Арсений Петрович уже с месяц чувствовал себя нехорошо. С раннего детства усвоенная привычка не оставлять никаких нерешенных дел на завтра позволяла не отвлекаться на житейские мелочи, и поэтому, когда с утра во вторник сердце закололо особенно остро, Арсений Петрович понял, что именно сегодня он должен позаботиться о своей душе.
Арсений Петрович был примерным прихожанином Троицкой церкви уже больше шестидесяти лет. Впервые в церковь его привела мать - женщина добрая и набожная. Величие и красота храма, таинство службы так поразили маленького Арсения, что его дорога к Богу была естественной и легкой, а вера - незыблемой. Он закончил школу (не без сложностей, конечно, какой искренне верующий человек мог учиться в советской школе без сложностей), но продолжать образование не стал, устроившись дворником в ветеринарную клинику. Работа оставляла достаточно времени для церковных дел: у Арсения Петровича обнаружился неплохой бас, и уже в двадцать лет он пел в церковном хоре.
Жизнь текла размеренно и неторопливо: работа, церковь, посты, причастие. Он был общительным человеком, люди тянулись к нему, но всю жизнь он прожил холостяком, так и не встретив женщины, которая бы разделяла глубину его веры. Жить же в грехе было для него немыслимо.
Кому-то такое существование могло бы показаться скучным, но дни Арсения Петро-вича были наполнены действием - молитвы, хор, работа в клинике и в церкви, беседы с духовником и прихожанами, чтение духовной литературы. Он чувствовал полную гармонию с внешним миром и с Богом, да и могло ли быть иначе?
В то утро, отчитав «Царю небесный», «Трисвятое», «Отче наш», «Богородице Дево», «От сна восстав» и еще полдюжины положенных утренним правилом молитв, Арсений Петрович с трудом поднялся с колен, и ощущая страшную тяжесть в груди, пошел звонить соседям. Эти милые и сердобольные люди, давно знавшие старика, сразу прониклись самым живым участием. Уложив Арсения Петровича в постель и вызвав врача, глава семьи остался с ним, а его жена побежала в церковь за священником.
Арсений Петрович стоически переносил боль, моля Бога лишь об одном: чтобы тот не призвал его без покаяния.
Врач и духовник пришли одновременно. Молодой доктор брезгливо измерил Арсению Петровичу давление, послушал сердце и, невнятно побурчав что-то, вероятно, по-латыни, велел ему готовиться к госпитализации. Арсений Петрович чувствовал, что до больницы он не доедет и потому, поблагодарив врача, попросил его немного подождать в другой комнате. молодой человек, пожав плечами, вышел, а отец Афанасий, многолетний исповедник Арсения Петровича, приблизился к постели больного.
По сути, исповедоваться было не в чем. После молитвы и целования креста отец Афанасий как мог попытался утешить Арсения Петровича, но тому утешения уже и не нужны были вовсе - он был в мире с Богом. Приняв причастие из рук священника и начав произносить благодарственную молитву, Арсений Петрович почувствовал, как что-то особенно остро кольнуло в груди, и вдруг постель, тумбочка, пол стали медленно уплывать куда-то вниз, он увидел себя самого - осунувшегося, мертвенно бледного, безвольно раскинувшегося на подушках - увидел откуда-то сверху - и покойная, почти светлая мысль промелькнула у Арсения Петровича: «Отходит».
Он видел всю комнату почему-то из-под потолка: встревоженного отца Афанасия, осторожно коснувшегося неподвижного тела, испуганную соседку, заглянувшую в дверь. Он слышал, как священник тихо сказал: «Преставился», как вскрикнула соседка, как доктор застучал ботинками по коридору.
Он не удивился произошедшей с ним перемене, и хотя смерть в мгновение ока лиши-ла его тела, в котором он прожил без малого семьдесят лет, Арсений Петрович вновь с благодарностью обратился к Господу, воля которого освободила его от телесных страданий.
