории.


 ГЛАВА 9

 Сыпал мелкий снег, а может быть, дождь, было неприятно зябко, но
Петр Павлович через прищуренные от мороси веки уже как бы видел ма-
ленькую уютную каморку Исаича и себя, устроившегося у теплой стенки и
с тоской откликающегося на воспоминания старика. У самого входа глаза
ему пришлось открыть полностью, чтобы не удариться о толпу, столпившу-
юся у входа. Толпа была большая, интеллигентно одетая. У многих в ру-
ках были портфели. Петр Павлович засвистал свою любимую Токатту и фугу
ре минор и, повернувшись одним плечом вперед, двинулся сквозь толпу.
 Подойдя к служебному гардеробу, он немного растерялся, увидев
внутри седую старушку в очках, перевязанных белой ниткой на переносице
и в синем халате.
 -Простите, товарищ, - обратился Петр Павлович к старушке, - а где
же..., - он замялся, не зная, как здесь зовут Исаича, - ...который до
вас тут работал? - закончил он, выдохнув.
 Старушка как-то странно на него взглянула, потом быстро оберну-
лась и вновь взглянула на Петра Павловича.
 -Э-э-э-э, он...я...я...сейчас его позову, подождите здесь.
 Петр Павлович хмыкнул и старушка, семеня, скрылась за дверью.
Петр же Павлович тем временем начал рассматривать висящую напротив его
лица интересную шубу. Шуба была сшита из множества маленьких коричне-
вых хвостиков, так, по крайней мере, ему показалось. Чтобы скоротать
время Петр Павлович решил посчитать хвостики, он сосчитал уже 88 хвос-
тиков и собирался посчитать 89-ый, как за его спиной произнесли совер-
шенно штатским голосом: "Петр Павлович Розополев? Не надо оглядывать-
ся. Сейчас выходите на улицу и идете в переулок направо, там садитесь
в машину. Без глупостей".
 Лично Петру Павловичу такого никогда еще не говорили, но от дру-
гих он знал, что идти надо.
 Через щелочку в двери на него смотрели маленькие, виноватые глаза
старушки.


 ГЛАВА 10

 А жизнь шла своим чередом. Нефтянники Каспия, шахтеры Донбасса,
комбайнеры Алтая, труженники заводов и полей изо дня в день повышали
показатели, добиваясь новых и новых трудовых успехов, строя жизнь по
четкому ритму пульса страны. Правительство Марокко приняло решение
взять в свои руки дела компании "Экссон корпорейшн" в Марокко. Перед
угрозой увольнения во Франции оказались 36 журналистов газеты "Франс
суар", 35 в редакции "Эль" и 7 из "Журналь дю диманш". Внешний долг
Уругвая достиг почти миллиарда долларов.
 Все это и многое другое неоспоримо указывали на преимущество
светлого будущего перед темным прошлым.



 ГЛАВА 11

 -Ну, а он что?
 -Да что он...
 (из разговора)

 -Ну а он что? - склонившись к самому лицу Петра Павловича, спра-
шивал штатский.
 -А он больше не показывался, - отвечал Петр П., - как перед кон-
цертом посадил меня в ложу, так я его больше и не видел.
 -Это все? - негромко спросил штатский.
 -Еще у меня на прошлой неделе горячую воду на два дня отключали,
- таинственно поведал Петр П.
 -Ну и что? - медленно, врастяжку спросил штатский.
 -Я подумал, может быть это тоже их работа, - робко признался Петр
П.
 -Чья - их?
 -Ну...Исаича, Кота, Никого...
 -Петр Павлович, вы же умный человек, - укоризненно покачал голо-
вой штатский, - при чем здесь кот, при чем здесь какое-то "никто",
когда я вас спрашиваю о совершенно определенном человеке.
 -Видите ли в чем дело, - начал Петр П., - у меня сложилось впе-
чатление, что они все действуют заодно.
 -Гм-м-м, - произнес штатский и мельком взглянул на сидящего в уг-
лу мужчину в штатском.
 -М-да, - донеслось из угла.
 -Ну что ж, - с улыбкой протянул штатский, - спасибо, Петр Павло-
вич, отдыхайте пока. Вот здесь я вас попрошу черкнуть только вашу под-
пись и будьте здоровы.
 Петр П. машинально взял протянутую ручку и черкнул: "Розоп...",
после чего мелькнул взглядом по подписанному: "...обязуюсь...в тече-
ние...по первому...за пределы...предупрежден...". Больше он прочесть
не смог так как открылась дверь и вошедший мужчина в штатском пригла-
сил Петра Павловича пройти за ним.

 ГЛАВА 12

 "Широко развитая сеть внебольничных психиатрических учреждений
составляет одну из специфических особенностей советской психиатрии.
Она является конкретным претворением в жизнь принципа советского здра-
воохранения - единства лечебной и профилактической медицины. Вместе с
тем, экстрамуральное изучение и лечение психически больных обогатили
психиатров знаниями о самых инициальных психотических состояниях, гра-
ницах реституции, формах реадаптации и приблизили понимание механизмов
компенсации".

