Я живу в Америке
БЫТЬ ЗАМУЖЕМ В АМЕРИКЕ
Предисловие
Признаюсь честно - у меня есть амбиции. Как у любой современной дамы с высшим образованием, выросшей в стране с глубокими культурными традициями, где поэты значат не меньше, а порой больше политиков, произошедшей из семьи, где кровь рабочих смешалась с писательскими генами. Мне всегда хотелось что-то з н а ч и т ь. Не просто жить, а со смыслом. Чтобы кто-то услышав мое имя, сказал, а... это та дама, кто... Осталось только, подумать, что может стоять за этим многоточием. Кто
...стала великим ученым?
...стала талантливым художником?
...написала умную книгу?
Но все сводилось к - выйти замуж, получить диплом, родить ребенка, завести подружек и друзей, найти работу, удержаться на работе, развестись с надоевшим мужем, расстаться с надоевшей подругой, вправить мозги выросшему ребенку.
Времени катастрофически не хватало.
Переезд в Америку значил много. Сам по себе факт переезда встряхивает и придает значительность даже простым действам. Простой телефонный звонок может стоить целой пьесы. Банальная фраза, сказанная с акцентом, придает шарм. Но потом привыкаешь, и в результате ты оказываешься замужней женщиной. У которой четверо детей на двоих с мужем. Плюс собака, типичный американский дом, и бассейн во дворе. Которая ездит на старом автомобиле, готовит, убирает, чинит, но, правда, не паяет и не красит - на это есть муж. Вот это и утешает - по крайней мере, не ОДНА. Более того, примиряет. Но - не делает исключительной. Вокруг множество подобных семей. Разного достатка, разного возраста люди соединяются в пары, как магнитики, повернутые под определенным углом. Раз - и произошло притяжение. И вот эта невидимая сила п р и т я ж е н и я крепит вокруг себя все остальное - благополучие, семейные традиции, успехи детей, творческий и деловой успех.
Моя индивидуальная красота оказалась отражением общей модели. Хрупкая снежинка принципов обернулась снежным вихрем, диктующим направление. Смысл приобретается в выживании. Все остальное - важно, но не существенно.
Мои недописанные картины в моих цветах, мои ненаписанные книги в моих ужинах, мои амбиции в счастливых лицах близких. А если станет совсему невмоготу - я напишу эссе. Или миниатюру. Или по крайней мере письме подруге. На книгу просто нет времени...
А может быть это не так? Ведь хорошая вещь написана сердцем, и в моем запасе, исчисляя количеством душевно-затраченных сил, целая библиотека на определенный круг тем. Если облечь в слова прожитые мгновения - получится набор глав. Если снабдить искренним и открытым предисловием - появится идея. Добавить немного юмора, вспомнить интересные истории из семейной жизни, посетовать немного на домашних, поделиться с читателями раздумиями за жизнь - чем не увлекательное чтиво? К черту серьезность!
Итак, предлагаю вниманию читателей серию эссе, написанных за последние полтора года. Они составляют цикл, который имеет начало в январе 2005 года и заканчивается апрелем 2006. Именно за это время я почуствовала себя своей в новой для меня стране, обжилась и осмотрелась. Впечатления от поездок, встречи с людьми, немного размышлений о собственном месте – таковы жанровые особенности. Каждое эссе представляет собой законченное произведение, отмечено датой написания и имеет собственное название.
Апрель 2006
БЕССНЕЖНОЕ РОЖДЕСТВО
Снега отчаянно не хватает - явный дисбаланс в природе. Где-то его по уши, а где-то его нет совсем. Но все равно празднуют Рождество, даже на тропических островах. Какая взаимосвязь между дедулькой в теплой шубе и вечнозелеными пальмами понять невозможно. Более того, какая связь между Рождеством Христовым и дедулькой? С пальмами еще можно примириться, ведь как-никак дело обстояло в той части света, где живут верблюды. А они тепло любят. И отчего дарят подарки друг другу, ведь это же день рождения одной персоны. Елка хоть и красивая наряженная, но почему именно елка, неужели они растут там, где верблюды. И более того - а кто сказал, что это случилось в конце декабря? И почему некоторые отмечают это две недели позже? Каким образом между этими двумя датами вместилась смена календаря, который оказывается неуниверсальным, только потому что есть китайцы. И русские.
Русские выживают там, где другие не могут. Они завладели Дальним Востоком, Сибирью и почти Аляской. Земли много, а что с ней делать, непонятно. Пусть будет. Как доказательство человеческой способности выживать в любых условиях. Но для этого надо иметь зачатки интеллектуальности. Дрыхнуть под пальмами, поедая кокосы, сможет любой. А кожа почернеет со временем - от солнца. Чтобы спастись от холода приходится делать некоторые теломыследвижения. Догнать еду, содрать шкуру, обернуться и, о чудо! - изобрести иголку. А то поддувает. Дрожать просто так уже не помогает. Быть сильным значит быть умным. Либо оставаться на месте.
Вот которую неделю я маюсь от абстиненции. В горле стоит ком, кожа шелушится и подташнивает. Ни шоколадные конфеты, ни ванильное печенье не помогают - мне просто плохо. Мне нужен снег, я выросла в Сибири. Яростно не хватает пушистой холодной субстанции. Отсутствие обволакивает мутью, как облаком, и я плаваю в нем, плавно перемещаясь из одного аморфного состояния в другое, такое же атмосферное. Все остальные ингредиенты на месте - в углу столовой стоит зеленая и пластиковая, вся в серебре. Наверху примостился ангел неопределенной ориентации. Подарки куплены, завернуты и перевязаны так, что не помнишь что кому и где - только наклейки с именами напоминают. Открытки, приглашения, коробки с шоколадом и печеньем заполоняют пространство при каждом очередном визите почтальона. Входную дверь подпирает окорок, красиво перевязанный, но все же остающийся свиньей. Выход только один - в люди. В живые, настоящие, где можно напиться, спеть под караоке, вздернуть руками и ногами, изобразить эмоцию, в конце концов задать глупый вопрос молчаливому гостю без надежды на ответ. Он все равно не умеет говорить по-русски. Все расходятся как всегда, пьяно целуясь, обмахивая теплыми куртками, небрежно наброшенными, - ерунда, нынче зима теплая. Отчего пожелания счастливого Рождества звучат фальшиво и ты им не веришь, как не веришь, что это все - пора уходить, бал закончен. Внутри робкая надежда - а вдруг... Ведь до самого праздника несколько дней, у нас есть еще время и силы что-то изменить.
