Хуха. Глава четвёртая. В И А

Дмитрий Юров
День летел за днем, как кадры в кинопроекторе. Дни становились все короче и короче, ночи все холоднее и холоднее. Наконец-то выпал первый, робкий и рыхлый снег, прикрыв собой голую, некрасивую землю и пожухшую жёлто-серую траву. Наступила настоящая зима.
Ничего особенного не происходило в жизни Антона. Он по-прежнему так и не нашел себе работу: везде только говорили, что мест сейчас нет, что надо звонить чуть ли не каждый день в надежде что появились вакансии… Антон звонил, но раздраженные голоса начальниц отделов кадров повторяли одну и ту же фразу: “Вакансий нет!” Да, найти хорошую работу в их городке было не просто. А идти на ту работу, которую ему предлагали на бирже труда, Антон не хотел ни в какую. Оклады были так малы, что такие деньги он при желании мог бы заработать дней за пять, играя в переходе на гитаре. Биржа радовала только одним: своевременно перечисляла небольшое пособие Антону на сберкнижку. Волокитин так больше и не позвонил, а звонить ему первому Антону совсем не хотелось: попахивало чем-то нехорошим от всей этой аферы. Пришлось продать “Яву” – мотоцикл, который Антон купил после службы в армии. Ездить на нём он особенно не ездил, так что сделанное когда-то капиталовложение вполне пригодилось сейчас. Зато были куплены отличные зимние ботинки, кожаная куртка на меху, джинсы, шерстяные брюки, свитер, рубашка, шапка, перчатки и прочие шмотки, которые наконец-то обновили его гардероб, а также три комплекта первоклассных импортных гитарных струн. Теперь, когда он приоделся, не стыдно было и с девушкой встречаться.
А девушка была. Они виделись с Настей довольно часто: ходили в кино, просто гуляли. Колян со своим шефом больше не появлялся, из чего они сделали вывод, что от них отстали. А иногда они пили чай друг у друга в гостях. Настя почему-то очень стеснялась захаживать в гости к Антону, не смотря на то, что он жил совсем один, отдельно от родителей, в своей собственной квартире. Скорее всего её смущало то обстоятельство, что они могут остаться наедине. Нельзя было сказать, что Настя побаивалась Антона, или ожидала от него какой-нибудь подлости или пошлости, здесь дело было в чем-то другом. Антон подозревал, что Настя так себя ведет, потому что это ей подсказывает предыдущий опыт общения с мужчинами. Она вела себя не как пятнадцатилетняя недотрога, а как вполне зрелая и опытная женщина, показывая своим поведением, что спешить тут излишне. Хотя они уже были в том возрасте, когда можно было наплевать на все приличия и только зайдя в квартиру броситься друг другу на шею, отдавшись неистовым поцелуям… Нет, этого не происходило. Они заходили, снимали верхнюю одежду, проходили на кухню и пили чай, беседовали на разные темы. Так проходило часа два-три, потом Настя смотрела на часы, вздыхала и говорила, что ей пора. Антон помогал ей одеться, провожал ее до дома, где она коротко и сухо целовала его в щёку и убегала, помахав ручкой у подъездной двери. Антон улыбался и махал в ответ, затем плелся домой и размышлял по поводу их с Настей отношений. Ему казалось, что если бы он сейчас, во время их прощания, крепко обнял бы ее и жарко поцеловал в губы, то этим самым безвозвратно была бы порвана та тонкая невидимая нить, которая связывала их все это время. Антон думал о том, что ни в коем случае не следует показать Насте, что он жаждет каких-то телесных услад, хотя скрывать это становилось труднее с каждым днем. Для начала он хотел доказать ей, что она ему мила и дорога в первую очередь в качестве друга, собеседника, просто человека. Настя хорошо понимала это. У нее плохо получалось утаить, что Антон ей очень нравится, но с другой стороны она ни словом, ни жестом, ни взглядом никогда не дала ему повод подумать, что не плохо было бы более быстрыми темпами развивать их отношения. Она всегда держала Антона на расстоянии. На небольшом, но расстоянии. Иногда даже казалось, что воздух между ними так наэлектризован, что вот-вот проскочит искра, и бросятся они друг к другу, забыв обо всем… Но нет. Кто-то первым всегда разряжал обстановку, и все у них шло по-прежнему. Так дальше продолжаться не могло, они оба это прекрасно понимали. Нужен был случай. И всё, что им оставалось – это терпеливо ждать, когда же он наконец представится.
Так что кроме дружбы с Анастасией и их совместных вечеров в жизни Антона ничего особенного не происходило. Но это “ничего особенного” не могло длиться вечно, что-то должно было случиться. И случилось…

***

Как-то вечером Антон пришел домой, включил свет в прихожей, поставил зачехлённую гитару в угол и начал было расшнуровывать ботинки, как вдруг раздалась телефонная трель. Подняв трубку он услышал бодрый голос, который мог принадлежать только Валерке.
