Вот такая дурная Чагина

Галина Чагина
 
Из названия понятно, я думаю, что дурой или дурнушкой я себя вовсе и не считаю, просто подкинула прилагательное для простоты и для привлечения читателя. Многие ведь клюнут на женщину с дуринкой. Угадала? Вот и Вы уже клюнули, правда? Да, ладно, не отключайтесь из гордости. Остались? Ну, и правильно сделали, потому что приятно Вам будет почитать про дурную Галину Чагину, да и надоели уже всем умные бабы, даже, наверное, сами себе они порядком надоели.
Я тоже раньше с интеллектом в глазах ходила, домашние хлопоты глупостью считала, на Парковой проживала, премьеры, туда да сюда мыкалась, выставки, конечно, в Сокольниках, а потом надорвалась от достижений, своих и чужих.
Ум, он, конечно, не сильно мешает женщине в небольшом количестве, но я, честное слово, его однажды на счастье поменяла, и, знаете, ни разу больше не пожалела об этом.
Хотелось мне сначала назвать эту миниатюру иначе, чтобы хоть как-то обозначить мое интеллектуальное начало или, хоть, подчеркнуть женскую красоту неописуемую. Достала я компьютер из сумки, открыла крышку, поприветствовала Windows привычным шевелением ладони, и крепко вспомнила о Вас. О вредных и придирчивых, сплошным рядком идущих беспощадных литературных критиков, простите, изгаляющихся над авторами и в прозе и в стихах. И вспомнила я недавний поэтический ребус про авторов на сайте, и стало мне страшновато называть себя красавицей или умницей.
Вообще то, чего скрывать, я Вас хотела попросить, чтоб Вы о себе написали, конечно, если захочется и кому душа продиктует.
Зачем? Не точно и знаю зачем, а просто авторы – это всегда интересные люди, которые общаются между собой, и уже нуждаются в этом общении.
Я, вообще то, очень рано просыпаюсь, как только у соседей моих в курятнике петух прокричит, в пятом часу. Пока чай на столе заваривается, я с собаками выхожу поздороваться, приветствую нашу рыжую парочку, но Дунька, оторва, потянувшись мне навстречу всеми лапами, всегда отстраняет от меня неуклюжего Фильку, и даже порыкивает предупредительно на своего покорного мужчину.
Вот уже и мой мужчина во двор выходит, только что проснулся, а сигарету уже в зубах зажал, и приветствует меня привычным табачным ароматом. Хорошо как вокруг, спокойно, весна ровная и разлив на Волге послушный, травка тонюсенькая всюду пробилась, а уж весь участок приукрасила в свой цвет. Рядом с южным крыльцом деревце белой сирени, растет уже лет десять, я пыталась как-то укротить его по восточной моде, а оно сопротивление мне оказало, и выдало какие-то желтоватые лохмы, вместо белоснежных махровых кистей. Пришлось оставить в покое.
Дальше еще одно сиреневое дерево, совсем уже старенькое, и девичий виноград по кирпичу к окну спальни поднимается, словно пытается подглядеть нашу жизнь сквозь прозрачные занавески. А чего там, на нашей кровати, глядеть то винограду молоденькому, не понравится ему, думаю, буйному жениху, как мы с мужем книжки по вечерам читаем, да иногда только любимся, содрагая давно знакомые нам тайны.
С утречка, отведав творогу и попив чаю, муж машину моет шлангом и щеточкой, смывая грязь бессовестно, пока я не вижу, под стройненькую тую, и идет в ванну бриться и что-то там с собой возиться. А я ужин готовлю, чтоб вечером, после работы, не спешить и все подряд в рот не закидывать, а еще, чтоб не ссориться на ночь с мужем из-за ерунды, кому и что делать у плиты полагается. Меня мама учила так поступать, чтоб мужик всегда сытый был и довольный своей женой.