 Г. В. Зеневич "Вопросы
 диспансеризации психически
 и нервно-больных".


 Крупного сложения мужчина с синей русалкой, обнимающей свой
хвост, на руке, специальным угловатым ключом открыл дверь и, подтолк-
нув Петра П. в спину, обратился внутрь: "Вот он, Илья Владимирович."
 -Итак, скорее всего я попал в психиатрическую больницу, они реши-
ли, что я сумасшедший, - мелькнуло в голове у Петра П.
 Он сделал шаг и остановился, несколько растерявшись. Он ожидал
увидеть уютную комнату с мягкими шторами, старый стол, лампу с зеленым
абажуром на этом столе, умное доброе лицо врача, человека уставшего от
обилия чужих судеб, в которые ему приходилось заглядывать, однако,
разговаривающего с каждым человеком так, будто ради встречи и разгово-
ра именно с ним он учился в специальном институте, долго работал, пы-
таясь проникнуть в глубины психики и сегодня пришел сюда для этого са-
мого главного разговора. Однако, в комнате с огромным, почти во всю
стену окном находилось на первый взгляд три человека, хотя чувствова-
лось присутствие четвертого. Молодой, белобрысый, мыл под краном в уг-
лу комнаты пальцы с сине-красными разводами и взглянул на Петра П. че-
рез зеркало. Второй, лет 28 на вид, с мушкетерской бородкой, водил
сосредоточенно надфилем по логарифмической линейке. Еще один стоял на
коленях возле раскрытого шкафа, однако, смотрел в сторону стола, из
под которого раздавались звуки. Под столом что-то щелкнуло и появился
четвертый. Как и остальные он был в белом халате, в отличие от осталь-
ных незастегнутом. И хотя появился он из-под стола, Петр П. сразу по-
нял, что он и есть "Илья Владимирович".
 Появившийся замер и на Петра П. взглянули через золотые очки ост-
рые глазки, торчащая седеющая шевелюра и короткие пальцы с зажатыми в
них проводами.


 ГЛАВА 13

 -Садитесь, - быстро проговорил появившийся. Петр П. оглянулся. На
одном из кресел стоял осциллограф типа ЭО-7, другое было занято каки-
ми-то журналами, на третьем лежал набитый рюкзак. Тот, с бородкой, си-
дел на журнальном столике; он тоже оглянулся, как бы впервые увидев
все окружающее, подошел к креслу и снял с него вещмешок, проговорив:
"пожалуйста".
 -Спасибо, - искренне признался Петр П.
 -Пантелеймон Петрович? - весело спросил старший.
 -Нет. Петр Павлович, - обиделся Петр П.
 -Да, да, да, простите, конечно, и, значит, когда в общем
вы...так, это...ну, рассказывайте, вы вот что, - скороговоркой пробор-
мотал Илья Владимирович, закончив словами:" ну, вот где это вы?"
 Петр П. подозрительно взглянул на него (мысли что ли читает?),
посмотрел на осциллограф, на бородатого с надфилем, на сине-красные
разводы на полу, на зажатые в руке появившегося из-под стола провода,
прочитал название лежащего на столе журнала: "Stahl und Eisen".
 -Сообразительность проверяет, - решил Петр П. и сказал: "Судя по
тому, что я вижу здесь осциллограф, провода и что-то щелкает..."
 Илья Владимирович повернул голову в сторону шкафа и пробормотал:
"конкретное...". Конец фразы Петр П. не разобрал и потому переспросил:
"что вы сказали?".
 -А что вы слышали? - быстро переспросил Илья Владимирович.
 -Я не совсем понял.
 -А я вот сейчас кран закрою, - вступил из угла блондин, - теперь
слышите что-нибудь?
 -Нет, сейчас никто ничего не говорил.
 -Функциональные? - поднял голову "с бородкой".
 -Возможно, - согласился Илья Владимирович.
 Дальше Петр П. уже ничего не стал понимать, врачи заговорили меж-
ду собой на своем языке: так вы считаете - потатор?...я не сказал -
нужен анамнезис витэ...а что же это - Кандинский?...хабитус не харак-
терен...вы ведете к эсцэха?...необходимо поражение всех трех сло-
ев...исключим органику...отчего же исключим?
 -Послушайте, э-э-э-э, Павел Петрович, - услышал вдруг Петр П.
русскую речь, - скажите-ка нам, вспомните, вас в детстве по голове не
ударяли?