– Привет, старик!
– Здравствуй, Валер.
– Чем занимаешься?
– Да ничем. Домой только что зашел.
– Что, есть какие-нибудь планы? Ты сейчас будешь свободен?
– Валер, я всегда свободен, ты же знаешь. Я до того свободен, что меня уже начинает тошнить от этой свободы.
– Понимаю, понимаю… Слушай, я с тобой поговорить хочу. Но не по телефону, а за кружечкой пивка. Я угощаю. У меня вчера день был жутко прибыльный: какие-то бандиты гуляли, постоянно заказывали русский шансон. Сам знаешь, как они это делают: кочевряжатся друг перед другом, кто больше музыканту сунет…
– Знаю! У меня в переходе тоже такие клиенты частенько попадаются.
– Ну так вот, Антош, жду тебя. Придешь?
– Приду. Только ты не думай: у меня тоже деньжата водятся!
– Да ладно тебе! Сказал, угощаю, значит угощаю!
– Ну хорошо, хорошо… Где встретимся-то?
– Я у себя, в кафе. Заходи и сразу стучись ко мне в каморку. Нашим стуком. Помнишь?
– Помню. Когда приходить-то?
– Да прямо сейчас и иди. Давай, жду!
– Ага…
Антон положил трубку, посмотрел на себя в зеркало, поправил шапку, зашнуровал развязанный было ботинок и отправился во “Встречу”. Когда он зашел в кафе то заметил, что посетителей почти не было: человек пять за столиками и двое возле стойки бара. Огни над сценой, где обычно колдовал Валерка со своими клавишами, были погашены. Из динамиков тихо лилась спокойная музыка, судя по всему в проигрывателе стоял один из дисков “Romantic Collection” . Антон подошел к двери рядом со сценой и постучал: тук-тук-тук…тук…тук…тук. Дверь открыл Валерка. Он широко улыбнулся, пожал Антону руку и показал ему на стул возле маленького столика, на котором уже стояло шесть бутылочек немецкого пива.
– Располагайся, раздевайся, пиво открывай! – Сказал Валерка. – Как у тебя вообще дела-то? Ты что-то в последнее время взял привычку пропадать куда-то. На звонки не отвечаешь, в гости не заходишь…
Антон снял шапку, сунул ее в карман. Потом подумал, повесил куртку на спинку стула. Достал сигарету, размял ее, прикурил, затянулся. Он тянул время, не зная, что ответить на вопросы друга.
– Да никуда я не пропадал. – Изрек он наконец. – Просто все время стою в переходе. Лабаю, блин, пока пальцы не отмерзнут. А остальное время провожу с Настей. Вот и все дела.
– Ты ведь раньше так часто и так подолгу в переходе не тусовался!
– Не тусовался. А теперь вот тусуюсь!
– Что случилось-то? Деньги нужны?
– Конечно нужны. Я тут совсем было опустился. Ходил черт знает в чем, в рванье каком-то. Решил приодеться, то да сё…
– Я тут слышал… Ты говорят мотоцикл свой продал?
– Кто это тебе сказал?
– Не важно…
– Да, продал.
– Хорошая была “Явка”…
– Что правда, то правда. Хорошая…
Антон достал из кармана пластмассовую зажигалку и открыл ею две бутылки пива. Одну протянул другу. Они молча чокнулись, сделали по большому глотку, крякнули оба и замолчали.
– Да бог с ним, с мотоциклом! – сказал наконец Антон. – Все равно я на нем не ездил года четыре уже. Да и ездить-то особенно некуда. Продал ребятишкам, пускай гоняют.
– Небось за бесценок продал-то?
– Ну как сказать… На шмотки новые хватило. Вполне. А ты почему спрашиваешь? Надо было сначала тебе этот мотоцикл предложить? Я вспоминаю, как ты им когда-то восхищался.
– Да нет, мотоцикл мне не нужен. Мне тоже на нем ездить некуда. Да и штаны от него постоянно грязные… Я с тобой на другую тему поговорить хотел. Вчера был у меня разговор с Хозяином. Он говорил, что народ что-то не очень к нам заглядывает, теряем мы клиента. Я ему говорю, что не плохо было бы интерьер обновить, а то обстановка в кафе, как в года махрового застоя. А он мне на это отвечает, что как раз в этом вся прелесть – люди мол приходят к нам, чтобы ностальгировать по брежневским временам, другого такого кафе во всем городе нет. Во всех других давно уже евроремонт сделали. А я ему знаешь что ответил?
– Что?
