Серега Крюков – парень шебутной. Вечно ему что-то от этой жизни надо. И жизнь ему, в ответ на настойчивые поиски, часто давала. В основном по круглой стриженой башке.
Серега заканчивал мореходку в таких краях, где и моря-то толком не видали, - в городе Тобольске. Но по окончании решил податься в края, где ловят большую рыбу, истекающую красной икрой, и крабов с панцирем в полный охват ладоней («Не поверишь, кореш, – в кастрюлю двухведерную не лезет!») Посему очень скоро продуваемый насквозь на сибирских просторах курьерский поезд №1 доставил Серегу в порт всех возможных морей и океанов - Владивосток. И попал Серега Крюков в ТУРНИФ. Здесь, в базе научно-исследовательского флота и промысловой разведки, начинали свой путь в моря многие специалисты. Кто-то потом, прельстившись куда как более высокими заработками на настоящей рыбалке, уходил в «чистые промысловики», а многие, кого устраивала небольшая, но стабильная зарплата, новые пароходы и возможность иногда попадать в город Сингапур за «синими штанами», оставались.
В ТУРНИФе Серегу после прибытия недолго мурыжили на берегу. В те годы парни с образованием в базе флота нужны были постоянно – текучка, дело ясное. Только прошел Серый всякие медицинские комиссии, как получил назначение на СРТМ «Завитинск», работавший у Южных Курил. Списали оттуда мастера добычи с аппендицитом в местную больницу. А может, и еще с какой болезнью после визита на остров Любви – Шикотан. Почему остров Любви? Представьте себе островок размером 10 на 3 мили, два поселка - рыбокомбината, большая часть населения – несколько тысяч «вербованных» рыбообработчиц, работающих по принципу 12 часов через 12. Дальше рассказывать нужно?
Выдали Сереге деньги на проезд, командировку с печатями – все как взрослому. Серега на морвокзале билет купил на «Антонину Нежданову». Что хорошо было в советские времена – теплоходы из Владивостока ходили по расписанию, хоть на Курилы, хоть на Камчатку. Никто «выгодно – не выгодно» не считал. Как-то на все денег хватало. Но Серега об этом не задумывался. У него задача была – побыстрее на квартиру, где угол снимал, за вещами. Потому как в четыре часа дня пароход снимается. А море есть море – на попутках не догонишь.
Не знаю, чего уж там Серега так задержался, то ли с квартирной хозяйкой по молодому делу прощался долго, то ли в магазине в очереди простоял, пока дефицитными в море вещами затаривался, то ли дружки соблазнили рюмочку «на посошок» выпить. Прибежал он на вокзал, а «Нежданова» отходит. Ждать не стала, как и обещалось названием теплохода. Моряки уже трап убрали, продольные концы отдали. Стоит теплоход на одном шпринге, а буксиры ему нос от пирса на фарватер заворачивают. Серега по пирсу мечется с чемоданом, орет: «Бросьте хоть шторм-трап!», но на него – ноль внимания. Все делом заняты.
Тут ему некая бабуля в спецовке и говорит: «Ты чего орешь, молодой?! Никто тебя подбирать не будет. Видишь, вон корму парохода к пирсу прижало в развороте – беги туда, может, перескочишь». Серега к корме парохода метнулся, и – о, чудо! – видит на уровне груди открытый иллюминатор третьей пассажирской палубы. Недолго думая, запрыгнул туда Серега - за барашки вцепился, подтянулся. Все, на борту! Ой, сам-то на борту, а чемодан на пирсе! «Эй, бабуля, подай чемодан!» Не слышит! Серега уж чуть было назад на причал не метнулся, но между бортом и пирсом уже метровая полоска воды наметилась. А из иллюминатора не прыгнешь – оттолкнуться не от чего. Страшновато. Впору впадать в отчаяние.
Но тут на причале со стороны кормы какой-то богодул появился – бич не бич, работяга не работяга. Серега ему кричит: «Мужчина, подайте чемодан!» Мужичок остановился, ситуацию в мозгу прокручивает. Серега, чтобы от лукавых решений мужика поскорее оградить, кричит ему: «Возьми себе в чемодане бутылку водки, а остальное давай сюда!» Заклинание чудесным образом сработало: вот уже ручка чемодана в Серегиной руке, а мужичок, тоже довольный, с бутылкой за пазухой дальше поскакал. Только вот чемодан по размерам в иллюминатор не лезет! Так Серега его и держит за бортом. А буксиры теплоход уже носом на выход из Золотого Рога развернули и потащили от причала. «Любимый город в синей дымке тает».