 ГЛАВА 14



...Это было в пятницу. Кухарка Глаша уходила в этот день на рынок ку-
пить продуктов для воскресного дня и выход через кухню во двор был в
пятницу свободен. Петруше настрого было запрещено появляться во дворе,
где бегали и резвились кухаркины дети и сын дворника. Однако, двор был
так огромен и заманчив, а ощущение запретности и нарушения ее было так
щемяще сладко, что Петруша по пятницам пробирался на ципочках мимо па-
пиного кабинета, когда тот отдыхал после обеда и, проскочив через кух-
ню, где успевал схватить какой-нибудь вкусный кусок, оставшийся от
обеда, выбегал во двор с радостным повизгиванием навстречу кухаркиным
детям и сыну дворника. Там он каждый раз узнавал много интересных ве-
щей, например, что если дохлую крысу привязать хвостом к веревочке, то
ее можно, раскрутив, забросить до четвертого этажа, а при сноровке да-
же попасть в распахнутое окно. Впрочем, это удавалось только сыну
дворника. В эту пятницу Петруша узнал сразу две новости; этого было
слишком много, чтобы он оставил их в себе. Кроме того, обе были непо-
нятны, посему Петруша и постучал вечером в папин кабинет и, борясь со
страхом и смущением, спросил у папы: "А правда, что Глаша скоро будет
управлять нашим государством, а еще - что такое экс-про-приатор?"
 Папа выронил иллюстрированный журнал "Дэжавю-Дэжанэ", снял и сно-
ва надел пенснэ и неприятным тонким голосом медленно проговорил: "Кто
тебя научил спросить это у меня?" Потом папа подошел к Петруше близко
и сказал: "За такие вещи вообще-то бьют по голове, однако, я ударю те-
бя по тому месту, которое выполняет у тебя роль эквивалента органа,
управляющего у остальных людей мыслительными процессами". И больно
ударил Петрушу по этому месту. Петруша заплакал тогда не столько от
боли, сколько от того, что он не понял, что означает слово "эквива-
лент", а спросить у папы еще и про это побоялся.
 У Петра П. и сейчас при этом воспоминании защипало в горле и на
глазах навернулись маленькие злые слезинки.
 -По голове - нет, по голове не ударяли, - тихо сказал Петр П.,
решив не рассказывать про этот случай.

 ГЛАВА 15

 -И все же органику исключить нельзя, - обратился к остальным бе-
лобрысый.
 -Илья Владимирович, вы не заметили абсанс? - встрял "с бородкой".
 -Возможно, впрочем не поручусь, что не онейроид. Обратите внима-
ние на окулус.
 -Можно расценить, как 301,6...
 -С таким же успехом - 305,8...
 -Лично я склоняюсь к 295, не исключая основы 293...
 Петр П., посмотрев по очереди на всех говорящих, перевел взгляд
за окно. На зеленом заборе, выходившем из-за угла соседнего здания си-
дел огромный черный Кот. Петр П. встряхнул головой и устало протер
глаза - Кот сидел.
 -Вот он, - тихо сказал Петр П. и показал пальцем на Кота.
 Илья Владимирович, не следуя взглядом за вытянутым пальцем, пос-
мотрел куда-то в переносицу Петру П. и грустно покачал головой, прого-
ворив: "Да-да, голубчик".
 Кот в это самое время привстал на ципочки и медленно пошел по за-
бору. Перед углом он остановился, посмотрел на Петра П. и укоризненно
покачав головой, спрыгнул за забор. Одна ципочка зацепилась за штаке-
тину и повисла, выделяясь на ядовито-зеленом фоне забора своим мягким
оранжевым цветом.
 -Вот - ципочка, - прошептал Петр П. На что Илья Владимирович
вновь грустно покачал головой и вновь сказал: "Да-да".
 Петру П. стало ясно, что Илья Владимирович никогда не поверит в
ципочки, он даже не захочет на них посмотреть и Петр П. замолчал. Он
перевел взгляд с ципочки на проходящее под окном звено пионеров, в ма-
леньких крепких ручонках несущих красные флажки и на душе у него изме-
нилось. Вслед за звеном проехала полуторка, в кузове которой, растопы-
рив для равновесия ноги, хвостом вперед стояла корова. Вначале Петр П.
удивился появлению в центре города коровы, да еще находящейся в кузове
само по себе редкой машины, однако, решив, что поскольку происшедшее
является фактом уже свершившимся и к тому же на его глазах, разумнее
попытаться ретроспективно постичь схему мотивации хозяина коровы,
обусловившую постановку коровы хвостом вперед.
 -Qui prodest? - как обычно начал рассуждать Петр П., однако, в
этот момент где-то, вероятно в коридоре за дверью, громко заговорило
радио. Прозвучали позывные "Маяка" и диктор четко произнес: "Московс-
кое время восемь часов. Петр Павлович зайдите в 31-ю комнату".
 -Так я пойду?
 -Куда же, голубчик?
 -Ну-у, в 31-ю комнату.
 -Почему же, голубчик, именно в 31-ю? Да и позвольте, откуда вы
знаете нашу нумерацию? Вы что же, были у нас уже?
 -Так ведь сказали...
 -А-а-а, ну да, разумеется, - с улыбкой протянул Илья Владимирович
и опять взглянул Петру П. в переносицу, после чего нажал какие-то
кнопки на стоящей рядом тумбе. Раздался треск, шипение, чьи-то невнят-
ные голоса, затем откашлялось и сказало: "слушает пост".
 -Слушай, э-э-э-э, Вася... - начал Илья Владимирович.
 -Николай я, - ответил "пост".
 -Тем лучше, Коля, кто у нас в 31-й кукует?
 -Графюк был. За город уехал.
 -А сейчас кто?
 -Сейчас - Никто., - медленно ответил "пост" и звук погас.