– Я ему сказал, что я на все эти вещи смотрю чисто как музыкант. Раз уж он так дорожит стилем той эпохи, то какого черта я постоянно включаю это дурацкое “Караоке” с российской попсой, и вообще… Раз уж на то пошло, так надо сколотить ВИА , как в семидесятые, назвать его как ни будь вроде “Поющие ребята”, подобрать репертуарчик соответствующий, да закатить программу “По волнам моей памяти”!
– А Хозяин что?
– Хозяин долго репу чесал, а потом и говорит: ВИА, говоришь? ВИА – это класс! А что, возьми мол, да и собери такую команду! Вот я сразу тебе и позвонил… Что ты на это скажешь?
– Ну, а что я могу на это сказать? Собирай!
– Хуха, ты меня не понял. Я хочу, чтобы ты тоже играл в группе. Или ты не согласен?
 – Ну что ж, попробовать-то можно. Попытка, как говориться, не пытка. Только где ты… Только где мы остальных людей наберем? Не думаю, что это будет так просто… Ты думал об этом? Бас, ударные, соло-гитара… Где же их взять?
– Да думал я об этом, как же не думать… Слушай, а может наших ребят соберем?
– В каком смысле наших?
– Ну, я имею ввиду нашу старую группу.
– Ты с ума сошел!
– А что? Коллектив уже сыгранный, не надо будет притираться друг к другу…
- Да я не об этом! Ты думаешь они сейчас ломануться к тебе в кафе песенки играть? Ой, вряд ли! Сколько мы уже не играли вместе? Лет шесть?
– Семь.
– Вот именно. У всех уже другие заботы. Кто работает, у кого семья…
– Ничего страшного! Лишний рубль еще никому не помешал. Семью-то кормить надо!
Валерка открыл пиво бутылка об бутылку, себе и Антону. Они опять чокнулись, сделали по доброму глотку и помолчали.
– Ну что, к кому пойдем в первую очередь? – Поинтересовался Антон.
Валерка задумчиво отхлебнул из своей бутылки:
– Думаю, сначала к Грею надо сходить. Его труднее всего будет уговорить. А если его уломаем, то остальных уже легче будет уболтать. Как считаешь?
– Однозначно! Ну а вдруг Грей не согласится?
– Тогда уже будем думать, что дальше делать. А сейчас – пошли!
– Как? Уже пошли?
– Ну а чего тянуть?
– Дай хоть пиво допить!
– Ну ладно, допиваем пиво – и пошли.
Через пятнадцать минут они уже шли по улице, съежившись под колючим декабрьским ветром. Постояв немного на автобусной остановке и поняв, что автобус ждать придется очень долго, чему погода совсем не сопутствовала, они отправились пешком. Впрочем, идти было не так уж и далеко, срезая путь известными им с детства закоулками и тропинками. По дороге Антон думал про Грея. Так они называли Серегу Шумилина, одного из основателей их группы. Сначала его называли просто Серый, как называют всех Серег в мире, но потом кто- то назвал его “Gray” , то есть Грей, и кличка так и осталась за Серегой. Он раньше всех научился играть на гитаре, научил этому Антона и многих других ребят. Он был талантливый самоучка, ему было достаточно всего один раз посмотреть, как кто-нибудь берет на гитарном грифе сложнейшие аккорды, и уже через пять минут он с легкостью повторял то же самое. Любую песню он подбирал минут за пятнадцать, а то и меньше, перепробовав за это время кучу аккордов, и оставив только те, которые звучат более правдиво. Но самое интересное началось, когда ему в руки попалась пластинка, на которой вытворял чудеса со своей гитарой сам Джими Хендрикс. Это стало переломным моментом в гитарной карьере Грея. Почти все летние каникулы он вкалывал где-то подсобным рабочим, чтобы купить себе в магазине культтоваров красную чехословацкую гитару, которая была намного лучше, чем потрепанный школьный “Урал”. И тот директор школы не разрешала трогать, если ты не участник школьной самодеятельности и не являешься музыкантом школьного ансамбля. Школьный ансамбль Грей терпеть не мог: им положено было играть или что-нибудь из Пахмутовой, или вещи собственного сочинения, которые были еще хуже. Его даже чуть из школы не выгнали, когда на вопрос учителя пения, почему он, будучи таким хорошим гитаристом, еще не член школьного ансамбля, ответил: “Член чего бля?” Класс рухнул со смеху, а молодой учитель пения тут же настучал на Грея директору. В школу были вызваны родители, на торжественной линейке его конкретно, по самое не балуйся, пропесочили, и отец запретил ему целый месяц выходить на улицу гулять. А Грею это даже на пользу пошло: все свободное время он оттачивал мастерство игры. Позже он по разысканной где-то схеме сам спаял свой первый фуз, и гитара его зазвучала так, что некоторые доморощенные гитаристы чуть не полопались от зависти. Однажды на школьном вечере, где на сцене актового зала игрались дурацкие сценки