На горячие мольбы небеса отзываются еще одним приглашением. Помилуйте, да это же ординарная компания, наряды - в шкаф. Вот так Господь искушает! Когда открыли дверь, откуда выкатились теплые волны запахов и звуков, Он подмигнул и азартно потер морщинистые ручки. И не зря - публика была самая изысканная, всех цветов и нарядов, возрастов и финансового положения. Втиснуть себя в определенный стиль задача была не из легких. Хотелось то платье такого же цвета, то кожу. С хозяйкой сравниться никто не мог - полная, в черном платье с меховой оторочкой, она была похожа на тигрицу, прикинувшейся ненадолго ласковым питомцем. Брат хозяина оказался голубым. Его друг ездил в Германию, а эта нежная дама в скользских туфельках обожает Францию. Мы долго говорим о Европе, смеемся, я рассказываю про Сибирь. Муж занимает хозяйское кресло, продавленное и широкое, и начинает говорить его голосом: - Принеси мне пива! Сам хозяин робко сидит на стульчике у пианино, опустив рыжую голову, покаянно отвечает: - Мне недозволенно нынче! В новых белых носках он выглядит ужасно представительно. Все говорят одновременно, рассказывают так, будто не видились сто лет, или никогда. Шутки и анекдоты перемежаются с примерами из языка и, выпав из общелингвистического кружка, я перемещаюсь на улицу - глотнуть свежего воздуху. Хлопает дверь, следом выходит худенький юноша, лезет в карман за сигареткой - этот жест мне напоминает кого-то знакомого. Моего бывшего мужа. Когда мы были вместе, мы были молоды. И мы говорим о молодости, о том, что есть дом и семья, но денег недостаточно. И что живут они не в самом лучшем районе, слышишь, никогда не переезжай в Глен Берни. А вот и его жена - молоденькая, хрупкая девочка. Она отвечает по-взрослому, нервно стряхивая пепел с сигареты. Я рассказываю им про социалистическую идею, про бесплатные квартиры, про одинаковые зарплаты, про то, что значит быть как все. Молодой человек кивает головой, мы понимаем друг друга. Ведь я тоже выросла в не самом лучшем районе. Лучше мы будем жить, как нам нравится. Все у нас впереди. Когда вышел хозяин, начал падать снег. Крупные снежинки приземлялись на его рыжую шевелюру, веснушчатые руки мяли мокрую сигарету, а белые носки постепенно сливались с поверхностью крыльца. Тихонько подрагивая от холода, освещенные желтым кругом уличной лампы, мы говорим о русской революции. По-английски в Америке.
...Желтые и розовые шары на елке поблескивают при догорающих свечах, закуски на столах не съедены, всего было так много. - Какая у вас красивая елка, - похвалила я хозяйку. Она устало улыбнулась, ей предстояло еще убирать со столов. - И какой красивый ангел. - Да, это американская традиция: вместо звезды сажать ангела. Хозяин грустно качнул головой и сказал: - Да-да. Я помню как-то в детстве мой брат что-то натворил на Рождество, отец разозлился, и мать разобрала елку. И заплакал. - Взяла и разобрала елку! По его щекам покатились слезы, похожие на маленькие замерзшие снежинки, они падали на пол с легким звоном, и ангел на елке с желтыми и розовыми шарами тихонько затрубил в рожок. Мы обнялись - ведь это было Рождество. Как позже выяснилось, вечеринка была устроена по просьбе гостя в лаковых ботинках, он искал, нет ли у хозяйки знакомых незамужних дам. Дама, которая любила Францию, ему понравилась. Все остальные оказались соучастниками - в пьесе, разыгранной хозяйкой. Но как хорошо у нее это получилось...
Рождественское действо продолжается. Мне, правоверной католичке, должно быть особенно свято в эти дни. Очередная порция глянцевых открыток вместо образов. Пахучие свечи вместо ладана, марафон шопинга вместо молитвы. Merry Christmas, черт вас подери. Месса Христа. А ведь как хорошо было в костеле - храме польском, на холме. Дышалось легко, народу немного, но даже если и набьются тесно, то бережно, и все слушали патера. Отца. Адама. Он говорил просто, по-русски. О польской вере, об утраченной и возвращенной, о западных традициях, таких светских по сравнению с другими, ортодоксальными. Но даже если и так, то жили все вместе, и переживали одно. И через две недели шли в другой храм, темный и высокий, слушали службу, кланялись низко и ставили свечи. Тонкие, прозрачные, с которых капал горячий воск на холодные пальцы, таявшие перед ликами. Это был Великий Праздник.
- Я так не могу. Что-то неправильно. Кажется, вместе с друзьями, языком и привычками я потеряла веру. Муж слушает внимательно. Мы сидим в китайском ресторанчике, нам скоро должны принести пекинскую утку. Огромные красные рыбы с выпученными глазами глядят через стекло аквариума, им все равно. Они не росли в стране, где не было духовных праздников. Им не нужна никакая вера. Они просто рыбы. - А я еще помню время, когда люди все вместе ждали этот праздник, и он был самым большим событием года. Сейчас это коммерция, - муж подтверждает мою догадку , кажется, я проскочила из одного исторического поезда в другой на полном ходу. Там, где веру истребили искусственно, не знали, что она может умереть сама. Еще ведь оставался Новый год, крупномасштабная акция, превратившаяся в милый семейный праздник. Праздники новой страны, издательство Молодая Гвардия. Так и быть, оставим вам елку. Да, в моем детстве были елки, колючие, настоящие. Которые пахли. Были пельмени. Замороженные, их хранили на балконе. Холодно было всегда в это время года. - Я тебе дам одну книгу, там все написано, - говорит муж. Официант приносит утку.
На бокалах с вином отражаются елочные огоньки, соперничая с неровным светом от зажженных свечей. Шторы раздвинуты, за окном бесснежная темнота, стол накрыт для двоих. Мы делим наш праздник с другими. Нам есть что - подарки нынче не предусмотрены. Мы просто разговариваем. Пельмени вот-вот будут готовы, под них мы пьем холодную водку. Это традиция. Мы едем туда, где пальмы - это новая традиция. Даже если нынче нет снега. Мы едем, потому что подарок мне. За этот год сделано немало. Я знаю это, поэтому мой подарок мужу символичный - набор для выживания: соль, спички, пакетик чая. Это было вчера, сегодня я читаю книгу, на обложке которой нарисована маска Санта-Клауса. Есть прямое указание на время, когда мог родиться Христос, скорее всего, это сентябрь. Клаус - укороченное время от Николаса, святого. Во всех религиозных энциклопедиях сказано, что Рождество было установлено церковью. Церковь это учреждение, установленное людьми. Господь хихикает.
Как просто - достаточно было прочитать. Я захлопываю книгу, встаю с дивана и иду в офис мужа. - С Рождеством! - говорю я по-русски. Он смотрит удивленно, а я продолжаю говорить: - Родить, рождать, родиться, рожденный. Что-то новое появляется на свет - основное значение. Где действие есть отсутствие действия, где тишина пробуждает сознание. Тайна, окутанная ритуалами. Тайна рождения нового. Ангел на елке бесшумно хлопает крыльями, с них сыпятся блестки. Огоньки на елке зажглись и погасли сами собой. - С Новым годом! С Новым счастьем! С Новорождеством!
Январь 2005
МЫ ЕДЕМ ВО ФЛОРИДУ
***
- Что вы делаете на рождественские каникулы?
- Едем во Флориду!
- Какие у вас планы на январь?
- Флорида!
После блиц-опроса друзей и знакомых у меня сложилось впечатление, что Флорида – самое популярное место для проведения отпуска зимой. Ну что ж, судя по карте, она не так и далеко от нас, всего лишь несколько штатов вниз вдоль восточного побережья – и вот он зазубренный выступ-полуостров, омываемый Мексиканским заливом слева и Атлантическим океаном справа.
- Если ехать во Флориду, значит, ехать в Орландо*, - сказал муж. – В какие парки будем покупать билеты?
- Парки? Дисней что ли? Непосредственное возмущение овладело мною.
- Ну почему – можно посетить Universal Studios или, например, Seaworld.
Согласившись на компромисс, я чуствовала себя героиней дня. Ну как же – сделав уступку в отношении тематических парков, я все же устояла против главного буржуазного символа – Disney World. Правда, цены на входные билеты туда оказалась выше всех остальных вместе взятых, так что решение оказалось еще и подкрепленным экономически. Да неужели не найдется чем заняться во Флориде, там где тепло и растут пальмы, кроме того, что посещать парки аттракционов?