 ГЛАВА 16

 -Да, - еще раз подумал Петр П, когда оказался стоящим среди пала-
ты 31, - они решили, что я сумасшедший".
 Если бы был Бог, то это было бы ясно, как Божий день, но посколь-
ку Бога уже больше полувека нету, то Петру П это стало ясно, как прос-
то день.
 Однако, день в этот день был пасмурным... Приглядевшись, можно
было бы увидеть, что комната была однокомнатной и на первый взгляд в
ней никого не было, не считая мух, однако Павлу П делать было нечего и
он их посчитал. Мух оказалось восемь. Но не это расстроило его и даже
не то. что кроватей было тоже восемь. Полетав немного, мухи расселись
на кроватях таким образом, что на каждой из них сидело по одной мухе.
 -А где же я лягу? - вдруг подумал Петр П. и тут же ужаснулся сво-
ей мысли, - что это я такую глупость подумал, прямо чушь какую-то. Не
будут же мухи спать на кроватях и под одеялами во всяком случае".
 Однако, в следующий момент одна из мух поднялась в воздух с кро-
вати у окна , а Петр П, не понимая сам, что делает, ринулся к этой
кровати, быстро плюхнулся в ямочку посередине и, широко расставив руки
с нервно постукивающими пальцами, принялся наблюдать искоса за полетом
бывшей хозяйки кровати.
 -Не пущу, - негромко сказал он и это решение показалось ему впол-
не резонным.
 Покружившись посреди палаты, муха присела на стекло и, как пока-
залось Петру П, злобно взглянула в его сторону.
 -Нечего... - пробормотал он, - вот там и живи.
 В это время стекло входной двери стукнуло и Петр П оглянулся. К
стеклу прилип носом мужчина и внимательно смотрел на него, не мигая.
Цифра "31", нарисованная на стекле, приходилась прямо ему на лоб.
 -Смешно, - подумал Петр П, но не засмеялся. Не хотелось.
 -Что вам, товарищ? - дружелюбно спросил он.
Мужчина за стеклом беззвучно зашевелил губами, плюнул на стекло,
слизнул беленький плевочек и исчез.
 -Дурак, - решил Петр П и откинулся на подушку.
 Все мухи поднялись в воздух и кружились вокруг матового плафона.
 -Надо сказать Илье Владимировичу про мух, - подумал он, - а вот
интересно, сколько они могут летать и не присесть? Каким образом это
можно было бы узнать? Вероятно, надо гонять их с пола, потолка и
стен...нет, это плохо, сам устанешь да и с потолка трудно их сковыри-
вать, надо что-то сделать, чтобы они вообще на потолок не садились да
и на стены заодно. Если потолок и стены раскалить...но тогда невозмож-
но будет самому наблюдать за их поведением. Может сделать так, чтоб
близ самой стены или потолка ее бы сдувало ветерком снова в середи-
ну...такие маленькие насосики сделать и они будут создавать струйки
отгоняющего ветра. Да, только так, - решил Петр П и почти успокоился,
однако, в этот же время что-то щелкнуло, вошел крупного сложения муж-
чина, кивнул головой в сторону выхода и произнес: "Ну, дурик, канай
хавать!"
 -Простите? - переспросил Петр П, после чего был крепко взят за
воротник и не нежно вытолкнут в коридор, где обнаружились столы с си-
дящими за ними рядами людей. Тот же мужчина подвел его к одному из
столиков и надавил сверху на голову. Петр П осел на стул. Со всех сто-
рон на него смотрели три лица. Все лица были разными. Петр П откашлял-
ся и произнес:"Розополев Петр Павлович". Лицо слева, не отводя от лица
Петра П пристального взгляда, придвинуло миску к себе поближе и накры-
ло ее ладошкой. Справа сказало: "Гы-ы-ы-ы", Зато сидящее напротив,
мотнув головой, заговорило быстро и горячо: "Правильно, правильно,
правильно, правильно! Давно уже пора было вам приехать! Я ведь знал,
что кто-нибудь должен обязательно приехать. Ведь не может быть, чтобы
никто так и не приехал. Что же - все зря? Напряженные тренировки тита-
нического ума, внезапные озарения импульсивного творчества, гениальные
по интуитивности предвидения - и никого? Нет! Так не могло быть! Вы
помните? "Ни дня без строчки". Мой девиз: "Ни дня без открытия!". Поз-
вольте представиться: профессор Айнцигер, однако, здесь меня почему-то
считают неким Борзенковым, коего гражданина я не имею чести знать.
 -Неужели вы изобретатель? - искренне полюбопытствовал Петр П.
 Айнцигер-Борзенков согласно кивнул головой.
 -А вы знаете, я сегодня, кажется, тоже одну вещь изобрел, - начал
Петр П, не зная о чем обычно говорят с изобретателями, - я придумал,
как сделать, чтобы мухи не садились на стены и потолок, - закончил он
с гордостью.
 -Надо сконструировать маленькие насосики и они будут создавать
струйки отгоняющего ветра у стен и потолка, - быстро сказал Айнцигер,
- я это придумал 14 лет тому назад.
 -Почему? - сразу обиделся Петр П, - зачем насосики? Можно потолок
и стены раскалить и мухи не смогут сесть, - он с надеждой посмотрел на
изобретателя.
 -Можно, - снисходительно согласился Айнцигер-Борзенков, - но тог-
да невозможно будет самому находиться в комнате и наблюдать за их ис-
тинным поведением.
 -Точно...,-прошептал Петр П, - невозможно...четырнадцать лет на-
зад...но ведь за это время у вас, должно быть, накопилась куча доку-
ментов, рукописей, бумаг? Где же вы все это сохраняете?
 -Вот здесь, - Айнцигер постукал себя вытянутым указательным паль-
цем по виску, - здесь я записываю все свои открытия, а среди них есть
и секретные, мозговыми чернилами на мозговой бумаге.
 -Первая смена, заканчивай! - рявкнуло у Петра П над ухом, - а ты
что, дурик, голодовку задумал?
 Только тут Петр П заметил, что перед ним на столе стоят две нет-
ронутые миски. На одной из них что-то серое подернулось пленочкой, на
второй - корочкой.
 -Спасибо, я сыт, - машинально ответил Петр П, хотя это была неп-
равда. Кушать он хотел.
 -Куда ты денешься? - загадочно проговорил крупного сложения муж-
чина, однако, вопреки опасению Петра П, что его сейчас начнут кормить
насильно, отошел в сторону, на что Петр П облегченно вздохнул.
 -Профессор, - раздался вновь голос Айнцигера-Борзенкова, - я не
осмеливаюсь просить вас заняться моими делами сейчас же, перед сном,
однако, надеюсь, что мы приступим в этому завтра с утра.
 -Разумеется, - не зная о чем идет речь, согласился почему-то Петр
П, - с утра.
 После этого он обогнул угол стола, подошел к своей палате, не за-
жигая света прошел между кроватей и устало опустился на свою. Внезапно
что-то хрустнуло под ним. Петр П быстро поднялся, зажег свет и вновь
подошел к кровати. В середине ее, в ямочке, неловко закинув лапки, ле-
жала бывшая хозяйка кровати.
 В глазах ее застыли ужас и немой укор.



