И не замечая,
Как плачет ночами
Та, что идет по жизни, смеясь…
(с) Машина Времени
-Зачем ты так говоришь? Ты хочешь сделать мне больно, позволить чувствовать вину? Знаешь, у тебя не получится – тихим, измученным голосом сказала она на том конце телефонного провода. – Не утруждай себя, делая мне гадости. Все нечистоты, которые можно было выплеснуть на меня, ты уже выплеснул.
-А кто говорил, что тебя кто-то мучает, поливает грязью, а? Да ты же никому не нужна. Ты вообще-то давно на себя в зеркало смотрела? Посмотри, мой тебе совет. Только не пугайся того, что там увидишь. – огрызнулся тот, кто ещё недавно был ей слишком близок, опасно близок. - И вот ещё, завтра я заберу свои вещи из твоей квартиры, ключ оставлю у консьержки. Прощай. Не звони больше ни по одному из моих телефонов. Ты напрягаешь Лину.
Он положил трубку, а Женька ещё долго вслушивалась в гул коротких гудков, они казались набатом, возвещавшим о смерти её души. Души, которая так неожиданно обнаружилась с его появлением. Этот слишком много мнящий о себе Алексей, который стал ей слишком дорог, опасно близок, она стала опасаться за него, что при её положении было крайне опрометчиво.
Почему так получилось, что сильная, стервозная и, даже, в некоторой степени жестокая Евгения Белкина стала такой слабой и уязвимой, не знал никто, даже она сама не поняла. Вот так, разом, встретив на запутанной тропинке своей жизни никому не нужного юношу, она втрескалась по уши, стала понимать, что она – хрупкое существо женского пола, а это крайне экстремально.
Как только она стала ему не нужна, он решил разом покончить с, и без того затянувшимися, как он считал, отношениями. Он устал от этой сильной женщины, которая всегда и во всем способна на многое, способна на те поступки, на которые у него кишка тонка. У Лёши просто отпала необходимость в ней. Ему не хотелось зависеть от кого бы то ни было. Вот и все. Ушла любовь. Завяла килька.
Просто пришел одним из зимних вечеров домой и сказал: «Давай расстанемся». А Женя, толи устав до состояния мозговых ежиков, толи, просто не понимая того, о чем Леша вещает, сама не зная почему, ответила: «Да».
Позже, анализируя всё, что случилось с ней за этот жуткий месяц подготовки к эфиру первого выпуска её авторской программы, Женька поняла, что этот провинциал, которого она привезла из Кинешмы просто хотел оставить её в списке неприятных, но очень нужных знакомых, этот радиовыскочка, ставший звездой эфира только благодаря ней. Она разорвала все контакты с ним, поменяв все телефоны, переехав в другой конец Москвы.
Да, тяжело было с мясом выдирать кусочек души, жизни, воспоминаний, которые были слишком личными, дорогими бесценными, уникально-неповторимыми, но, ничего не поделаешь, надо было выходить из жуткого безвременья депрессии, в которое она загнала себя.
Однажды, уже в позапрошлой, наверное, жизни, она так сделала, просто стерла из памяти все воспоминания об ушедшей любви третьей свежести. Тогда, много лет назад Женя вычеркнула в книге своей жизни запись о муже, канувшем в лету, ушедшем в другую жизнь, к другой женщине, другим интересам.
В свои теперешние тридцать она понимала, что, вряд ли найдет на извилистом серпантине жизни, так называемого принца на белом коне, принцы либо вымерли как племя, либо уже давно расхватаны более шустрыми представительницами женского сообщества.
«Ничего страшного – подбадривала она себя, допечатывая текст для очередного сюжета, - зато у меня есть карьера, я успешна. Буду как Кондолиза Райз, успешна и одинока, подобно утесу из лермонтовского стихотворения»
А на клавиатуру компьютера капали слезы досады и отчаяния, слезы ледяной безысходности. Кап-кап-кап – из глаз, похожих на два бездонных океана, из очей той, что шла по жизни, смеясь.