Сейчас дальше напишу, только морковку об терку измельчу, и лучку к ней прибавлю, крабовых тушек нашинкую, а сметанкой вечером приправим. Ой, суп бы не забыть выключить, готов уже, петрушки подкинуть осталось, и можно выносить на прохладную террасу.
- Бутерброды положи, не забудь,- спешу напомнить мужу.
- Взял уже, иди целоваться, опаздываю,- кричит он мне на кухню, - собакам воды налей, я уже не успеваю.
Целует меня с минуту, как всегда, сначала глаза, потом губы, родинку на шее никогда не пропустит, а в конце обязательно жадно за ягодицу рукой схватит. А я стою, прижимаюсь к нему и знаю, чего он сейчас скажет:
- Может, ну ее на хер, эту работу. Раздеваемся?
- Иди уже, иди, опоздаешь,- подталкиваю его к выходу, и вскоре слышу, как он разворачивает наш Фолькс, маневрируя возле забора, и, наверняка, наезжая передними колесами на мой любимый куст шиповника.
Капли лимона смешиваю с капельками оливкового масла и кожу на лице балую, медленно втирая большими пальчиками.
Потом собакам выношу геркулесовую кашу. Дуньке с мясными обрезками, а Филе с молоком, такие уж у них разные вкусы. Хотя, Дуня все равно подлижет и молочную кашу тоже, за лохматым своим недотепой. Машут мне хвостами, благодарят, надо им больше воды налить, чтоб на весь день хватило.
Пока картошка тушится с ребрышками, можно и Интернет глянуть.
А вот уже и подключился, родной, и страница нужная открылась без всяких фокусов, и Джинжер мне ответ прислала на рецензию, и Оля Чука отозвалась на новый мой рассказ, а Юрий Минин прочитал мою писанину вчера с самого утра, спасибо ему, что не поленился. Солнышко за окном проглянулось после ночного дождичка.
Водичка, водичка, умой мое личико, гель для душа заканчивается, не забыть бы, купить вечером. Полотенце вешаю, сушилку и вытяжку включаю, звоню маме и слушаю ее наставления и новости от местного ЖКХ, кладу трубку, вздыхаю над ее тревогами. Выключаю вытяжку, сушилку, плиту и телевизор, беру лак для ногтей, и слышу телефонный звонок.
- С кем ты там болтаешь, Галина, не могу дозвониться. – Поругивается на меня муж.- Захвати дома папку с документами, возле факса лежит, забыл, я заеду к тебе за ней.
- Я сегодня в женской зоне весь день, заберешь у Белова в кабинете, целую.
- Ладно. Береги себя, солнышко.
- Хорошо, давай, а то я на пароход спешу.
Я за пятнадцать минут переправляюсь через Волгу на пароходе и выхожу на самую красивую в мире набережную, где меня уже поджидает страшненькая дежурка по прозвищу Нива, и сам полковник Сергей Петрович за рулем, собственной персоной.
- Решил тебя подобрать, чтоб быстрей добраться. Ну, поехали? С тебя полтинник за бензин, лимит в управлении весь вышел.
- Ладно. Поехали.
Километров через шестьдесят от города я вспоминаю о бумагах мужа, которые лежат у меня в сумке и едут вместе с нами в колонию.
- Галин, ты с Матренами долго не сюсюкай, а то мне сына с самолета встречать.
- Прилетают? Все едут?
- С обоими внуками приезжает. Невестка только не смогла. Рожает в июне.
- Рада за тебя, трижды будешь дедом.
Мимо нас пробегает волжская землица, светлая, с легкой рыжинкой, не черноземная, но добрая и ласковая, подходящая под подсолнечник, помидоры и абрикосовые деревья. Медом и рыбой торгуют по всей трассе. Хочу в туалет по маленькому, но не прошу остановить машину, потому что хохмач Серега будет ржать, что связался со ссыкухой, и терплю, отвлекаясь разговорами о его внуках, проживающих в Израиле.