 ГЛАВА 17

 Петру П в эту ночь спалось, но спалось очень плохо, поэтому, ког-
да первые ласковые лучи восходящего солнца еще не согрели своим мягким
светом просыпающийся от ночных грез и кошмаров город, Петр П уже сидел
одетый на краешке своей новой кровати, задернутой серым колючим одея-
лом с двумя параллельными красными полосками по краям, сидел совершен-
но измятый объятиями Морфея, оставившими больные места и на душе. Про-
ведя по лицу рукой, он услышал потрескивание колючих щетинок.
 -Скоро я стану старым , умру и меня не будет, - вспомнил Петр П и
ему захотелось еще быть. Захотелось ему еще и есть.
 -Да, но все мысли, связанные с едой низменны, поскольку они сбли-
жают нас с животными, - сказал он сам себе и встревожился.
 -Да, но ведь я хочу есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть, -
ответил он сам себе тут же и чуть успокоился.
 Тут же перед взором Петра П всплыло лицо, в глазах которого зас-
тыли ужас и немой укор. Все вчерашнее показалось ему нереальным, не-
возможным, происходившим вовсе не с ним, да и полно-те, происходившим
ли вообще и слова "Убийца! Убийца! Убийца!", звучавшие всю ночь в его
ушах, уже стали слышаться ватными и далекими. Постепенно сквозь них
стали доноситься до слуха Петра П звуки спора, отдельные выкрикивания,
невнятный шум, приближавшиеся по коридору. Он настороженно привстал,
желая через стеклянную дверь подсмотреть, что же происходит там снару-
жи, но не успел он подойти к двери, как та распахнулась сама и в нее,
толкаясь и ругаясь, ввалился ком тел. Петр П замер посреди комнаты,
наблюдая, как комок подкатился к крайней кровати и из груды тел, пок-
рытых белыми халатами, было вытолкнуто одно, покрытое лишь простыней,
которая тут же была двоими в халатах превращена в длинный жгут, коим
тело оказалось прочно прификсировано к кровати. Окружающие несколько
отпрянули и, как по команде, одновременно вытерли потные неширокие лбы
тыльными сторонами крупных ладоней.
 Внезапно стало тихо, как в остановившемся неожиданно среди тонне-
ля вагоне метро.
 Но вот все задышали часто и шумно и Петр П невольно тоже задышал
шумно и часто, присвистывая воздухом, словно боясь оставаться в своей
тишине в одиночестве.