Его немного удивляло, почему ему было дано видеть то, что происходило с ним после смерти, почему ангелы не сопровождали его в чистилище, но всерьез он об этом не задумывался, с почти греховным любопытством (в котором, впрочем, ту же покаялся) взирая на то, что происходило двумя метрами ниже.
Через некоторое время Арсений Петрович понял, что может одним лишь усилием (воли?) перемещаться под потолком. Впрочем, и не только под потолком: он может опускаться вниз, проходить сквозь стены (не ощущая при этом абсолютно ничего) и даже перемещаться внутри тел живых людей. Ему казалось, что он различает форму своего нынешнего существования - небольшой золотистый бублик, парящий в пустоте.
Но ведь чистилище должно существовать? Может быть он отправится туда после от-певания? Или ангелы придут за ним после похорон?
Люди внизу суетились, плакали, о чем-то договаривались, хлопали дверями. Отец Афанасий, бывший Арсению Петровичу при жизни не только духовным наставником, но и другом, взял на себя все хлопоты по похоронам. Обладая большим жизненным опытом и будучи крепко верующим человеком, он спокойно и уверенно руководил не-многочисленными родственниками и растерявшимися соседями.
Пока решались его последние земные дела, Арсений Петрович вылетел из квартиры на улицу. Она выглядела чуть иначе, чем обычно. («Впрочем, что же тут удивительного», - подумал он, -«удивительно было, если бы ничего не изменилось»). Дома посерели, а трава, наоборот, приобрела какой-то ядовито-изумрудный оттенок. Тщетно оглядывался Арсений Петрович: ни ангелов, ни душ других усопших (себя - в виде бублика - он различал уже достаточно четко) не было видно нигде. Люди сновали по своим делам взад и вперед и пару раз проскакивали сквозь Арсения Петровича, даже не замечая этого.
Отпевание должно было состояться завтра. На ночь тело Арсения Петровича, уже омытое, одетое в лучший костюм и положенное в гроб, было решено оставить в квартире. Один за другим расходились по домам родственники и друзья, а когда солнце скрылось за горизонтом, и отец Афанасий , немного постояв у гроба, вышел из квартиры. Арсений Петрович остался один.
Сумерки надвигались на город, а вместе с ними подступала тревога. Арсений Петрович не мог произносить звуков, но как же ему хотелось громко, чуть не в крик, помолиться Господу, чтобы тот обратил свое внимание на его душу, мечущуюся по маленькой квартире, где в одной из комнат лежит оставленное этой душой тело.
Где эти ангелы? Где этот Харон?
По необъяснимой причине полной темноты не наступало. Природа и город замерли на грани ночи и дня, и странное безмолвие завладело сумерками. Изо всех подворотен и подъездов вверх струилась голубоватая дымка, а над крышами домов вспыхивали желтые искры.
Арсений Петрович произнес про себя полное правило: «Царю небесный», «Трисвя-тое», «Ангеле Христов», и так далее, до самого конца, но легче ему не стало, и только путем титанических усилий ему удалось не запаниковать.
Медленно двигался он вдоль серых спящих домов, заглядывая в окна, за которыми оцепенело спали живые.
Около двух часов ночи в небе из пустоты возник огромный зеленовато-коричневый шар. Воздух стал как будто более прозрачным, а крыши стали отливать медью.
«Господи, помилуй меня», - твердил Арсений Петрович, - «что же это такое?»
Темное светило медленно, словно солнце, перемещалось с юга на север, и странные, невиданные тени ложились на землю.
Арсению Петровичу казалось, что он слышит какой-то подземный гул, но он быстро убедил себя, что это игра воображения.
Он поднялся над крышей одного из самых высоких домов города и, как ему казалось, спрятавшись за дымовой трубой, с ужасом наблюдал за темным шаром. Видимо, время в ночи мертвых шло иначе, потому что Арсений Петрович различал движение этого солнца - оно катилось от него к окраине города, оно было гораздо больше привычного земного светила и двигалось по небу как бы нехотя, подталкиваемое чьей-то безжалостной волей.