и девочки пели под пианино про крылатые качели, появился Грей. На нем были рваные на коленях, застиранные до бледной голубизны джинсы, рубашка с какими-то немыслимыми, ярко-кислотными разводами (как оказалось в последствии, разводы были собственного изготовления), куча цепочек на шее и лента на голове, как у Хендрикса. Через плечо у него висела его любимая гитара. Размотав шнур и подключив гитару к усилителю, он задвинул минуты на три такой крутой запил, что у всех глаза на лоб вылезли от удивления. Директор кричала, чтобы его срочно убрали со сцены с его “визжащей балалайкой”, но ее никто не слушал. Грей закончил свой номер, откланялся и удалился прочь. Зал долго неистовал, вызывая Грея на бис, но тут громкий и внятный директорский голос объявил во всеуслышание, что если этот обормот Шумилин еще раз залезет на сцену и опять начнет чего-нибудь бренчать, то дискотеки после представления им не видать. Эти слова возымели эффект холодного душа, и дети с рабской покорностью продолжали слушать песенки про березку и рябину, а также смотреть поучительные сценки про Незнайку. Тем временем Грей, Антон и ещё несколько одноклассников пили на школьной спортплощадке тридцать третий портвейн “со ствола”: друзья поздравляли гитариста с первым выходом на сцену, который был сопровожден шумным успехом. Лучшим доказательством успеха были не только долгие и продолжительные аплодисменты, переходящие в бурные овации (в этом-то особенно никто и не сомневался) но и то, что выступление вызвало громкий скандал, который высоко поднял рейтинг исполнителя. Тут-то Грей впервые и высказал своё мнение, что пора создать собственную рок-группу как альтернативу школьной, репертуар которой проходил жесткую цензуру. Все конечно согласились, шумно дискутируя на эту тему, но тогда дальше разговоров дело не пошло.
После того памятного выступления местные панки пригласили Грея поиграть в их группе “Яростный поток” вместо гитариста, которого забрали служить в армию. Песни этих ребят были пропитаны духом свободы и изобиловали словами “говно”, “пи…дец”, “з...бись”, “пошли все на х…” и тому подобными. Гитарные примочки были поставлены на полный овердрайв, звучание было сырым и невнятным, но зато очень громким, в результате чего усилитель отечественного производства “Родина” постоянно изрыгал из своего гробобразного чрева клубы невкусного дыма. Перепаяв сгоревшую радиодеталь они начинали по новой, и никакая сила не могла остановить этих парней заниматься своим любимым делом. Благо, что у них была роскошная репетиционная база: отчим одного из участников группы разрешил им собираться в его гараже. Гараж находился в здании бывшей бойлерной, из которой были демонтированы все котлы и трубы. Места там было – завались! Подвинув в сторону старый ушастый “Зиппер” они расставили свою аппаратуру, и что самое главное – осталось место для двадцати – тридцати компактно стоящих слушателей. Но это зимой, а летом они выносили аппаратуру на улицу и давали свои знаменитые концерты “У гаража”. Гараж стоял у пустыря, и поэтому грохот музыки не доставлял никому неудобств, что было крайне важно. Их участковый милиционер заглядывал несколько раз на огонек, слушал пару песен, по отечески журил поддатых пацанов, тусующихся возле гаража, и качая головой уходил. Что поделать, ему нравились “Песняры”. И Грею тоже нравилась немного другая музыка, поэтому поиграл он в этой группе недолго. Его стали раздражать бездарные тексты и в первую очередь – нарочито искаженный и невнятный “панковский” звук их гитар. Серёга ценил в музыке чёткость и ясность, ритм и чистоту звука. Всё это напрочь отсутствовало в творчестве “Яростного потока”. Он покинул группу, и тогда как раз вовремя к нему пришёл Антон, принеся с собой ту знаменитую тетрадку со стихами, с которой и началось творчество новой группы. Их с Серёгой группы…
 – Хуха! Ты что, оглох? Я спрашиваю, пиво брать будем или нет? Все-таки в гости идем, не куда-нибудь! – Антон только сейчас сообразил, что Валерка его о чем-то спрашивает. И наверное, давно спрашивает.
– Что? Извини, задумался… Ну конечно будем! Сам что ли сообразить не можешь, что к Грею лучше сразу с пивом прийти, чем ждать когда он за ним сам сбегает, если мы пустые придем!
– Это точно!
– На, вот деньги.
– Убери ты свои деньги, я тебя умоляю!
– Не нервничай, придет время и твои деньги пропьем.
– Да причем тут это? Я же тебе говорю, что угощаю, значит угощаю. А ты мне тут…
– Не люблю быть должным.
– Блин, задолбал! Я тебе в долг что ли даю? Я угощаю!