Первые пальмы оказались в Джорджии. Проехав на собственной машине несколько штатов с севера на юг, застигнутые ночью, мы остановились в придорожном мотеле переночевать. Утром, выйдя из комнаты на общую галерею, лестница с которой вела прямо на парковку, я увидела пальмочки, обрамляющие дорогу, - небольшие, сероватые, но настоящие. И воздух другой – сыроватый и тепловатый, как всегда бывает на юге. Наскоро выпив кофе в мотельном кафе, маленькой комнатке с двумя столиками, мы погрузились в машину и поехали дальше – во Флориду. До нее оставалось несколько часов.
Плоская земля, широкие дороги, пальмы и болота, огороженные сеткой, – именно здесь мог возникнуть мираж удивительного мира, где нет места беспокойству. Диснеевский призрак покачался перед утомленными глазами и исчез. Пора делать остановку, надо заправить машину. Мы почти в Орландо, центральная Флорида. Белый цвет доминирует, машины яркие, нарядные, дома светлых, пастельных цветов. Движение и суета южного городка. Пока разворачиваемся на повороте, огромная белая птица, помахав широкими крыльями, опускается на газон, и превращается в обычную цаплю – точно такие же живут на севере, но только серые. Синее небо над сияющими небоскребами Орландо манит жарким деньком, позади остаются отели, рестораны и сувенирные магазинчики, сгрудившиеся на главной туристической авеню. Мы еще туда вернемся, а пока едем вдоль элитных кантри-клубов и элегантных гольф-полей, перемежаемых стройками, к нашему закрытому резорту, состоящему из индивидуальных домиков, при каждом собственный бассейн. Купаться во местных прудах-болотах не рекомендуется – аллигаторы. Вот и апельсиновая роща, а через дорогу огороженное поле, где гуляют коровы. Это остатки настоящей Флориды, которая скоро исчезнет под натиском туристического бизнеса. Мы сворачиваем в коммюнити, железные ворота отвечают металлическим голосом, все управляется машинами. Надо лишь знать код. Который дают в офисе туркомпании, вместе с ключами от дома и контрактом.
Мы оставляем чемоданы в просторной гостиной, где стоят диваны цветочной расцветки, и идем осматривать домик. Мебель вся светлого дерева, стены комнат выкрашены в разные цвета – голубой, розовый, зеленый. Все аксессуары в тон. Кухня отделена от гостиной барной стойкой, обеденный стол на шесть персон стоит у окна-в-стену, за которым – бассейн. Всего четыре спальни. Мы занимаем самую большую.
Я просыпаюсь от яркости неба – жалюзи открыты, и свет просачивается сквозь алюминиевые полоски. День обещает быть чудесным. Пора ехать навстречу приключениям! Пожалуй, стоит начать с Universal Studios. Но сначала мы заезжаем на завтрак в The Waffle House, где подают не только вафли. Толстая негритянка обмахивает мокрой тряпкой стол, смеется грудным смехом и отвечает на чью-то шутку: - Ох, и люблю же я наших посетителей! Попивая хороший кофе из толстой кружки, веришь ей, как веришь всем заманчивым обещаниям, которые сыпятся со всех сторон – у нас самые интересные аттракционы, именно здесь вы получите настоящее удовольствие... Развлекайтесь, не проходите мимо. И мы едем туда, где нам обещают, мы верим, мы тратим наши деньги и время, мы катаемся до изнеможения на всех аттракционах, мы посещаем все шоу, мы пугаемся, мы смеемся, мы даем себя дурачить. Пока ночь не спускается над огромным пространством, заполненным фальшивыми декорациями, картонными домами, призрачными фонарями и ненастоящими памятниками. Кинематограф дал толчок развитию тематическим паркам, тем самым превратившись из следствия в причину. Терминатор воспринимается настоящим на фоне трехмерного изображения, а якобы сломанная аттракционная тележка – сфабрикованным доказательством существования парка Юрского периода. Зажигаются огни и иллюзорность происходящего удваивается – даже ночь здесь в незаправду. Парк закрывается, пора уходить. Мы бродим по пустынному, в несколько уровней, огромному гаражу, пытаясь отыскать машину, – продолжение приключений.
Seaworld – именно там понимаешь взаимосвязь развлечения для масс с элитностью подачи. Морской мир поглощает тебя с первых шагов, где животные и птицы живут сами по себе, розовые фламинго отлично сочетаются с белыми дикими птицами, и белые статуи цапель оказываются настоящими, когда начинают двигаться. Скатов и дельфинов можно кормить с рук, а киты-убийцы катают на своих спинах худеньких девочек-тренеров. Одно шоу сменяется другим шоу, и везде участвуют живоные – необязательно морские. Дикая цапля важно вышагивает под музыку из «Титаника», и становится равноправным участником действия на открытом воздухе. Мим, загримированный под пирата, всех смешит тем, что вроде призван приветствовать прибывающих зрителей, а сам всех передразнивает. В павильоне Будвайзера дают бесплатно пиво, и мы бежим за восьмеркой запряженных тяжеловозов – они почти не похожи на лошадей, настолько огромны. Но красивы. День солнечный и яркий. Fool’s paradise*. Морские львы орут, стучат ластами, и очень похожи на людей. Время кормежки. Белые медведи живут за стеклом. Собаки и кошки бегают по сцене, без участия людей выполняют все трюки. Эдем*. Мы все нуждаемся в защите – спасибо компании, выпускающей пиво, за то, что дает возможность побыть ребенком. Нас все-таки заставили поверить в чудо.
Другой парк, принадлежащий той же компании, Busch Gardens*, находится в пригороде Тампы, на западном побережье Флориды. Мы едем туда, выделив целый день с тем, чтобы посмотреть не только парк, но и то, что вокруг. Сделанный на африканскую тему, он немного наскучивает сафари, широкими просторами, не заполненные ничем, малочисленностью развлекательных аттракционов, и отсутствием цветущих растений. Может быть потому что зима*. Потрясли лишь аллигаторы, тучные, темные бревна, греющиеся на солнышке. Один из них лежал в болотце и жевал лягушку. Когда пасть приоткрывалась, лягушка дергала ногами и пыталась освободиться. Но аллигатор тут же захлопывал зубастую пасть и притапливал несчастную жертву в воде. Такие вот привычки в еде. Было очень интересно наблюдать. Заполнить вакуум впечатлений нам помогло пиво – идеальное средство для воссоздания иллюзий, или, по крайней мере, сглаживания остроты углов реальности. Благо, предлагалось посещение школы Будвайзера, где выдают сертификаты мастеров пива. Больше было похоже на дегустацию разных сортов.
В музей Мистификатора всех времен и народов Сальвадора Дали, еще одного мастера создания иллюзорного мира, мы не успели. Находящийся в соседнем городе С-Петербурге, основанным, кстати, русскими, музей закрывался рано, и проигнорировав знаки, указующие в сторону даунтауна, мы рванули по прямой – к пляжу S.Pete’s. Где и встретили закат на берегу Мексиканского Залива. Песок там белый. Пустынный пляж украшали деревянные шезлонги, на которых было удобно лежать даже в джинсах и куртке. Я смотрела на меняющий цвет небо, отражающийся в воде, и думала о том, что вот она - Мексика. Южная граница моей новой родины.