Приехали наконец то. Первым делом захожу в штабной туалет. Потом пропуск, лязг железа, проволока по забору, бабы, в синих халатах, не по фигуре широких, копаются в застекленной теплице. Работа, работа, работа, и ничего личного.
- Как Вы себя чувствуете, Ахметова? Перестали кошмары сниться?
- По дитям своим страдаю. Равиль, мальчика мой, в школу надо провожать, а кто будет? И здесь мене колит. Каждый ночь мене колит. – Показывает на правый бок.
- Почему муж конфеты не привозит Вам? Вам нужны сладости. Вы ж для семьи старались, пусть муж тоже о Вас позаботится.
- Какой конфет, хлеб покупать дитям кушать. Зима муж был, говорил денег нет. Я еще суд хочу, мне к дитям ехать нада. Свобода надо.
- Какой к дитям, если транспортировка героина. У Вас срок восемь лет. В больницу надо ложиться, я напишу, полечишься. Иди. Следующая.
- Ну, как твои дела, Жанна, перевели тебя из цеха? Появились месячные?
- Перевести то перевели, а работы еще больше стало. Я лично не собираюсь в теплице руки портить. Мне еще не все равно, как я выгляжу.
- А что ж ты хочешь, милая моя?
- Пусть меня вместо бабы Ани нормировщицей назначат. А старая, пускай в земле ковыряется. У нее пенсия здесь капает. Ей красотой не надо на жизнь зарабатывать.
- Жанна, неужели опять на трассу выйдешь? Не простят тебя водители, накажут. Да и подписка у тебя теперь будет.
- А куда мне деваться? Правительство общежитие для нас построит?
- Устроишься на работу, квартиру снимешь. Можно и в сельской местности. В приют требуются няни с проживанием. Ты здесь профессию получила, шить умеешь.
- Мне, вроде, себя заживо хоронить в двадцать семь не к чему. Вам хорошо рассуждать, а я тоже жить хочу, к девкам вернусь.
- Через месяц освобождаешься, думай хорошенько, Жанна. Следующая.
И снова трасса, мед в банках под бумажными крышками, рыба за жабры висит рядами, асфальт с выбоинами, гаишники на постах, девчонки греются возле закусочных в ожидании заработков, Серега болтает о внуках рядом со мной. Телефонный тремор защекотал ткань в кармане жакета.
- Привет, дорогой, ты где?
- Я уже дома. Ты скоро? Кстати, твоя плетистая роза проснулась, не вымерзла.
- Хорошо. Кушай без меня, я в управление заеду. Нормально все. Уже к городу подъезжаем. За документы извини, из головы выскочило. К семи приеду.
Пароход, тропинка, калитка, навстречу бегут Филя с Дунькой, а вот и муж, с поцелуями в губы и в шею.
- Суп наливать? – спрашивает, уже глядя мимо меня в телевизор.
- Не-а, положи мне немножко картошки и салат, я только Интернет гляну одним глазком, вчера рассказ новый отправила.
- А по дороге продолжение не написала?
- Да куда там, Серега не позволил мне сосредоточиться. Смотри, у меня двадцать четыре читателя за день.
-Поздравляю, ешь, давай, не отвлекайся. Скоро известной писательницей будешь, автографы будешь раздавать, меня не забудь.
- Ага, сейчас только доем, посуду вымою, и сразу дам тебе автограф.
- Иди сюда, смотри, что я привез. Как он тебе? К нашим архаровцам еще не выпускал, пусть пока здесь привыкнет, в корзинке.
- Ты с ума сошел! Третий щенок! Мы ж их не прокормим. Какая прелесть, ой, лапка беленькая. А на голове ссадина почему?
- Не знаю, прибился под машиной, и спит себе. Взял вот.
- Сопит сладенько. Слушай, как ты сегодня без документов то? Дети не звонили?
- Не звонили, чай тебе наливать? Как твои девчата?
- Сидят, кожных много. А может по рюмочке, и посидим во дворе, поболтаем, устала жуть.
- Без возражений.