Друзья поспорили в подобном духе еще пару минут и сошлись на том, что они сбросятся на пиво поровну. Купив в близлежащей палатке двенадцать пол-литровых бутылок и трех здоровых копченых лещей они направились к дому, где жил Грей. Возле подъезда на лавочке, сидела Светлана, его жена. Она была занята тем, что вытирала сопли их пятилетнему сынишке, сердито говоря ему: “Сморкайся, сморкайся!”, на что тот отвечал, что все сопли у него давно кончились уже. Увидев приближающихся Антона и Валерку, Светлана отпустила сына, который тут же помчался долепливать из снега что-то вроде снеговика.
– Светик, здравствуй! – сказал Валерка.
– Привет, Светлан! – сказал Антон.
– Привет, ребята! – Улыбнулась Светлана. – Куда это вы запропастились? Мы с Сережкой только вот недавно про вас вспоминали. Что это вы в гости к нам не заходите?
– Ну, понимаешь, Светуля… - Начал импровизировать Валерка, подсаживаясь к ней на лавочку. Антон решил не вмешиваться, пока Валерка со всей своей галантностью и тактичностью что-то объясняет улыбающейся Светлане, и решил пообщаться с ее пареньком.
– Здорово, Мишаня! Какой это ты тут фигней решил заняться?
– Здрасьте, дядь Антон! А давайте скорее бабу лепить! Это у меня тут баба такая. Снежная.
– Ну да, ну да. Я понимаю. – Антон начал лепить ком из не очень-то липкого, свежевыпавшего снега. – А кстати, ты знаешь, чем снежная баба отличается от снеговика? Знаешь?
– У снеговика на голове ведро есть!
– А вот и не правильно! Иди скорей сюда, сейчас расскажу!
Мишаня с радостью подбежал а Антону, который сел перед ним на корточки и зашептал парнишке что-то в ухо. На Мишанином лице сначала растянулась широченная улыбка, а потом он громко засмеялся. Тут раздался голос Валерки:
– Хуха, ну ты идешь или нет?
– Иду, иду. Мишка, только ты мамке не рассказывай!
– А папке можно?
– А папка про это уже знает. Так что и ему не рассказывай. Ладно? Ну и молодец!
– Антон! Опять какие-нибудь пошлости? – Взмолилась Светлана. – Мало он в садике всякого нахватался, ты еще тут…
– Да нет, Свет, все нормально. – Стал отнекиваться Антон.
– А в садике можно рассказать? – Спросил Мишка.
– Можно. Только не воспиталке! – Ответил Антон.
– А нянечке можно?
– Нянечке можно. – Сказал Валерка и потянул Антона за рукав. – Пошли!
– Отцепись, иду я!
Когда они зашли в подъезд и стали подниматься по лестнице, Валерка сказал:
– Светка сейчас рассказала… Грей наш третий день дома сидит, никуда не выходит.
– Что это он так?
– Светка говорит, морду ему кто-то набил.
– Кто?
– Не знает она. Грей молчит, как рыба.
– Ну, это мы сейчас узнаем!
– Это точно!
С этими словами Валерка нажал кнопку дверного звонка. Им никто не открыл. Нажал еще раз. Результат – тот же. Друзья переглянулись, пожали плечами и заколотили в дверь кулаками:
– Грей, открывай, старый пес!
– Открывай, дубина! Нам тебя Светка сдала!
Только после этого щелкнул дверной замок и дверь широко распахнулась. На пороге перед ними предстал Грей. На нем была черная футболка с рисунком и надписью “Metallica. Master of Puppets”, синие спортивные штаны, а под левым глазом красовался огромный синяк.
- Хуха, Крюк! Чего разорались на весь подъезд, как придурки? – заявил он сердито. А потом уже более ласково, с улыбкой продолжил: - Заходите, черти! Как же я рад вас видеть!
Они обнялись, обменявшись рукопожатиями, и Грей пригласил их в комнату. Валерка, глядя на него и присаживаясь на диван, заметил:
– Я уж было подумал, что ты наполовину в гипсе ползаешь. А ты ничего, очень даже здоров. Только вот цвет лица в области глаза несколько смущает. Но это ничего, вскоре пройдет.
– В каком еще нафиг гипсе? Меня за просто так хрен сломаешь! Я этого мудака тоже прессанул неслабо. Жалко не во время нас разняли.
Тут вмешался Антон:
– Грей, не трави душу! Давай, выкладывай, как дело было. Все равно ты от нас просто так не отмотаешься!
– Да ерунда, так просто… Короче говоря, мои это проблемы, что вы…
– По пьянке что ли?
- Ну а как еще? Конечно по пьянке. Поддали мы неплохо…
– Ну?
– Ну чего ну? Сидим, никого не трогаем. А тут эти трое мимо шли. Так шли бы мимо… Нет, подсели к нам, мать их…
– Кто такие-то? Откуда?
– Да ты, Хуха, и не знаешь их наверное.