Примечания:
*Орландо – город в центральной Флориде, вокруг которого сосредоточены все известные тематические парки, включая Мир Диснея, Универсальные Студии и пр.
*Fool’s paradise – рай дураков, иллюзия.
*Эдем – мифический сад, где животные и люди жили в мире и согласии.
*Busch – фамилия основателя компании, которая выпускает пиво марки Budweiser.
*Зима – во Флориде средняя температура зимой 22 С. Но для этих мест считается низкой.
***
Когда совсем стемнело, мы вышли по деревянному настилу к главной дороге, вдоль которой выстроились презентабельные отели и рестораны, привлекательные даже в несезонье, и, выбрав ирландский Bennigan’s, отправились туда на ужин. Народу было полно: многие едут зимой на курорты, потому что пляжи хороши круглый год, пенсионеры, которых привлекает теплый климат, местные жители, которых навещают друзья и родственники. Одну такую компанию было забавно слушать: женщина рассуждала хорошо поставленным голосом о том, куда можно сводить гостей – двух элегантных старушек в шерстяных кофточках. А те тем временем заигрывали с ее малышом, спрашивая дурацкие вопросы. Малыш держался молодцом. Старушки всегда спрашивают дурацкие вопросы у детей, даже если они говорят по-английски. Кстати, речь многих звучала с акцентом – благодаря падению американского доллара, многим британцам выгодно ездить на отдых в эту часть света. Так сказал мой муж. На мой акцент официант ничего не сказал, только любопытно покосился, и удовлетворился тем, что мы ему сказали, что мы из Орландо, это наш день out of town*. Вот так, застолбив точку во вселенной, совершаешь уже относительные круги вокруг нее, воспринимая временный отель домом.
Похожесть местного С-Петербурга с настоящим в том, что он раскинулся на болотах, оставаясь тем не менее настоящим, большим городом. Окраины растянутые, приземистые, через которые едешь долго-долго, почти как в российской глубинке. Потом выскакиваешь с чувством облегчения на хайвей, который каким-то чудом прорезает Залив Тампы. Впечатление ошеломляющее – с двух сторон ночная гладь воды, лишь впереди огоньки города Тампы, позади, на другом берегу, сливаются с ночью серые контуры С-Петербурга. Ощущение простора и восторга охватывают, когда летишь в темном пространстве между несколькими стихиями, настоящими и живыми – небом, водой и городами. Умеют же американские инженеры делать из действительности сказку – широкий хайвей покоится на сваях в воде, приподнятых над водой достаточно для того, чтобы не заливало, но в то же время остается продолжением связующей дороги между двумя большими городами.
Широту американской мысли ценишь даже больше, когда на подъезде к Орландо замечаешь гряду электрических опор, одна из которых сделана в виде узнаваемого силуэта головы Микки-Мауса. Моя реакция была совершенно предсказуема: - Это всего лишь глупая мышь!
– Это Дисней, - сказал муж. На что, подумав, я сказала снисходительно: - ОК, Америка страна молодая, у нее не было времени строить такие достопримечательности как Красная Площадь. Вот и выдумали наскоро символы, чтобы заявить о себе. В тот же вечер показывали передачу про дрязги в верхнем эшелоне Дисней-компании. Муж уже спал, когда показали контракт на N-е количество миллионов в год одного из вице-президентов. Пробурчав про несоответствие телевизора и отдыха, я нажала на кнопочку Off и отправилась спать.
На следующий день мы долго спим, потом не торопясь завтракаем в домике запасами, прикупленными в местном Wal-Mart’е*, пачкаем новенькую посуду и оставляем крошки на столе. Торопиться не хочется. Отпуск. Время в поездках смещается и измеряется не привычными днями или часами, а плотностью увиденного. По парку в день во Флориде хватит вполне, решаю я. Пора просто поболтаться по окрестности, посмотреть вокруг. Мы еще не были в Downtown Disney и на International Drive. Когда мы наскоро проезжали эти места в первый день, они поразили особенной ухоженностью – что-то такое было во всем этом. Так оно и оказалось – вылизанные мостовые, самые интересные бутики с самым необычным ассортиментом, рестораны высокого класса, все вместе напоминало настоящий downtown*. Мы удивляемся разным приспособлениям – огромные разноцветные часы, у которых видны все внутренние шестеренки, стоячий калейдоскоп, дракон, сделанный из лего – все призвано поразить воображение туристов, и в то же время напомнить, что это Дисней, мир детства. Я соглашаюсь побыть в роли покупательницы, особенно, когда вижу качество продаваемых сувениров – и меня покупает не диснеевская символика, а чувство принадлежности к особенному миру, где все настолько хорошо и красиво, как может быть только в ненастоящем мире. Довольная новым рюкзачком, я стряхиваю туда все свои пожитки, пока муж поедает огромный шар мороженого, едва умещающийся на вафельном конусе. Мы сидим в открытом кафе, пялимся на проходящую нарядную публику и я, наконец, сдаюсь: – Ну хорошо, раз мы здесь, нам надо посетить один из диснеевских парков*. Муж немедленно реагирует: - Тогда Epcot! Потом мы шляемся по всем бутикам, я покупаю из самого недорого открытки, меня спрашивают из какой я страны, и, оказывается, таких еще не было за этот день. Чувствую себя дипломаткой в чужеземье, обмениваюсь вежливыми фразами о погоде, будто и впрямь прибыла в Disney World прямиком из Сибири. Смахивает на чудо. А на улице творится что-то удивительное – ребятишки бегают босиком, плещутся под струйками воды, выскакиваемых из «волшебных» плиток, и Билл, который тоже решил пройтись, проверить как они работают, напоминает слона. Мне смешно и хорошо – как было когда-то в детстве, когда совершенно неважно было, что делается за пределами твоего двора.
В такие моменты прощаешь цифры. На обратном пути мы заходим в Virgin*, и в буквальном смысле теряемся там – среди дисков, книг и журналов. Можно взять что-нибудь, просто сесть на диванчик и читать. Или сделать вид – вокруг крутится много молодежи, очень неплохой способ знакомства для них.
Вечер надвигается и мы, как большие, едем на International Drive. Ходить пешком уже нет сил, и мы просто едем на машине вдоль перевернутых с ног на голову зданий, я видела рекламу, это какие-то очередные аттракционы, где тебя пугают привидениями, высоченных гостиниц, рядом с ними огромных размеров игрушки-завлекаловки, многочисленных ресторанов и сувенирных лавок. И везде пальмы, пальмы. Но самое красивое и удивительное здание – Convention Center. Удачно вписавшееся в ландшафт, оно раскинулось по обе стороны дороги, соединенное стеклянным переходом. Вот было бы здорово поехать на конференцию во Флориду, и в свободное время ходить по паркам! Я стряхиваю с себя наваждение, и спрашиваю мужа про планы на вечер.
