Три часа

 
Она села у окошка на жесткое оранжевое сиденье электрички, положила рядом с собой небольшую черную сумку, которую обычно носила через плечо, и подумала, что как-то непривычно ездить налегке. В это время в вагон загружались коляски, велосипеды, рассада помидоров и перцев в кефирных коробках, собачки, кошечки, даже была крыса в небольшой клетке, но, несмотря на все это, народу оказалось немного. «Наверное, в «Рыбацком» еще сядут», – подумалось ей. Машинист пробурчал напутственные слова, возможно, даже ему самому непонятные, и поезд тронулся. «Поехали», – вздохнула она. Вообще она бы ни за что не подумала, что вот так возьмет и поедет, такие поступки были определенно не в ее стиле, но она поехала. Конечно, предварительно изучив расписание, чтобы точно вернуться назад в тот же день; по плану у нее было три часа, чтобы все успеть, хотя трех часов даже может быть многовато, но она твердо решила «вспомнить все». Там прошла большая половина ее детства, и теперь, когда она проезжала мимо этой станции, ее всегда охватывал какой-то трепет и неожиданно накатывали слезы. Но дотуда еще далеко, около двух часов. Вот промелькнуло железнодорожное депо, Обводный канал... Зачем она вообще все это затеяла? Не лучше ли было остаться дома? А вдруг там все уже совсем другое? «Да ведь я и сама уже другая!» В таком состоянии внутреннего спора и сомнений ей предстояло провести ближайшие часы. А если посмотреть на нее со стороны, то это и не заметишь. На первый взгляд странным может показаться только то, что она одета довольно прилично: красный, но не активного цвета, плащ, черные брюки из добротной ткани, джемпер с высоким горлом – не совсем соответствовали стандартной одежде дачника. Внешность ее была неброской; волосы отдавали темно-вишневым блеском, глаза слегка подведены – в ней не было претензии на изысканность, но во всем облике сквозило какое-то тихое внутренне благородство. Да она изменилась с тех пор. «Когда же я в последний раз была там? Наверное, в двенадцать лет. Ух, восемь лет прошло». Это, согласитесь, срок немалый. Но время пришло; она многого ждала от встречи с этими местами; опять окунуться в тот мир... Она даже поежилась, предвкушая предстоящие волнения. «Только бы дождика не было», – подумала она, глядя в окошко. Вот за стеклом с большой скоростью стали проноситься леса, просеки, станции.

Она старалась внутренне себя успокоить. Но сердце что-то совсем не хотело слушаться: «Вот горы из опилок ... так... речку переехали... пора в тамбур... выходить». Поезд остановился, с шипением открылись двери, и она вышла на платформу, тут же прозвучало хамоватое: «Закрываются двери, будьте осторожны», и электричка постепенно скрылась за поворотом. Она проводила глазами последний вагон, и ей вдруг стало необъяснимо страшно. Ее никто не встретил... Но чудес не бывает; а она и не ждала ничего... просто немножко надеялась... Повернувшись, она медленно пошла по платформе, стараясь поймать свое состояние, не расплескать его.
Спустившись по ступенькам, она почувствовала себя более уверенно. Она полной грудью вдохнула знакомый воздух и улыбнулась: «Я приехала!»
Стараясь не пропустить ни одной малейшей детали, она пошла по знакомой дороге. «Магазин стоит, и сосна там же», – она про себя радовалась каждой детали, вдруг всплывавшей в памяти. Поднимаясь в гору, она услышала посторонний звук – это шаги. Вот это отсутствовало в ее воспоминаниях; там была большая, любимая, теплая и добрая бабушка, которая всегда встречала ее с поезда. Тот факт, что она уже не одна, ее очень огорчил и слегка разозлил, поэтому, как только из-за поворота показалась мальчишеская фигура, она уже готова была мысленно его растерзать. Но когда она встретилась с ним глазами, ее как током дернуло: «Неужели он?» Они оба замедлили шаг, он смотрел удивленно, в то же время сосредоточенно, будто пытаясь припомнить, а она уже узнала. «Только бы не ошибиться с именем...», – промелькнуло в голове.
– Дима? – осторожно позвала он, когда он почти прошел мимо.
– Да. А мы что?..
– Ты не помнишь меня?
– Но... это... Люсь?
Да, она уже успела отвыкнуть от этого имени. В редакции она приобрела имя Люсьен. Ей сразу вспомнилось прыщавое лицо одного из корреспондентов, который при встрече слащаво улыбался, неизменно целовал ручку и произносил с придыханием: «Рад видеть, дражайшая Люсьен». Б-р-р-р! Ей всегда не по себе от этих приветствий.
Она прогнала дурные мысли и добродушно улыбнулась:
– Узнал таки...
– А что ты... здесь...
– Да я вот, приехала навестить места.
– А... понятно...
– Может, пойдешь со мной?
– Да я не знаю... я вроде...
– Пойдем, ведь так долго не виделись.
– Ну, ладно, пошли.
«Те же серые глаза, и так же отказывать не умеет», – с удовлетворением подумала она.
– Я ведь совсем не ожидала тебя встретить. У меня, знаешь, и дела-то, собственно, конкретного нет. Я приехала так, погулять, вспомнить. Вот недавно, представляешь, тебя вспоминала, – сама не зная зачем, соврала она.
– Правда?! И я тоже...
– А помнишь, как ты ко мне в первый раз подошел, точнее не ты, а Ленка...
–...Юлька.
«Блин, все-таки угораздило ошибиться»
– Ну, да, точно, Юлька. Я тогда в классики играла, а она ко мне подходит и говорит: «Привет, ты знаешь, один мальчик очень хочет с тобой познакомиться, только он боится. Пойдем к нам, а то ты все одна...»
Она что-то говорила, он что-то отвечал. Но сознание ее было полностью поглощено изучением окружающего. «Вот знакомый поворот, а за ним уже недалеко...»
Они проходили мимо дома, в котором, как говорила бабушка, жила ведьма. Люсьена неосознанно сжала в кармане «фигу», чтобы не сглазили.
Показался гараж. Сердце билось все сильнее, она взяла Диму за руку. Сегодня был какой-то странный день: она сначала что-то делала, а уже потом думала. «Может, он не так поймет? А, сейчас все равно...»
Вот он, заветный перекресток... поворот направо... Черемуха... Огород за забором... «Дом покрасили!» Это было потрясением. «И калитка другая...» Удивительно, но она ощутила нечто вроде облегчения, и сама не могла понять почему...
– Не против, я закурю, – спросила она, – Будешь?
– Я, не...
– Как хочешь. Давай сядем здесь. Помнишь, мы вот здесь шалаш строили. И что-то нам нужно было, а я знала, что тебе нравлюсь, вот и говорю тебе: «Принеси, пожалуйста», а ты не хочешь, я тебе тогда вот так в глаза посмотрела и сказала: «Пожалуйста».
И тут Люсьена поймала себя на «приемчике», она только что закинула крючок. «И зачем я это делаю?» Но отступать уже совсем не хотелось. «А, что это я постоянно думаю? Все. Хватит. Как там... «Куда ни шло... теперь как в омут...»
– И ты принес! – загадочно улыбнулась она.
– А хочешь, пошли ко мне? – робко предложил он.
Она внутренне ликовала «Клюет!» Затушив недокуренную сигарету, она встала.
– Пойдем. Хочешь жвачку?
Его лицо вдруг переменилось.
– Давай.
Она выдавила подушечку «Orbit», и он стал как-то судорожно ее пережевывать.
– Что-то не так?
Но вместо ответа он схватил ее обеими руками и полез целоваться. Она инстинктивно его оттолкнула и даже рассмеялась.
– Ты что?!
– Да я думал... Ты же мне жвачку дала!
– Правильно, но это же не значит...
– Я думал, значит...
– Смешной ты.
Она свойским жестом его обняла, а потом взяла за руку.
– Ну, пойдем?