 ГЛАВА 18

 Тело, которое, судя по всему, принадлежало худому бледному мужчи-
не лет 35-ти с худыми бледными руками и ногами и закрытыми глазами на
худом бледном лице, покрытом крупными каплями соленого пота, напряжен-
но и неподвижно застыло на постели, раскинув привязанные к сетке кро-
вати худые бледные руки. На худой бледной шее часто билась голубая
жилка. Худые бледные пальцы сжимали края несвежего полосатого матраса.
 -Господи, какой же он худой и бледный, - подумал Петр П, но вслух
этого не сказал.
 -Товарищи, за что вы его так? - осмелился он наконец прервать ти-
шину.
 Белые халаты недружелюбно повернулись в его сторону и один из них
сказал: "Глохни, дурик!...", добавив фразу, из которой ошеломленный
Петр П с ужасом сделал вывод, что говоривший находился какое-то время
в интимной связи с его маменькой.


 ГЛАВА 19

 И по вере Аз воздам вам
 (из церковного разгово-
 ра)

 Когда Петр П вошел в кабинет Ильи Владимировича, то комната, как
и накануне оказалась однокомнатной, хотя кое-что и изменилось: рюкзак
висел уже на длинном гвозде в левом углу, в журнале "Stahl und Eisen"
торчала закладка на восьмой странице, одна половинка логарифмической
линейки лежала на подоконнике, другой не было вовсе. Илья Владимирович
сидел в своем кресле так, что над столом торчала лишь его голова с
всклокоченной седой шевелюрой, крутящая в коротких пальцах восеиь раз-
ноцветных проводков. В комнате никого не было...
 - А-а-а, Парамон Петрович, - радостно воскликнул Илья Владимиро-
вич, - присаживайтесь, голубчик!
 -Спасибо, - обиделся Петр П и не присел.
 -Ну, голубчик, что нас сегодня волнует?
 Петр П на минуту задумался, он вспомнил, как пытался рассказать
накануне о коте, ципочках, Исаиче, Ником и еще раз задумался.
 -Больше всего меня волнует теперь, - задумчиво произнес он, -
проблема неуклонного роста безработицы в странах Западной Европы.
 -Интересно, интересно, и что же вы думаете по этому поводу? - ве-
село отозвался Илья Владимирович.
 -Я полагаю, - начал было Петр П, - что...
 Но в это самое время в дверь постучали, после чего замок щелкнул
и вошел человек в белом халате.
 -Илья Владимирович, - обратился он к Илье Владимировичу, - тут
вам сегодня утром по смене передали, - с этими словами он протянул
что-то, завернутое в несвежую газету. -Около двери вашего кабинета
ночью нашли."
 Илья Владимирович быстро перегнулся через стол, принял протянутый
пакетик и, помяв содержимое через газету короткими пальцами с зажатыми
между ними разноцветными проводками, быстро распотрошил его.
 Петр П тихо ахнул, потряс головой и прислонился к стене. Вся ком-
ната медленно и ненавязчиво осветилась мягким оранжевым светом.
 На несвежей газете, ярко выделяясь на фоне передовицы, лежали три
ципочки.



 ГЛАВА 20
 У Петра П что-то перевернулось внутри, в том месте, где находится
сердце; комната постепенно погрузилась во мрак и пропала, звуки перес-
тали звучать, слегка погудев; какое-то время где-то вдали помаячила
маленькая яркая точка и угасла тоже.

 ГЛАВА 21

 Петр П пришел в себя уже в палате, лежа поверх одеяла. Пахло кам-
фарой и нашатырным спиртом, болело левое плечо, ничего не хотелось...
 Он медленно приподнялся и как во сне, едва передвигая ватными но-
гами, словно повинуясь неведомому зову, побрел к двери. Проходя мимо
кровати с лежащим на ней бледным худым телом, он чуть повернул голову,
чтобы взглянуть на своего нового соседа и тут же стены поплыли куда-то
кверху, пол накренился, Петр П шатнулся, чтобы сохранить нормальное
положение в этой изменившейся ситуации, одновременно вяло подумав, что
вряд ли стоит к этому стремиться и левым боком грузно рухнул на кро-
вать. Что-то хрустнуло под ним. Петр П медленно поднялся. На кровати,
неловко раскинув бледные худые руки, лежал ее бывший хозяин. Он был
мертв. В глазах его застыли ужас и немой укор.