Мы опять оказываемся в мире ненастоящем. Пустынный многоэтажный гараж придает пейзажу нереальности, мы едем по дорожкам-эскалаторам навстречу ночной жизни. City Walk – именно так называется место, где сосредоточены самые лучшие ночные клубы, самых различных направлений и жанров. Находится при Universal Studios, и если у вас билеты туда, вас пропустят в любой клуб без проблем. И лучше всего обойти все – что мы и сделали, благо, они так расположены, что образуют своеобразный круг. На входе встречают акробаты и жонглеры, приветствуют публику, анонсируют кратко что и где. Начали мы с Pat O’Brien – там два сумасшедших играли на пианино, остальные сумасшедшие орали песни. Так нам, еще трезвым, показалось. Мы заказали пиво, оказалось, что нужно показывать удостоверение личности помимо входных билетов. Пока муж бегал к машине за моими водительскими правами, мне стало скучно и я стала набирать телефон сына в России. Слышимость была неплохая, другое дело, что посетители, набившиеся в бар, оказались в основном басистыми мужиками и ор стоял, какой только может быть в набитом людьми... баре. Выбравшись на свежий воздух с пластиковыми стаканчиками в потных руках, мы огляделись и решили пойти в The Groove – переводится как Желоб, а еще может означать Крутой. Как только мы приткнулись к стойке, как к нам обратился молодой человек с неясным акцентом и стал спрашивать то, что обычно в реальной жизни недопустимо. Таковы особенности клубной жизни – все кажется немного неприлично. А может он был просто пьян. Но зато мы натанцевались от души, приметили пару местных дурачков, которые потом появляются везде, куда бы ты не зашел, и пошли в City Jazz отдыхать. С ньюорлеанским налетом, темный и в то же время уютно элегантный, этот клуб порадовал выступлением чернокожего певца, уставшего, презирающего тупую публику, но певшего исключительно хорошо. В туалетные комнаты там надо подниматься на лифте. Потом наши вкусы с мужем разделились – хотя порядком накачанные пивом, которые мы покупали везде, куда заходили, мы все еще жаждали развлечений, но только не знали, где лучше. Оказалось, что Margaritaville закрыт, и ничего не оставалось, как завалиться в Bob Marley* бар. Вряд ли где-то еще увидишь эту смесь публики, где черная раса берет превосходство над белой, допуская тем не менее ее присутствие. Под заунывное Oh, Mama-Afrika топтались все – приличные туристы в чистых джинсах с блондинками, неприличные голубые парочки в драных джинсах, красавицы мулатки с толстыми афроамериканцами. Под воздействием еще одного, последнего, поклялись мы, стаканчика пива, мы влились в толпу, укачанные незамысловатыми ритмами.
Когда мы уходили, я увидела слова, начертанные на стене, там, где грязные туалеты - Let’s get together, and everything will be all right*. Охотно верится. Все будет хорошо. Завтра ждет нас.
Примечания:
*Out of town – из города, загородная поездка.
*Wal-Mart – самый популярный универсальный недорогой магазин по всей Америке.
*Downtown – центр любого города, чаще всего самая красивая, историческая, где сосредоточивается все лучшее, что есть в данном городе.
*Диснеевские парки – Disney World состоит из нескольких парков: Magic Kingdom, Epcot, Animal Kingdom, MGM-Studios.
*Virgin – компания, принадлежащая биллионеру сэру Ричарду Брэнсону. Он, кстати, в детстве плохо учился в школе из-за болезни. Известен многочисленными проектами, связанными с исследованиями мира.
*Bob Marley – известный чернокожий певец с Ямайки. Пропагандировал мир во всем мире.
*Let’s get together, and everything will be all right – слова Боба Марли, давайте соберемся вместе, и все будет как надо.
***
- Вставай, нам надо ехать! – с утра пораньше начал трясти меня муж.
- Куда? Я не сразу могла сообразить, почему такая спешка.
- Как куда – Эпкот!
Ну что же, надо, значит, надо. Я поднимаюсь, плетусь в ванную, соседняя комната со спальней, дверь оттуда выходит прямо к бассейну. Но сегодня, похоже, не до него. Потом выхожу в гостиную, где муж уже ставит чашку с кофе на барную стойку, присаживаюсь на высокий стул. Хорошо! Сквозь высокие окна виден пруд, над которым стелется утренний туман. Мы так и не увидели аллигаторов вживую. Ну что ж, на то и существуют парки аттракционов, симуляторы жизни.
Вдруг охватывает эдакая дрожь, чувство предвкушения приключений, - непременно должно случиться что-то увлекательное! Не зря устроителям платят такие деньги. Не зря стелятся отличные дороги по всей Флориде, не зря высятся импозантные отели. Огромная империя, которая напоминает о себе везде, – и о чьих героях складываются мифы. Ну что ж, пора в дорогу, пора развенчать некоторые из них.
Мы садимся в машину и едем – мимо апельсиновой рощи, мимо гольф-клубов, резортов и второразрядных гостиниц. Хайвей разрастается, появляются дополнительные полосы, и если представить, что все шесть заполняются машинами, движущимися в одну сторону, становится жутко. Поток несется под изогнувшиеся дугой ворота, на которых написано Welcome Disney World разноцветными буквами. Кстати, фонарные столбы вдоль дорог выкрашены в пурпурный – цвет мечты. Фантастика не заставляет себя ждать – вот он огромный серебряный шар, символ парка Города Будущего*. Над головами проносится монорельс – скоростной поезд, курсирующий между диснеевскими парками и отелями по одной рельсе. Попасть в сказку просто – очередь за билетами небольшая.
Именно в этом парке техническая мысль превратилась в воспевание самой себя – достойна созерцания без привязывания к какой-либо теме. Архитектурное оформление каждого аттракциона поражает само по себе, везде использованы самые интересные идеи, каких не увидишь в обычном градостроительном дизайне. Попытка изменить природу не всегда заканчивается удачно, но если ограничиться декоративными элементами, то получается неплохо. А что, как не дерзость, есть полет в космос, скоростные гонки, открытие атома, исследование подводного мира? За цену входного билета рядовой обыватель может попробовать себя в роли исследователя наскоро, причаститься к удивительному миру открытий и приключений. Вот почему, наверное, Америка впереди планеты всей – что сумела увязать непосредственность детского взгляда на мир с использованием последних технических достижений. Качество подаваемых развлечений на том уровне, который называют user-friendly*, то есть не вызывает раздражения своей примитивностью и топорностью подачи. «Азаззело: - Я в восхищении», вспоминается Булгаков.Он, кстати, тоже писал фантастику. Которая начинается с человека.
Другой способ исследования мира, отличающийся приемами, но не сутью – через культуру других стран. Пусть спорно количество представленных стран, наверняка, обусловленных политическими и экономическими причинами на момент строительства парка, но не отдать должное выдумке устроителей невозможно. Компактно расположенные вокруг пруда миниатюрные островки европейской и азиатской культуры дают возможность путешествия вокруг света. А не в этом ли элитность - когда все культуры смешиваются и вырабатывается тонкая дипломатическая прослойка. То что на грани, вобравшее в себя все лучшее, что объединяет, и отсевшее все местное, что разъединяет. Браво американцам еще раз – за смелость, которую кто-то назовет нахальством. Ну так и страна была построена мировыми отбросами, не стоит забывать. Приятно чуствовать себя одной из них. По крайней мере, жалости от непредставленности российской культуры у меня не возникло – отстутствие факта несет свое значение. Не произноси имя всуе.
Обедать мы отправились в Германию на Октоберфест, там говорили и пели по-немецки, подавали сосиски и кислую капусту под пиво. Зала темная, не очень уютная, как в старинных замках, не засидишься.
Норвегия хвасталась викингами, какие они были отважные, всех убивали и торговали в то же время. Но сувениры были настоящие – свитера и варежки отличного качества. А еще забавные домовые.
Китай и Мексику мы проигнорировали – они и так хорошо представлены в настоящей жизни. Но посмотреть на архитектуру снаружи было любопытно.