Люсьена вспомнила, что хоть в детстве они и дружили, дома у него она никогда не была. Вошли, он затопил печку, сели пить чай. Все вспоминали что-то. И тут она неожиданно для себя спросила:
– Ты девственник?
Он смутился.
– А почему ты спрашиваешь?
«Действительно. Я же и так знаю».
– Хочешь, я сделаю тебе минет? Нет, лучше я...
На его лице появилась резкая, чуть глуповатая улыбка, в чем-то слишком нервная, чтобы быть искренней, через секунду исчезла, и он, как будто пытаясь спрятаться от чего-то неизбежного, отвернулся.
Люсьена взяла его за подбородок, повернула к себе и пристально посмотрела. Он весь как-то съежился и зажмурил глаза, но не сопротивлялся. Она легко подняла его со стула и увлекла за собой. Он перестал соображать, что происходит, у него закружилась голова от ее поцелуев, он понимал только то, что безумно хочет эту потрясающую девушку, казавшуюся такой далекой, недостижимой, и ему было невдомек, что ближе она так и не станет.
Она позволила ему чуть-чуть прийти в себя, а сама доставала из сумки презерватив. «Ничто не случайно, вот если бы тогда не купила... и ведь не могла предположить». Вернувшись к нему, она заметила, что он дрожит. Она хорошо помнила такую дрожь, всегда непроизвольную, ее не унять, от нее даже было стыдно... Люсьена наклонилась к нему, поцеловала в шею и прошептала на ухо: «Расслабься, я все сделаю сама».

Подойдя к умывальнику, она посмотрела на часы: «Пятнадцать минут еще полежать с ним, десять минут собраться и за пять минут дойти до станции».
Под одеялом он обнял ее и положил ей голову на грудь. Она гладила его короткие волосы и улыбалась.
– Теперь ты мужчина.
Он несколько минут лежал молча, потом вдруг встрепенулся и спросил:
– А ты меня любишь?
– Малыш, я не могу тебя любить... мы же с тобой почти не знакомы.
Она снова посмотрела на часы.
– Ну, теперь мне пора.
– Как? Уже?
– Да, сладкий, а то электричка уйдет.
Она поцеловала его. Может для того, чтобы не слышать дальнейших расспросов.
На платформе простились быстро. Он спросил только: «Ты еще приедешь?» Она посмотрела на него с легким удивлением. «Ведь мы оба знаем, зачем спрашивать?» – подумала она. И чмокнув его на прощание, заскочила в вагон. На душе было как-то необъяснимо легко, свободно.
Усевшийся напротив через одно сиденье парень улыбнулся ей. Люсьена – ему в ответ. «Точно поеду с ним до Питера», – загадала она. В наушниках звучал сладкий голос Энрике Иглесиаса; она еще раз посмотрела в окно, вздохнула и незаметно уснула.
Блаженным сном...