Мы зацепились друг за друга веточками и корешками еще в седьмом классе. Мы – это три Лены.
Лена-большая: полная килокалорий уверенности в себе и гигагджоулей юмора. Пусть ее фигура напоминала самку бегемота на предпоследнем месяце беременности, а волосы упорно не желали расти на голове и росли на третьем подбородке. Но в раздевалке на физкультуре, где девчонки с ревнивым любопытством оглядывали друг друга, и не решались взглянуть на самих себя в зеркало, Лена-большая без смущения подходила к жестокому стеклу, одергивала распиравшую по швам физкультурную форму и не без кокетства произносила:
- Тяжело нам, красивым женщинам!
Ленок – трепетная тургеневская девушка, со станом березки, хвойными ресницами и косой плакучей ивы, отличница и тихоня. Она увлекалась арт-деко и декадентством, декламировала на память целые абзацы из Бодлера и Надсона и подбирала на фортепьяно аккомпанемент к полюбившимся ей стихам, которые затем исполнялись в нашем тесном дамском кругу интимным голосом, исходившим, казалось, прямо из декольте Ленка.
Ну и я – Лёлька-одуванчик, как мои подруги меня нежно окрестили – эдакий весёленький скелетик с копной рыжих волос в стиле «взрыв трансформаторной катушки», прирожденный кандидат в физики без тени лирики.
После школы наша девчачья дружба не распалась, но перешла на женский уровень. Я закончила Физтех, вышла замуж за своего преподавателя, превратилась из скелетика в пышную даму, родила двух девочек и стала научным сотрудником. Лена – большая, закончила экономический факультет МГУ, осталась на кафедре, женила на себе своего до неприличия красивого ученика, к тому же на десять лет моложе её, и родила от него двух мальчишек. Ленок, закончив ГИТИС, стала очень известным театральным критиком и варилась в гуще московской театральной жизни, однако, в плане личной жизни оставаясь где-то на обочине. И естественно, мы с Леной – большой не могли смириться с таким отставанием. Мы решили во что бы то ни стало выдать замуж нашу подругу. Все наши девичники превращались в смотрины потенциальных женихов, тщательно отбиравшихся нами с использованием методов Менделя, Мичурина и популярных психологических тестов, печатавшихся в журнале "Космополитен". Но процесс спаривания Ленка шел очень туго. Приняв рюмочку, она вроде как была не против, но, протрезвев, наутро, гнала их всех в шею.
Однажды в понедельник, в святое для меня время, когда я могла остаться наедине со своим компьютером и бутербродом, раздался телефонный звонок.
- Лёлька, привет. Это я. Я на минутку - пропел задушевный грудной голос Ленка.
Я запихнула непрожеванные остатки бутерброда за щеку и сказала "Угу". Голос подруги казался взволнованным, хотя изо всех сил старался звучать повседневным.
- Перейду сразу к делу. Я собралась замуж. Приходите ко мне завтра вечерком с Леной – большой на смотрины. Все, пока, у меня через 5 минут встреча с режиссером.
- Ленок, погоди! - Заорала я как оглушенная, от чего бутерброд сам проскочил в горло: Да ты что?! Как замуж?! Так сразу? Он кто?
- Ну нормальный мужик, ему пятьдесят…Сейчас не могу говорить.
- Да погоди ты. Ещё два слова. Чем он занимается? Он москвич?
- Нет, он не москвич и не работает, он инвалид. Подробности завтра. Чау!
Я застыла с трубкой в руках. В моей по-прежнему лохматой голове скакали словесно непричесанные мысли.
"Нет, точно сбрендила подруга. Ну да, почти сорок, а она и замуж ни разу не сходила. Похоже совсем на передок ослабела, уже на лимиту – инвалида запала. Ой блин, надо спасать девку!"
Только я опустила трубку на рычаг, как мою руку словно током дернуло от нового звонка. Голос Лены-большой гудел словно самолетный двигатель на взлете.
- Лёлька, ты слышала, что Ленок учудила? Она замуж собралась за иногороднего инвалида. Ему только пятьдесят, а он уже на пенсии по инвалидности. Списанный подводник, какой-нибудь из Мурома, как пить дать, да ещё без ноги – Лена-большая вещала свое мнение с чувством безысходной убежденности, как будто произносила лекцию по политэкономии социализма.
- Почему без ноги? – растерянно спросила я.