Делать нечего – расстегнул Серега чемодан, к борту прижал, чтобы он полностью не открылся. Одной рукой держит, а другой вещи по одной вытаскивает и через себя в каюту кидает. Или кладет на стол у ног, в зависимости от ценности. А ветерок морской еще налетает, так и норовит что-нибудь из рук вырвать и потешиться – погонять по бухте или морскому богу Нептуну на память подарить.
С грехом пополам закончил Серега эту процедуру, разжал затекшую руку, отпустил свой новый чемодан в свободное плавание в наползающие сумерки. Повернулся, каюту осматривает. Каюта как каюта – четыре шконки попарно друг над другом у переборок, стол, умывальник, занавесочки. Пустая. Тот сезон, видимо, между путинами попал, и толпы обработчиков на Курилы не прорывались. Шагнул Серега к двери – заперто! На ключ, понятное дело. Правда, в нижней части у каютных дверей должна быть «филенка» - слабое место, выбиваемое ногой на случай пожара, чтобы проще было морякам спасаться. Но «должна» - не значит «есть». Уже потом Серега узнал, что попал он в каюту, прикрепленную к судовому лазарету. Тут никаких филенок не предусмотрено, чтоб можно было, если что, буйных содержать. Так что Серега, поразмыслив, начал банально звать на помощь: «Помогите! Откройте! Замуровали, демоны…» и что там еще кричат в таких случаях. Никто на его крик не поспешил, на стук не откликнулся. В иллюминатор видно, как теплоход, прогрев дизеля, минует Босфор Восточный и ложится курсом на юг - юго-восток, к мысу Поворотному.
Ослаб Серега, затих. Все бы ничего – и вода с умывальником есть, можно на крайний случай напиться и умыться, и …, сами понимаете. «Только покойник не с… в рукомойник» - старинная морская присказка. Со всем остальным сложнее. Есть хочется, а нечего. Пару раз еще предпринимал Серый попытки покричать, но все с тем же результатом. Народ по каютам отплытие празднует, экипаж вахту несет. В кормовой части самой нижней пассажирской палубы никто не шарахается.
Только утром, проснувшись, услыхал Серега шаги по коридору. Оказалось, старпом свое хозяйство обходил, вышедший в рейс теплоход осматривал. Наш бедолага снова в крик. Шаги стихли. Потом настороженное: «Кто здесь?!» «Пассажир, – кричит Серега, - отставший пассажир! Я в иллюминатор залез, а пароход отходил уже. Я вам кричал! Откройте, пожалста, я вам билет покажу». «Сейчас, - говорит старпом, - только за ключом схожу». Действительно, минут через тридцать в замке скрежет ключа. Серега уже все вещи в охапку собрал, стоит у порога. Добродушную улыбку на лице изображает. Дверь распахивается, но вместо старпома с хлебом-солью влетают в каюту три накачанных морячка, с ног Серегу валят и по палубе размазывают. Вещи снова по каюте веером. «Не дави так сильно, - хрипит Серый тому, что сверху на него взгромоздился, - я со вчерашнего дня в гальюн хочу». Старпом за морячками следом зашел, извлеченные из карманов пассажира проездные документы посмотрел, паспорт изучил. Мало ли, времена тревожные, край пограничный. Подумал, смилостивился – отпустил в гальюн.
Поселили Серегу, когда все выяснилось и утряслось, палубой выше с тремя тетками вдвое его старше. Тетки его накормили домашним, винца даже плеснули. И понесло Серегу в рассказах, как бороздил он вдоль и поперек моря и океаны, преодолевал ураганы и штормы, не моргнув глазом, спасал пароходы раз с десяток, а если чего еще тралом не выловил, так только самого морского черта. Тетки только посмеиваются. Тут «Нежданова» в Охотское море вышла и в шторм попала. Укачало Серегу с непривычки, навалилась на него морская болезнь. От умывальника не отползает, выворачивает его бедного, трясет. Тетки уж открыто ехидничают: «Держись, морячок». А как тут держаться, если еще и до первого своего рабочего парохода не добрался, а в такие передряги ухитрился попасть.
Так и пошел Серега Крюков по своей морской жизни – только расслабится, а судьба-судьбинушка уж тут как тут. То воды за пазуху плеснет, то кожуру банановую под ноги подбросит. Наверное, потому и не ушел он с базы флота к промысловикам рыбацкого счастья искать. Счастье его – всегда все при нем. За исключением того, что в новом фибровом чемодане в дальние дали по морским волнам уплыло.