В Италии мы остановились, чтобы купить освежающего напитка, Морокко поразило красотой башен, Америка произвела эффект в квадрате, а Франция порадовала элегантными акробатами.
На Канаду мы не обратили внимания, мы там были летом, а вот Британия раскинулась шире других – ну как же, еще одна империя. Красные телефонные будки превосходно смотрелись на фоне зеленых лужаек, в пабах толпился народ, продавали геральдику розницей и косметику оптом. Мне опять захотелось в Лондон*. Ну или мы когда-нибудь еще вернемся сюда, в Эпкот. По крайней мере, ближе добираться.
Обилие впечатлений сглаживают ухоженные розы на выходе из парка – на такие доходы можно себе позволить приличного садовника. И все же покидать окончательно волшебное королевство не хочется, мы садимся на монорельс и едем. Куда? Конечно же, в сказку! Нет, это не Magic Kingdom*.
Самые известные диснеевские отели класса люкс это Contemporary*, Polynesian* и Grand Floridian*. Мы едем в один из них. Я почему-то представляю себе гостиницу-многоэтажку, как в моем родном сибирском городе, чей местный ресторан казался верхом роскоши. Ну что, приятно будет упасть в мягкое кресло с чашечкой кофе. Промелькнувшие первые два резорта развеяли в прах воспоминание. Особенные, дорогие, непохожие один на другой комплексы, в которых сосредоточена целая жизнь, напомнили, что живем мы в капиталистической стране, где возможно все. За деньги. Поезд останавливается, публика вытекает на небольшой перрон-галерею. Сверху открывается ошеломительный вид на рай с пальмами, внутрь попадаешь через сияющее многоэтажное лобби. Роскошь понятие не для слабонервных. Потом я гордилась своей реакцией – вот еще одно испытание на ура. А может быть просто не было времени осознать, день оказался долгим. Мы бродим по галереям, пялимся на позолоту и фарфоровые вазы, нам попадаются маленькие принцессы в похожих платьях, а вот и бутик, где продают наряды. Стеклянный лифт услужливо поднимает в один ресторан, потом мы спускаемся в другое кафе, муж покупает мне кофе, я беру пачку салфеток с изображением Микки-Мауса – на память. Теплый, южный ветер на открытой террасе теребит зонтики над столиками, мы усаживаемся и вот он – Замок Синдереллы. Переливается разными огнями, отражается в глади озерка, неужели постояльцы видят это каждый день. Мы вдыхаем воздух мечты – мы любим это место. Мы любим Диснея, мы любим его героев, мы любим возможность побыть детьми. Отдаться во власть фантазии – не это ли есть счастье?
И тут бабахает фейверк, один залп, другой. Разноцветные огни взвиваются над водой, распадаются искрами; шары, линии, стрелы, и нечто даже похожее на ушастую мышь поражает воображение, уводит все выше, все краше, все сильнее. Земля содрогается, вода выходит из берегов, кажется, вот и Замок покачнулся. Но посетители кафе смеются, значит, все хорошо, все продуманно, есть взрослые дяди и тети, кто знает, как сказку сделать былью. Последний залп, дым стелется над озером, огоньки шипят и гаснут. Пора ехать домой.
Уставшие мы садимся на поезд, мчимся над болотами Флориды, машем знакомым аттракционам гудбай, пялимся на замученную публику с детьми. Потом долго бродим по парковке, опять забыли где машина, голоса в темноте звучат далеко. Наконец, я натыкаюсь на знакомый автосилуэт, звоню по сотовому мужу, плутавшему в соседних рядах, мы садимся в машину и едем практически без остановок туда, где не растут пальмы.
...
- Как вы съездили во Флориду?
- Замечательно. Нам очень понравились парки.
- Дисней что ли?
Примечания:
*Город Будущего – Epcot означает Experimental Prototype Community of Tomorrow.
*User-friendly – дружелюбный для пользователя, дословно.
*Лондон – автор записок однажды там ночевала по дороге на Ямайку.
*Magic Kingdom – Волшебное Королевство, один из диснеевских парков, самый известный, где находится замок Синдереллы.
*Contemporary – Современный. Сделан в соответствующем стиле, много стекла и бетона.
*Polynesian – Полинезийский. Эдакий тропического вида отель.
*Grand Floridian – Великолепный Флоридиан. Испанский стиль.
Февраль 2005
ФИЛАДЕЛЬФИЯ
Широкие улицы, высокие дома, но чувствуется как дома... Называют этот город колыбелью свободы - именно там была подписана Декларация Независимости. Одно из самых почитаемых мест. Колокол Свободы - самый известный символ. Я вспомнила свой визит в Музей Колокольчиков, который находится недалеко от Валдая (см. эссе "Русь Кондовая"). Вот круг и замкнулся... Читаю историю создания этого Колокола - его отливали несколько раз, он треснул раз, потом другой. Отправили на покой, сделав музейным эксонатам. Такая же судьба преследовала известный русский Царь-Колокол - но если у американцев что-то было не так с литьем, то русские взяли тяжестью - и колокол треснул от своей непомерности. Символично... В центре города - City Hall, удивительно изящное здание, с куполом и всякими финтифлюшками, но органично вписывающееся в городской пейзаж. Когда-то оно было самым высоким, потом, конечно, быстро застроили небоскребами. На самой вершине красуется William Penn - фигурка основателя штата Пенсильвания, столицей которого является Филадельфия. Многие этот город называют просто Philly. Музей Родена - простое здание в глубине небольшой рощицы. Бесплатный. Компактный, но очень органичный. Там можно оставаться часами, погружаясь в мир известного французского скульптора. Божественная тема звучит мощным аккордом, сплетаясь с проявлением земных, человеческих чувств. Фигура Мыслителя (Thinker) это лишь часть богатого орнамента Ворот Ада, сделанных по заказу Музея Изящных Искусств в Париже. "Свой путь земной пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу" (Данте). Вариации скульптур, изгибающихся в любовных актах... Обнаженный Бальзак ошеломляет - именно так почему-то он и представляется в проявлении своего таланта. Большой, некрасивый, но понятный и близкий. Приземленный. Конечно, эта фигура вызвала скандал. Но Родену в целом повезло - он был почитаем, любим, имел жену и любовницу. Именно в больших городах чаще всего встречаются смешанные парочки - она белая, он черный. Две таких пары сидели в баре T.G.I Friday's, куда мы заглянули перекусить. Воскресный ланч. Но сами пары отличались друг от друга - что и подтверждает теорию близости душ, а не цвета кожи. Тут же семьи с детишками - не торопясь, смакуя каждый кусочек, каждый миг неторопливого воскресенья. Особый уют чувствуется в таких исторических местах как Филадельфия, несмотря на суету большого города. Когда мы его покидали, то вдруг раздался бой колоколов - от спрятанной между небоскребами церквушки - как напоминание о вечном...
Февраль 2005
МИМОЛЕТНАЯ ВСТРЕЧА
Взяла, как обычно, собаку и отправилась на прогулку. Если перечесь дорогу, то попадаешь в другое коммюнити – оно ближе к реке и там интереснее дома. Более обжитое, слившееся с природой. На улицах пустынно, и это радует – ничто не мешает собственным мыслям. Особенно хорошо около пирса, возле которого покачиваются яхты со спущенными парусами. Ветерок с реки освежает, в воздухе привкус соли – недалеко океан. Мы идем с псиной вдоль домов, равнодушно поглядывая по сторонам. Как вдруг взгляд натыкается на пожилую леди в темной курточке, вышедшей проверить почту. Дежурная улыбка, хэлло, подумаешь, старушка-пенсионерка. Развернувшись в конце улицы, идем обратно. А она тут как тут – уже с собачкой, маленькой, гладкошерстной. Собаки тут же завертелись вокруг друг друга, моя пушистая вести и эта беленькая, с коричневыми пятнышками.