- Ну а ты как думаешь, за что у нас инвалидность в пятьдесят лет дают? В лучшем случае без ноги, а то и совсем парализованный на обе стороны. Или залеченый алкоголик. Короче говоря, асоциальный элемент.
- Нет, парализованного подводника из Мурома нашему Ленку совсем не надо – разволновалась я еще больше.
- Вот, я и говорю. Едем туда, и спасаем Ленка от этого кадра. Заезжай за мной, я жду.
Лена-большая как всегда знала, что делать.
Я выдернула из розетки давно и печально кипевший чайник, заткнула рот телефону, отрубила компьютер и рысью понеслась к машине. Через полчаса мы с Леной-большой уже нетерпеливо били копытами перед подъездом Ленка, оттачивая копья словесных аргументов. Наконец к парадному подкатил крошечный но резвый горбатый Фольксваген Ленка. Осадив своего конька-горбунка, Ленок занесла было изящную ножку над тротуаром, но, увидев нас, застыла с выражением на лице: «Вас опять из лагеря выгнали».
- Девки, вы что очумели? Чего вы приперлись? У меня работы по горло. Я же сказала, завтра вечером.
- Ленок, -затараторили мы, перебивая друг друга,- Ленок, пожалуйста, не делай глупостей, погоди со свадьбой. На фига тебе этот иногородний инвалид сдался, ну скажи, зачем тебе безногий подводник из Мурома?
- Так, заткнитесь девы! – скомандовала Ленок. Вы это о чём? Какой подводник? Почему из Мурома? Вы что уже где-то набрались, с утра пораньше?
- Ленок, - начала я снова, пытаясь собрать рассыпавшиеся от эмоций слова-бусины в единую нить, - ты сказала, что ты замуж собралась, так?
- Ну, да, но..
- Погоди Ленок, давай рассуждать, логически. Ты сказала, что он не москвич и что он инвалид, так?
- Если он не безногий подводник из Мурома, то откуда же он тогда? –вставила свое веское слово Лена- большая. Она всегда знала все верные и неверные выводы наперед.
- Лена, да погоди ты со своим подводником. Ленок, по какой такой статье он инвалид, а?
- Девчонки, у него астма.
- Что??? - Опешили мы – астма…
- И где это в нашей стране за астму инвалидность дают? – ехидно проскрипела я.
- Не иначе как по липовой справке – констатировала Лена-Большая.
- Так, я чувствую, что вы мне сегодня не дадите работать. Все, пошли поднимемся ко мне – Ленок не только отлично держала в руках себя, но похоже, взяла в руки и нас.
Мы последовали за ней, уже сомневаясь в успехе нашей миссии и чувствуя себя где-то и как-то рыцарями печального образа.
В квартире Ленка что-то неуловимо изменилось, словно в журнальной загадке "найдите десять различий". Красные с желтыми прожилками тюльпаны гордо торчали в бело-синей вазе, удивительно похожей на гжель. На покрытом клетчатой скатертью столе серебрилась рыба, по братски похожая на селедку, и золотилась головка пахучего сыра. Рядом стояли три бело-зеленые банки пива. "Г-Р-О-Л-С-Ц-Х" прочла по буквам я. Не "ГРОЛСЦХ" а "ХРОЛС" серьезно сказала Ленок: "всегда у тебя с иностранными языками проблема". Она взяла одну из банок, поддела миндальным ноготком жестяную скобку и банка со вздохом выстрелила на непонятном языке "хрроллсс".
Ленок открыла две остальные банки, вручила их нам, и под шипение пены произнесла:
- Крошки, спокуха, все ОК. Я понимаю, что вас всех очень волнует моя судьба. Так вот, мой возлюбленный, не москвич, и с ногами и прочими местами у него все в порядке. Альберт искусствовед, работал раньше в музее в Амстердаме, но у него открылась астма и ему разрешили не работать и дали пособие по инвалидности.
- В музее, простите, где? - Подавилась я пивом…
- А я вам разве не сказала, что мой будущий муж - голландец? Так вот, он гражданин Нидерландов и живет в пригороде Амстердама.
- А куда же делся подводник из Мурома!? - Только и сумела выговорить Лена – большая и грохнула банкой пива об стол. Пиво забурлило и полезло сквозь дырку через край, пузырясь по стенкам банки, сползло на стол и скрыло надпись: Made in Holland.
- Вот так "хролс" - только и смогла сказать я.