 ГЛАВА 22

 Весь следующий день Петр П старался не входить в свою комнату.
Проходя по коридору медленными шагами, он вдруг услышал за спиной
приближающийся нарастающий гул, прервавшийся на самой высокой ноте
гнусавым выкриком: "Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин ин дер люфт!".
 -Ich weis nicht was soll es bedeuten, - подумал Петр П почему-то
по-немецки.
 Оглянувшись через плечо, он увидел несущегося на него человека с
распахнутыми наподобие крыльев руками. Лицо несущегося выражало суро-
вую сосредоточенность и ненависть к врагу. Увидев, как все гулявшие по
коридору привычно прижимаются к стена, Петр П отпрянул в сторону также
и ввалился в оказавшуюся за его спиной дверь.
 Упав на пол, он встал.
 Комната, в которую он впал, была однокомнатной. Оглядевшись по
сторонам, Петр П увидел столики с лежавшими на них мятыми от долгого
читания подшивками газет, на стенах несколько картин маслом. На карти-
нах так и сяк повторялась тема луга, леса, стоящего в отдалении и лю-
дей, косящих сено. На окнах со шторами стояли мясистые растения ядови-
то-зеленого цвета. Был телевизор на ножках, шахматные доски и гипсовый
бюст мужчины в правом углу на покрытой красной материей фанерной тум-
бе. Среди всех этих предметов были люди. Два человека сидели напротив
выключенного телевизора. Один из них, внимательно глядя на экран, вре-
мя от времени что-то записывал в маленькую записную книжку. Второй,
сидя у него за спиной, то и дело подсматривал в нее, заглядывая перво-
му через плечо, на что писавший не обращал никакого внимания. Еще
двое, поставив локти на стол и подперев головы руками, сидели напротив
друг друга , между ними стояла шахматная доска с большим количеством
фигур, Наибольшее внимание Петра П привлек, однако, еще один, сидящий
в углу мужчина. Сжав ручки кресла пальцами и подавшись всем телом впе-
ред, он широко раскрытыми глазами с напряжением глядел на шахматную
доску. Лицо его было бледно, к потному лбу прилипли полоски черных
редких волос. Петр П вновь посмотрел на доску и потряс головой: одна
из фигур, а именно черный конь, слегка зашатавшись, вдруг медленно на-
чала приподниматься над доской выше и выше, следуя за поднимающимся
взглядом сидевшего в углу.
 -Да бросишь ты наконец свои штучки?! - заорал один из сидевших за
столиком, - забыл, как на прошлой неделе за эти фокусы коридор полдня
своим дурацким телекинезом подметал?!
 Сидевший в углу, громко выдохнув, откинулся в кресле, обмяк, руки
его безвольно повисли, на лице, окрасившемся румянцем, можно было про-
честь следы удовлетворения. Черный конь с сухим стуком шлепнулся на
доску, встав на свою клетку.
 -Да-а-а-а, - подумал Петр П, - но вслух ничего не сказал.
 Первые двое у телевизора, не обратив никакого внимания на шум,
продолжали вглядываться каждый в свое. На картинах, висящих на стенах,
люди уже стоговали сено.

 ГЛАВА 23

 -Ну, Пимен Пантелеймонович, теперь расскажите-ка, как это все
произошло? - Илья Владимирович отпил быстрым глотком воды из стакана и
с выражением отвращения на лице отодвинул его на край стола. Сунув го-
лову под стол, он тихонько сплюнул.
 Петр П растерянно встал, начав показывать, как он шел к выходу из
палаты и как у него внезапно закружилась голова. Он хотел было пока-
зать, как тело его потеряло равновесие и при этом показе, неловко
взмахнув руками, задел стоявший на углу стола стакан. Тот зашатался из
стороны в сторону и, замерев на мгновение на одном месте, стал медлен-
но падать со стола. Илья Владимирович задергался, выдвигаясь из крес-
ла, стремительно потянулся рукой к падающему стакану - не достал, сде-
лал еще шажок, но зацепившись ногой за ножку то ли стола, то ли стула,
плашмя рухнул на пол. Свободному его падению, правда, помешал стоявший
на соседнем кресле осциллограф ЭО-7, о который и ударился он, падая, с
размаху правым виском. Раздался звук падения расслабленного тела. Все
кинулись помочь Илье Владимировичу встать и остолбенело замерли. Тот
лежал в неестественно распластанной позе, лицом в сторону, из под го-
ловы вытекала быстрая лужица темно-алой крови. Илья Владимирович был
мертв.
 В глазах его застыли ужас и немой укор.


 ГЛАВА 24

 Месяц прошел ровно через тридцать один день, в чем убедился П П,
подсчитав в день своей выписки из больницы количество крестиков, сде-
ланных им на оконной раме пуговкой от халата. У него в руках был кон-
верт с бумажкой. С этим конвертом ему предлагалось сразу же пойти в
районный психоневрологический диспансер к участковому врачу. Конверт
был конечно заклеен и на оборотной стороне его, в центре, серьезно си-
нела круглая печать, но П П знал, что написано в той бумажке, так как
бумажку доктор писал при нем, обращаясь то и дело к окружающим в каби-
нете врачам с вопросами, как пишется то или другое слово. Где-то в
конце бумажки доктор , уже порядком утомленный и рассерженный, спросил
у белобрысого: "как пишется "дименция" или "дэменция"? А поскольку и
белобрысый этого не знал наверняка, тот написал злым кривым почерком
"слабоумием".
 Итак для П П не было секретом, что в бумажке, которую он нес в
диспансер было начертано: "Розополев П. П. поступил в клинику в состо-
янии острой тревожной растерянности, сочетавшейся с отрывочными бредо-
выми и галлюцинаторными переживаниями. Внутри клиники перенес ряд пси-
хотравм, вследствие реактивных наслоений которых диагностика состояния
усложнилась. Направляется на амбулаторное лечение и наблюдение. В нас-
тоящее время приходится проводить дифференциальный диагноз между позд-
ним пубертатным кризом и ранним старческим слабоумием. Нельзя исклю-
чить и дебют шизофрении на фоне дефекта".