– Да ладно, уж я-то может быть и знаю. Если конечно не совсем малолетки.
– В том-то и дело… Славку Цыпкова помнишь?
– Славку-то? Цыпу? Помню конечно. Которому мы тогда за школой после физкультуры по репе настучали, за то что он в раздевалке у тебя из кармана пачку “Явы” увел? Этот что ли? Вот козел!
– Да не он, брательник его младший. Копия такой же придурок, как и старший. Даже хуже. Старший хоть не буйный.
– Младший? Младшего я что-то не очень-то и припоминаю… – Антон поскреб в затылке, пытаясь вспомнить.
– Да знаем мы его! – Возвестил Валерка, хлопнув Антона по коленке. – Помнишь, в электричке с тобой вечером ехали летом как-то? Проходим с тобой вдоль состава, а там то ли в четвертом, то ли в шестом вагоне толпа ребят сидит. Трезвые вроде, только один поддатый, сидит и курит. Старушки на него ругаются, а он им матом огрызается. Мы еще его в тамбур зацепили, дали в лоб и заставили бычок сожрать… Помнишь?
– А-а-а… Помню конечно! Он еще крикнул нам в след, когда мы уже почти в другом конце вагона оказались, что мол пи…дец нам за это скоро придет. Мы еще прикололись и дальше пошли. Этот что ли?
– Ну да, этот.
Грей с видом, как будто его осенило, закивал головой:
– Так вот он чего базар сначала про вас завел! Мол, а знаешь ли ты Хуху, знаешь ли ты Крюка… Я говорю, мол знаю конечно, кореша это мои самые лучшие на свете. Он тогда сразу себя неправильно повел. Начал меня провоцировать. А я-то, дурак, не понял сразу, что к чему… Он спрашивает, какую я музыку уважаю. А я ему: разную. Он опять пристает: какую именно разную? А там как раз “девятка” рядом стояла, дверь открыта и “Queen” на всю улицу играет. Я говорю: да вот, хотя бы, музыка классная. Нравится мне очень. А он заявляет, что не помнит, как этого пидора зовут, но слушать эту музыку вообще западло. Я уже немного напрягся весь и вежливо так говорю, что человека этого зовут Фреди Меркьюри, и что интересно мне знать, почему же “Queen” – это западло. А мне разъясняют, что Меркьюри – пидор самый последний. И что кто его музыку слушает – тоже пидор стопроцентный. А кому эта музыка еще и нравится – так с ними вообще сидеть рядом – и то западло. Так что вы тут сидите, педики, а мы дальше пошли. Я встаю, и на ему в ухо со всей дури!.. А что интересно: что его, что мои ребята – вообще ничего не слышали и в базаре нашем участия не принимали. Один из его придурков как вскочит, как засветит мне в глаз… Я на него… Нас – разнимать. Ну и разняли, короче говоря. Эти мудаки свалили в неизвестном направлении, а я остался один на один со своим фингалом. Вот так вот бывает…
– Вот сучонок! – возмутился Валерка. – Встретим, задницу ему на британский флаг порвем! Правда, Хуха?
– Правда, правда… Что сейчас об этом зря говорить? Вот когда поймаем, тогда и порвем. Давайте лучше пиво пить. Грей, мы же пиво принесли!
– Да я уже слышал, как у вас в пакетах звякает.
– Да уж, шило в мешке не утаишь. А пиво в пакете – тем более. Давай неси кружки. И газету, чтоб рыбу чистить.
– Пойдем тогда лучше на кухню. – Предложил Грей. – Светка только что убралась. Сейчас чешуя на палас полетит…
– Да пошли на кухню, господи! Мы что, против что ли? – Чуть ли не возмутились гости.
Они уселись за кухонным столом, разлили пиво в расставленные кружки. Это были настоящие пол-литровые стеклянные кружки, которыми раньше продавали пиво и квас. Видно в своё время Серёга натаскал их домой столько, что до сих пор пил из них. Только были они не очень чистыми: видимо поэтому наливаемое в них пиво дало обильную пену. Затем расстелили газету и начали разделываться с золотистыми лещами, треща их раздираемой шкурой и стреляя во все стороны чешуйками.
– Сыроват, сволочь! – Недовольно поморщился Валерка. Недовялили что ли?
– Сам ты недовяленный! Его вообще не вялили, а коптили! – возразил Антон.
– Ну, значит не докоптили! – не сдавался Валерка.
– Да чего вы шумите? – Возмутился Грей. – Нормальный подлещик. А тебе, Валерка, нравится что бы он был сухой? И чтобы жевать его было так же приятно, как кусок тряпки? Нет, брат, ты не прав!