Вокруг Арсения Петровича над крышей мерцали яркие огоньки. Пред ним были толь-ко серые дома, а чуть дальше - нездешним солнцем освещенная дорога и темный ночной лес.
«Господи, прости меня, грешного», - шептал Арсений Петрович. «Укрепи меня, Гос-поди».
Вдруг он услышал, как внизу кто-то бежит по улице.
«Ой, это за мной», - подумал Арсений Петрович, - «Господь внял моим молитвам».
Он рванулся мимо темных окон к мостовой. Какая-то фигура поворачивала за угол. Арсений Петрович полетел за ней. Сияние, исходившее из него, отблесками ложилось на стены домов, и, когда он пролетал мимо, они становились золотистыми.
Он никого не догнал и за следующим поворотом. Кто-то плутал узкими улочками, постепенно двигаясь к окраине. Арсений Петрович видел, что это совершенно точно живой человек, только очень маленького роста.
Через какое-то время они достигли границы города. «Ну, все», - увлеченный погоней, чуть злорадно подумал Арсений Петрович, - «этот-то дом последний. Дальше только поле. Куда-то ты теперь подашься?»
Фигура скрылась за углом. Через несколько мгновений там же был и Арсений Петро-вич.
Над пшеничным полем низко висело сумеречное солнце. Оно не двигалось. Верти-кально вниз с него спускался темно-синий луч. И к этому-то лучу и бежал, раздвигая руками колосья, маленький мальчик, лет десяти, не больше. Двигаться здесь ему было тяжело, и поэтому Арсений Петрович без труда нагнал его. Мальчик почему-то тут же заметил золотистый бублик, остановился и задыхаясь заголосил.
- Послушайте! Пойдемте со мной! Как хорошо, что я вас встретил! Я боюсь один. Я так туда не хочу. Пойдемте!
Арсений Петрович отпрянул. Луч, словно прожектор, сместился в их сторону.
- Не уходите! - кричал мальчик. - Так ведь правильно! Но я боюсь один. Вам ведь тоже туда.
Синий луч был все ближе.
- Вы же из нашего церковного хора. Я вас знаю. Я вас все время встречал в церкви.
Арсений Петрович дал задний ход.
- Подождите! Ведь вместе не страшно. Страшно только одному, - кричал мальчик. - Ведь ждут. Он нас ждет.
Шар над их головами переливался зеленым. Арсений Петрович отлетел метров на пятьдесят от луча и мальчика.
- Не оставляйте меня. Я целую ночь ждал. Я не выдержал, побежал, думал. Тут еще кого-нибудь встречу. Я верю...
Синий луч коснулся его плеча, и тело стало терять свои очертания. На том месте, где только что стоял мальчик, тихо колыхался туман, медленно поднимаясь по лучу к темному солнцу.
На максимально возможной скорости Арсений Петрович мчался к югу.
... Земной рассвет не принес ему облегчения. Остаток ночи он просидел рядом со своим мертвым телом, и лишь когда дом наполнился людьми, на все лады восхваляющими Арсения Петровича, ночные впечатления чуть притупились.
Привычно прочитав утреннее правило, Арсений Петрович стал молить Господа, чтобы тот избавил его от необходимости дотрагиваться до синего луча, но чем настойчивее проговаривал он слова молитвы, тем с большей безнадежностью понимал, что коли Он предлагает ему такой путь (а в том, что это Его воля, Арсений Петрович не сомневался), то никто не вправе отказываться от предложения.
В этот день его отпели, а ночью все повторилось вновь - солнце мертвых, синий луч на безжизненном поле, туман, струящийся по улицам, исступленные молитвы, дикий страх.
Через два дня его похоронили. После смерти душа его пребывала в постоянном бодрствовании и поэтому ночи превратились в один бесконечный кошмар.
Несколько раз он встречал по ночам других людей - многих он знал, как достойнейших слуг Божиих - они шли напрямую и становились туманом, сотни раз он давал себе обещание, что и сам завтра сделает это...
Но прошло много лет...