- Долли.
- Коко.
Так мы представились, и пошли вместе, разговаривая о том, о сем. Живет старушка, оказывается, здесь давно - с пятидесятых годов, когда они переехали из Нью-Йорка. Дом они построили сами.
- Замечательное коммюнити. Когда ты болен, соседи приходят, навещают тебя, - сказала она.
- Наверное, именно это делает коммюнити настоящим. Не просто дома, - ответила я.
Что носится такого в воздухе, когда люди разных культур начинают разговаривать о близких предметах? Моя собеседница рассказала, как она пыталась найти какие-то следы, документы о том периоде, когда ее отец попал в Нью—Йорк тринадцатилетным парнишкей. Его семья осталась в Литве, а его просто посадили на корабль и отправили – подальше от имперской армии. Ее бабушка и дедушка с маминой стороны из Польши. Это все, что она знает. Я знаю немногим больше о своей семье – после многих часов, проведенных в архиве родного города. И на ее полувопрос-полувосклицание: Как же передать семейные традиции детям, когда ты их не знаешь? Я не знала что ответить.
- Наверное, надо начать сначала, сказала я.
Оголенные родовые корни подсушит ветер, обмоет дождь, закалит солнце – зацепившись за подобие почвы, мы устремим все жизненные силы на выживание. Попытка воссоздать историю заполняет образовавшийся вакуум, пробел в собственной памяти. Моление о прошлом.
Мы приближаемся к реке. Спускаем собак с поводков. Они носятся, нюхают траву, но стараются держать нас в пределах обозрения. Оторваться боязно, ведь даже за тем деревом уже начинается незнакомая территория. Трава у реки влажная, и пора сворачивать на дорогу. Пожилая леди спрашивает, где я живу, чем занимается мой муж.
- Там когда-то был лес, в котором жили олени, - говорит она про наше коммюнити. – Совсем недавно его построили, лет тридцать назад.
- Как Вас зовут, - спрашиваю. Пора идти.
- Elaine. Отвечает она, и мне становится смешно:
- А меня Елена. Мы обнимаемся, и почему-то на моих глазах появляются слезы.
Март 2005
НЬЮ-ЙОРК, МАНХЭТТЭН
В Нью-Йорк мы ездили по моим художественным делам. Проводилась ежегодная выставка работ членов Американского клуба художников-акварелистов, к которому я принадлежу. Заодно мы погуляли по 5-й Авеню, отобедали в Гринвич Вилладж, порадовались хорошей погоде в Центральном Парке. Это только малая толика огромного города... Можно любить город, а можно себя в городе... Мы когда ехали туда, то моя коллега делала опрос, кто что собирается делать - и все отвечали по-разному: кто-то шопингать собирался, кто-то встречаться с друзьями, кто живет там, кто-то просто шататься по городу, кто-то сидеть в баре. Каждый искал свое в этом огромном мегаполисе... Что поражает сразу - это люди на улицах. они другие, они ведут себя по-другому, они одеты по-другому. Но стоит немного приноровиться к местному ритму, и ты уже свой(я). И можно сколько угодно затягивать ланч, но рано или поздно приходится вставать и со вздохом произносить: Пора бежать... Со вздохом, потому что так необыкновенно хорош был кофе и сэндвич с моцареллой и базиликом, и такой интересный вдруг разговор возник с собственным мужем, как-то все по-новому - свежо. И за двумя соседними столиками посетители рассуждали о том-о сем - по чашке кофе на столик. Хозяйка итальянского кафе, выжившего в жесткой конкуренции еще с иммигрантских имен, маленькая женщина в черном, пластиковые перчатки на руках (правила) не забывая улыбаться, носится как вихрь, принимая заказы, давая указания работнику, тут же что-то нарезая, отрезая, подавая... В бешеном ритме чувствуется размеренность, как в середине шторма - и посетители размокают, сидят подолгу, тянут блаженные минуты. А город тут же за открытой дверью - шумит, зовет, искушает солнечным ветерком, в витринах чудные штуки - в откровенности шарм. Именно в Нью-Йорке чувствуется суть Америки - деловитой, презентабельной и жесткой. В самом названии чудится - new york, new work, work...
Кто не успел, тот опоздал. Trump Tower затмил позолотой соседние Гуччи, Пуччи, Версачче, скромно объявив - "Открыто для публики с ... до ...". Ваше величество Капитал принимает по определенным часам. You are fired! (Вы уволены!) - гремит в ушах знаменитая фраза из известного шоу. Провались ты... Работа - деньги - жизнь. Глупые туристы принимают на веру 5-ю Авеню - и Центральный Парк кажется спасением после долгих миль до той поры пока не обнаруживаешь, что сам парк тянется еще дальше. Только океан может сдержать это стеклянно-бетонное безумие, кругом вода. И под ним тоже - небоскребы тянутся верх, вдавливая сваи внутрь, как иглы. Циркуляция жизненного пространства как в космосе - город живет за счет самого себя. Такая стерильная чистота на улицах: работник отела, незаметный муравей, бережно поправляет выбившуюся прокладочку между бетонными плитками. Замученные собачки волокутся за своими хозяевами, писая время от времени на урны. Деревья как памятники - немного, но с достоинством. Бетонная дорожка для пешеходов, там где должна быть трава - камни. Ходить по ним неудобно, так что опять вливаешься в поток. Люди и машины несутся, но хаоса нет - все запланированно, все выверено, на все предусмотрены правила. Андеграунда нет тоже - граффити возведено в ранг искусства. Роллеры и прочие чудаки имеют свои права. Вдруг раздается божественное пение - играет скрипка - звучит низкий мужской голос. Идем на голос - под аркой идет представление одного артиста. Странные одежды, напоминающие помесь египетских и мексиканских, двигается чуднО, поет разными голосами. Горят несколько свечей, цветные камушки на ковриках выложены в определенном порядке. Язык неизвестен. Представление завораживает, усаживаешься на ступеньки, ведущие под арку - импровизированная сцена и ряды. Рядом женщина по-русски говорит по сотовому телефону, отменяет встречу с клиенткой. Оно того стОит... Беру брошюрку - у артиста свой сайт в интернете, это, наверное, его дом. Национальность, вера, язык, музыка, манера танца, воззрения - все придумано им самим. Насколько же надо быть отчаянно смелым, чтобы создать свой собственный мир... Добро пожаловать в Новый Свет. Загрузившись обратно в автобус, дышишь тяжело, будто избег величайшей опасности. Или переплыл океан. Силы остались только на то, что упасть лицом в песок, почувствовать землю под телом. Вот этот пляж и будет домом - достаточно преодолено препятствий. Немногим хватает сил двинуться еще дальше... ps Прекрасно об этом городе написал Colson Whitehead: The Colossus of New York: A City in 13 Parts*. Рекомендую.