– Да причем тут тряпка? Во-первых это не подлещик, а лещ, самый настоящий. А во-вторых я люблю, чтобы рыбка была в меру сырая и в меру сухая. Чтобы баланс был, понимаешь? Чтобы…
– Слышь, Грей! – Перебил Антон Валерку, опустив ему руку на плечо. Если дать ему дальше развивать тему про рыбу и рыбалку, то он уведет разговор черт знает куда. А они за другим пришли. – Слышь?
– М-м-м? – Промычал Грей, обсасывая рыбий плавник.
– А мы ведь к тебе по делу.
– Что за дело?
– Валер, объясни человеку, в чем дело.
– А как объяснить-то? А я думал, ты объяснишь…
– Ну да, здасьте! Сам придумал, сам и объясняй! Как мне сегодня во “Встрече” говорил, так и Грею расскажи.
– Ну, ладно… Тут короче, вот какая штука…
Валерка изложил свою идею и отпивая из своей кружки, напряженно смотрел на Грея. Антон тоже смотрел на него, нервно постукивая зажигалкой по столешнице. Грей вздохнул и достал сигарету. Антон чиркнул зажигалкой, и тот прикурил.
– Херня это все. Вот что я об этом думаю. – Изрек наконец-то Грей.
– Не понял… – Опешил Валерка.
– В каком смысле? – Удивленно спросил Антон.
– А что тут непонятного? В прямом смысле – херня на постном масле. Как вы вообще себе это мероприятие представляете?
– А чего тут представлять, ёлы-палы! Выходим, играем что попросят, потом делим деньги и разбегаемся до следующего раза. По-моему все элементарно! – при этих словах Валерка даже нервно заерзал на стуле.
– И какую лажу мы будем лабать? – не унимался Грей.
– Ну почему сразу лажу? – Возразил Антон. – Мало что ли на свете песен хороших? Ну, предположительно репертуар будет состоять из советских песен. Семидесятые, восьмидесятые и все в таком духе… Тебе же Валерка сейчас сказал.
– Да! Я же тебе сказал! – Поддакнул Валерка.
– Ну и что вы хотите? Чтобы я лабал в кабаке дешевую советскую попсу? Мой адрес не дом и не улица? Мой адрес Советский Союз? И юный октябрь впереди?
– Да, хотим! Хотим, чтобы ты лабал попсу! – Уже сердито сказал Антон. – Ведь не дерьмо же в самом деле мы тебя жрать заставляем!
 – Да я лучше дерьма наемся! Чтобы я, Серега Шумилин, играл музыку, от которой у меня тошнит с десяти лет? Чтобы весь город надо мной потешался? Вот, скажут, и Грей туда же… Да что бы я продал идеалы своей юности? Во!
И произнеся слово “во”, он ударил ребром ладони левой руки по месту сгиба полусогнутой правой.
Повисла непродолжительная тишина, которую нарушил Антон:
– Это “во” значит “нет”? Я правильно понял? – Антон скопировал жест Грея и вопросительно посмотрел на него.
– Не надо на меня так смотреть… - Отвел взгляд Грей.
– Так да или нет?
– А ты еще не понял?
– Да нет, я все понял. С тобой все ясно! Ишь ты, наговорил тут речей про идеалы юности! Предавать он их не хочет! А мы, значит, с Валеркой – предатели. Один в кабаке “Белые розы” лабает, другой в переходе – “Мурку”. Ну конечно, что только не заиграешь, лишь бы продать по дешевке свои идеалы. А ты значит не продаешься? Сказал бы просто: нет, ребята, не могу, не хочу, надоело… Так нет же, надо было демагогию разводить! Да пошел ты знаешь куда вместе со своими идеалами, дурень бестолковый! Когда надо было группу спасать, где были твои идеалы? На донышке “Столичной?” Какого чёрта ты терял время и просирал контракт за контрактом? Говорил, что все наладится и будет ещё лучше? Никого не слушал, только себя одного! Подождите, говорил, сейчас вот этот ящик водяры допью, и пойдём новый альбом писать… Ага, написали. До сих пор дописываем. Убедил всех, что если последний альбом не удался, то грош нам цена, и что самое лучшее, что нам грозит – тихо спиться. Я смотрю твои идеалы тебе это в полной мере позволяют. Знаешь что? Да пошёл ты в жопу вместе со своими…
– Сергей!
Чей-то тихий голос оборвал речь Антона на полуслове и заставил всех обернуться. В дверях стояла Светлана.
– О, Свет, ты уже пришла? А мы и не заметили… - забормотал Грей. Всё это время, что Антон гневно говорил ему прямо в лицо, он сидел неподвижно, закусив нижнюю губу, размазывая пальцем по столу капли пролитого пива.
– Ребята, вы извините конечно, но я все слышала. А тебе, Сережа, хочу сказать, что я конечно уважаю твои идеалы, но попрошу тебя, чтобы ты и меня уважал тоже.
– Свет, в чем дело-то?
– Ах, в чем дело? Ты хочешь знать в чем дело? – Голос Светланы постепенно стал переходить на крик.
