Мой личный Урбан

Анастасия Рябова
Когда одолевает меланхолия, я прогуливаюсь по любимым улочкам города. Ночь потягивается, разминая крепкие мускулы, выпуская меня из своих объятий в утро. Ощущение безвременья и неизбежности происходящего захлёстывает. Утро сладко зевает, ещё не различая меня, а ночь уже целует на прощанье. Я свободна, и наконец-таки наедине с городом.

Вот они - мои старые дома! Они сужаются к верху, окуная несуществующие башенки в молоко тумана. Не помню названия улицы, по-моему, имя какого-то хрестоматийного писателя. Сейчас это просто неизвестная улочка в одном из бедных районов Лондона. Почти пять утра, я иду со своим другом. Всю ночь мы провели на берегу реки, собирали сухую листву в пышные разноцветные кучки, накрывали куртками и любили друг друга. Потом он доставал из самодельного кисета маленькую бамбуковую трубку, и мы курили. Дым сочной струйкой растекался по лицу и рукам, приятно щекоча. Одежда моментально впитывала пряный запрещённый аромат, я боялась идти домой. Мы сидели, прижавшись друг к другу, пока роса не ложилась на кожу, охлаждая.

Мы всегда поднимались в город по этой улице. Это был наш путь домой. Песочно-бежевые и красные камни, как живые существа лежали - кто на боку, кто на спине. Я старалась наступать легко. Скользкие блестящие камни смотрели из-под ног миллионами бликов-зрачков. Они улыбались нам. Ни одного огонька, только бело-голубой новорождённый свет, зыбкий и чистый. Саваном света, тонким свистом летучих мышей опутанные строения. Причудливые фонари, подкупленные тьмой, кокетливо изогнутые скамейки. Остановиться было невозможно, Лондон толкал нас в спину легко, но требовательно. Мимо угрюмых кирпичных домов с высокими окнами и тяжелыми массивными ставнями. Таких неприступных: замки желаний, крепости рухнувших надежд. Закрытые навсегда. В них не было жизни, ни одного звука и огонька.

Вся жизнь и энергия этой ночи была в нас, и мы не жадничали, мы отдавали её нашему городу, покоренные угрюмой красотой. Туманный Лондон обнимал нас шершавыми ветками вечно полузелёных растений, прижимая к прохладному чреву, целуя остренькими каплями дождя. Мы шли, обнявшись, медленно, не желая нарушать зыбкую иллюзию.
265 шагов моих и 237 его.
Брусчатка обрывалась, пытаясь ухватить нас за пятки, задавленная серым безликим асфальтом проспекта Буденновского… Мы просыпались окончательно, отряхивали очарование ночи с ресниц и разбредались, одинокие, по разным автобусным остановкам.