 ГЛАВА 25

 -А как у вас с площадью, Петр Павлович? - участливо спросил в
конце разговора грустный участковый психиатр.
 -Есть у меня комната..., - задумчиво проговорил П П, - розовая, -
зачем-то добавил он.
 -Улучшить не желаете?
 -Желаю, - встрепенулся П П, - уехать из нее желаю куда-нибудь.
 В мудрых, опытных, добрых глазах врача шевельнулось понимание.
 -Попробуйте через бюро обмена, а если будут затруднения приходите
к нам, напишите заявление, мы поддержим на жилищной комиссии райсобе-
са, - качнул он головой и встал, провожая П П до дверей.

 ГЛАВА 26

 На следующий день утром на столе П П лежало рожденное в бессонной
ночи объявление: "Меняю мою однокомнатную розовую комнату 50 квадрат-
ных метров на любую комнату в одном из любых мест. Возможны варианты".
Номера телефона висели хвостиками вниз. Смысла фразы "возможны вариан-
ты" П П, честно говоря, не понимал, но она ему нравилась наличием ка-
кой-то обнадеживаемости в отличие, скажем, от фразы "первый и послед-
ний этажи не предлагать". После прочтения этих слов ему обычно стано-
вилось безмерно жаль неведомых жителей первых и последних этажей.
 Первый телефонный звонок раздался через час после того, как П П
наклеил последнее объявление.
 -Какие у вас варианты? - без предисловия произнесла трубка.
 -Вариант розовой комнаты, - пробормотал П П.
 -Что вы имеете в виду под словом "розовой"? - прогудела трубка.
 -Я цвет имею, - несмело произнес П П.
 -А альков, канделябры, пилястры м барельефы есть?
 -Алькова нет...и других тоже нет, - упавшим голосом закончил П П.
 Трубка немного помолчала, затем с напускным недовольством произ-
несла: "Ладно, меняю свою площадь на вашу каморку. Записывайте адрес.
 -В где вы живете?
 -В Чухлинке,
 -А кроме вас там кто живет?
 -Никто! - голос в трубке угас, раздались частые гудки.

 ГЛАВА 27

 Комната, в которой поселился П П после переезда была тоже одно-
комнатной, отличалась она кроме цвета еще немного и размером, в виду
чего старое семейное венецианское зеркало, где бы ни было теперь пос-
тавлено, выступало от любой стены до половины комнаты, потому оно было
подарено П П соседнему банно-прачечному комбинату, представители кото-
рого в виде благодарности преподнесли ему не очень тонкую стопку блан-
ков-заказов на стирку белья и вымпел "лучший каландровщик смены".
 Надо добавить, что время перевоза мебели в автофургоне грузопере-
возки некоторая мебель, стукаясь друг о друга, о стены и пол кузова
большей частью обшелушилась от розовой краски, а окончательно отскоб-
лили ее вызвавшиеся сами новые веселые соседи П П - Федотыч и Петюня,
попросив за работу по бутылке с квадратного метра соскоба и еще одну
бутылку "за знакомство". Так как столько бутылок у П П не оказалось,
он предложил отдать деньгами, на что веселые ребята охотно согласи-
лись, умножив количество бутылок на цену "Сибирской водки" и купив на
эти деньги портвейну "Кавказ". В результате всех этих мероприятий ос-
тавшаяся мебель в комнате П П приобрела допролетарский сероватый (сажа
газовая + белила цинковые 1:8) оттенок, а пол - такой же цвет от нане-
сенного слоя грязи. Стены же и потолок уже имели этот серый цвет до
прихода сюда П П.

 ГЛАВА 28

 В сером сумраке комнаты лежит П П, закрывшись по горло серым, мы-
шиного цвета одеялом. Он подтыкает одеяло под себя со всех сторон кро-
ме головы, бормоча: "считается, что так теплее...". Полежав так ка-
кое-то время, он бормочет, заканчивая, видимо мысль: "...а по-моему -
то же самое". Время от времени он зажигает лежащие под подушкой серные
спички, чтобы посмотреть, который час, но так толком и не разглядев
стрелок на покрытых толстым слоем серой пыли старинных часах, он глу-
боко вздыхает и, прикрыв веки, начинает грезить. Перед внутренним взо-
ром его медленно и ненавязчиво встают и проходят разные и всякие люди
и вещи. Некоторые из них он мысленно останавливает и рассматривает
дольше других, от некоторых отворачивается, некоторым тихо улыбается.
Вот при виде чего-то он вздрагивает всем телом, морщится и, открыв
глаза, зажигает еще одну серную спичку, щурится, чтобы разглядеть по-
ложение стрелок на часах, но вновь ничего не может понять...
 Светать и не думает.
 Уже поздним серым утром, утомленный и измученный ночными грезами,
забывается П П тяжелым сном в комнате, пропахшей серными спичками,
бормоча что-то и раскидывая руки.
 Он не видит, как мимо его комнаты в начале восьмого по коридору
проходит Кот на ципочках и уносит их навсегда.



 ПОЛНЫЙ КОНЕЦ РОМАНА

ГК 74-99