– Ой, ради бога, Свет, не начинай, а? Вы что сегодня, ополчиться все на меня одного вздумали?
– Ты вот сидишь тут, больничный взял, пиво пьешь… Хорошо тебе? А ты знаешь, что за квартиру четыре месяца не плачено? Что ребенку в садик ходить не в чем? Что ему витамины нужны, а у нас денег только на макароны хватает? Знаешь ты это или нет? Козел бессовестный! Приносит домой копейки какие-то, и сидит, идеалы свои продавать не хочет! Пойми ты, бестолковка чертова, что не продавать свои идеалы может только тот человек, который получает как минимум раз в сто больше, чем ты сейчас!
– Ну, мы пойдем пожалуй… - Сказал Валерка, предварительно толкнув ногой под столом Антона.
– Нет, ребята, подождите! – Возразила Светлана. – Пускай ему перед вами стыдно будет!
– Свет, может ты все-таки помолчишь? – Взмолился Грей.
– Да не буду я молчать! С какой стати я молчать должна, я не пойму что-то? К тебе ребята пришли, подработку тебе такую хорошую предлагают, как раз для тебя, а он кочевряжится! И после этого я молчать должна? Нет, Сережечка, я молчать не собираюсь! Я наоборот сейчас все тебе выскажу! Я тебе сейчас…
– Ну-ка тихо, етиттвою мать!!! – Заорал Грей так внезапно и так громко, при этом еще грохнув кулаком по столу, что ребята вздрогнули, а Светлана ойкнула и прикрыла рот ладошкой.
Опять воцарилось молчание. Грей прикурил новую сигарету (опять Антон посуетился со своей зажигалкой), посмотрел сначала на жену, потом на ребят и сказал:
– Ну раз уж ребенку витамины нужны… Х… с ними, с идеалами. Можно и опозориться пару раз в неделю. Чего только для любимой семьи не сделаешь! Да тем более когда лучшие друзья просят. Ну что, когда репетиция?
Услышав это Антон тихо заржал, отвернувшись в сторону и прикрыв пол-лица ладонью, Валерка молитвенно сложил руки у себя под подбородком, и закатив глаза под потолок шумно, в голос, вздохнул. А Светлана бросилась мужу на шею и чмокая его в небритую щеку залопотала:
– Сережечка мой, умничка… Я знала, что ты согласишься… Сережечка… Чмок-чмок-чмок!
Грей раздражённо отстранил её от себя:
– Светка, ладно тебе… Блин, глаз больно, не дави! Иди лучше, погуляй. У нас тут сейчас базар будет конкретный.
– Иду, иду! Не буду мешать!
Когда Светлана исчезла, Валерка стал наливать всем пиво, а Антон шепотом сказал Грею:
– Какая к чертовой матери репетиция? У нас еще ударника и басиста нет!
– А наши пацаны как же?
– Одному богу известно, как там наши пацаны!
– Понял…
Грей вдруг резко встал из-за стола и ушел. Спустя мгновение стало слышно, как он что-то ищет в прихожей, шумно копаясь в вещах. Потом раздался его рассерженный голос:
– Свет! Света!
– Что, Сереж?
– Ты книжку мою записную не видела? Зелёная такая. Ну там адреса, телефоны всякие… Да где же она?! Вот блин! Мишка! Ты что ли взял? В этом дурдоме вообще что-нибудь можно найти, бляха-муха?!
– Серёж, ну что ты сразу ругаешься? Сейчас найдём! – Заверила мужа Света и принялась шуршать какими-то бумагами. – Вот же она!
– Давай. Кто её туда запихал только!
– Да ты небось и запихал…
– Ну да! Чё я, дурак что ли совсем? Так, ладно, какой у него там телефон…
Сидящие на кухне Валерка с Антоном переглянулись, и не сговариваясь ударили по рукам. Судя по всему Серега набирал обороты, расправляя в себе заржавевшие было пружины.
– Дело в шляпе! – громко прошептал Валерка, потирая руки.
Антон прислушивался, что творится за стеной, в коридорчике. Вроде как Серёга уже разговаривает с кем-то по телефону.
– Засиделся Грей без дела. То ли еще будет! – Сказал Антон. Он залпом допил своё пиво, стёр с верхней губы пену и открыл очередную бутылку. – Слушай, Валер… А когда, правда, репетиция?
Но Валерка как будто ничего не услышал. Он уставился на половину пустую кружку и уже о чём-то глубоко задумался. Антон сделал пару глотков и посмотрел в окно. На улице горели фонари и шёл снег. Он подумал: “Снег – это хорошо. Засыплет всю грязь и мусор, а завтра с утра мир станет как новенький. Как будто ничего и не было: ни грязи, ни мусора. И можно начинать заново. С чистого листа…”

(продолжение следует)