Примечания:
* Colson Whitehead: The Colossus of New York: A City in 13 Parts – Колсон Вайтхед: Колосс Нью-Йорка: Город в 13 частях, книга на английском языке
Апрель 2005
САВАЖ МИЛЛ
В один солнечный, майский день я заехала в Саваж Милл. Это историческое место, старинная прядильная фабрика, расположенная на высоком берегу Little Patuxent River*. Ветер игрался в зеленых ветвях высоких деревьев, было тепло и сухо. За деревьями просматривался красный железный мост, построенный больше чем сто лет назад, национальная гордость. Пройдя по дорожке, выложенной кирпичом, я вошла в центральное здание, одно из девяти корпусов бывшей фабрики, заполненное бутиками и галереями. ApuPeru, Classic Interiors, Vibrant Artwear, Artcraft Collection, Smadar Livne Gallery* и другие – все они завлекали нарядными и необычными товарами, возбуждая воображение, теша самолюбие. Глядя на дорогую мебель, изящную одежду, красивые аксессуары для дома, я чуствовала себя принадлежной к особому, отличающемся от моей повседневной жизни, миру. Я здесь, я среди них и более того - если я захочу, могу позволить себе купить что-то, небольшое, недорогое, но вот из такого дорогого магазина. Но мне ничего не нужно, и я прохожу мимо, иду все дальше, прохожу Bagel Bin*, завлекающими удивительными запахами, натыкаюсь на Ram’s Head Tavern*, отпугивающим пустотой залов и оказываюсь в маленьком внутреннем дворике, сжатом красной теснотой кирпичных зданий и залитым желтым солнечным светом. Несколько железных столиков, зелень в горшках, щебет птиц.
- О, дорогая! Навстречу мне - темноволосая женщина в светлом льняном костюме. Это Кэрол, учительница, мы когда-то с ней работали вместе в колледже. – А мы здесь во французском кафе с дочерью, говорит она. Я замечаю вывеску в европейском стиле, на ней написано Bonaparte Breads. – Как я рада тебя видеть! Мне всегда была симпатична Кэрол, и во время ланча, помнится, мы с ней гуляли в парке при колледже, по дороге разговаривая о разных вещах. Ее дочь готовилась к свадьбе, а сын переводился в другой университет.
Мы договариваемся встретится в кафе, ей надо было сходить за чем-то к машине. В пустынной прохладе кафе посетителей нет, кроме молодой светловолосой девушки с блеклым лицом, одиноко сидящей за столиком. Я заказываю чашку горячего чая и пирожное Triangle Coco, рассматриваю картинки, развешанные на стенах, - французские девицы в кружевах и молодые люди в военной форме. Европейская история. Слышу голос Кэрол, оборачиваюсь – она уже здесь, и мы присоединяемся к ее дочери, той одинокой молодой женщине. Жасмин встретила мать в аэропорту, та только что прилетела из Карибов, ездила повидать родителей. Кэрол сама из Тринидада. По-английски она говорит правильно, хорошо, но с каким-то неуловимым акцентом. Это тот случай, когда некоторая неправильность придает шарм – как родинка над верхней губой. Я немного стесняюсь своего английского перед Жасмин, но она прекрасно меня понимает – она тоже работала ресепшионистом за небольшие деньги.
- А как прошла твоя свадьба? Спрашиваю я. И она показывает мне живот, незаметный из-за складок скатерти ранее. – Двойняшки.
- О, мои поздравления! Говорю я, и мне становится понятной ее невзрачность, особенно хорошо заметнаой по сравнению с материнской живостью и устремленностью. Кэрол выглядит гордой. Она берет класс в университете, и ей нужно много работать.
- А как твой сын? Я сначала долго рассказываю про своего, про его работу веб-дизайнером, про его отпуск в Египте, про планы перевестись в Москву. Потом она говорит про своего, учеба в Огайо скоро заканчивается, и ему хотелось бы вернуться обратно в Мэриленд, работать в сфере индурстриального дизайна. Обычные материнские разговоры. Наши сыновья становятся на мгновение братьями, их объединяет наша забота о них.
Приносят сэндвичи для Жасмин, коричневые куски французского багета, из которых торчит зеленый салат и кусочки розовой ветчины, пестрый салат, порезанные овощи на фоне зелени, для Кэрол и мою чашку чая – настоящую, полукруглую, из белого фарфора, дымок вьется от горячей желтой жидкости, чай травяной, и кокосовое с шоколадом пирожное на такой же белого фарфора тарелочке, к ним вилочка и ножик, завернутые в салфетку. Старая добрая Европа. Официантка, юркая худая девушка с длинным прямыми волосами говорит с по-английски с прононсом. - Наверное, приятно быть дочерью великой нации, думаю я. – Их кухню все обожают.
На недавнем русском вечере, устроенном нашими знакомыми в честь русской Пасхи, подавали красную икру, сельдь нескольких видов, маринованные грибочки, пирожки с мясом и капустой, разные салаты и соленья – закуски громоздились в хрустальных тарелочках на длинном столе, и каждый гость помогал сам себе, подходя и накладывая на одноразовую тарелочку все что душе угодно. Розовый, почти оранжевый лосось, распластанный на доске и огромный, мягкий окорок, от которого надо было отрезать тонкие прозрачные кусочки острым ножом служили в качестве основных блюд. Пили водку, но кое-кто красное кино. И разговаривали. Мои мысли прервались вопросом Кэрол о том, как состоялось мое знакомство с теми русскими. – Они говорят на превосходном английском, отвечаю я. Поясняю для Жасмин: - Это люди, которые родились в Америке, но их родители эмигрировали когда-то из России. Из старой России, уточняю я.
Ланч заканчивается, мы выходим на улицу, там все также ярко светит солнце. Пора расходится, мы обнимаемся, я желаю удачи обеим – матери и дочери. Они медленно идут к своей машине, я иду с ними, пока не вспоминаю, что моя машина припаркована в другом месте. – Ну вот, я как всегда, иду неправильным путем. Разворачиваюсь, и иду в противоположную сторону, туда, где припаркована моя машина. Кэрол и Жасмин машут мне. Я посылаю им воздушный поцелуй.
Примечания:
* Little Patuxent River – река Литтл Патуксент
* ApuPeru, Classic Interiors, Vibrant Artwear, Artcraft Collection, Smadar Livne Gallery – названия престижных бутиков
* Bagel Bin – булочная, где подают на завтрак такие круглые булки, называются бейглс
* Ram’s Head Tavern – Таверна Баранья Голова, очень популярное место
Апрель 2005
АЛЕКСАНДРИЯ, ШТАТ ВИРДЖИНИЯ
Жизнь как шахматная игра. Не я первая открыла, ну да неважно. Уютный город Александрия навела на такие мысли - казалось бы, ну что необычного в домах красного кирпича, с уютными двориками, спокойными улицами и набережной вдоль реки Потомак. А дело в том, что в Америке это - история. Да еще какая - может стоить под миллион. Шутки шутками, но это так. В этой стране чем историчнее, тем престижнее. Бережно холится и лелеется место, событие, персона. Удивительно, но на набережной расположена мастерская, где плотник строит лодку ради... процесса. Посетители заходят, вдыхают запах свежего дерева (ах, как он мне напомнил мое детство!), смотрят на незаконченный прожект, и пожилой дяденька объясняет из какого дерева и какими инструментами строится это чудо. Не для выживания, а ради сохранения прошлого, традиций - в капиталистической, жесткой, супертехнологичной стране. е2е4 - и я вдруг оказалась на несколько столетий вперед от привычного российского уклада, но в процессе наблюдения привычную вещь, мой дядя был плотником. Гуляя по улицам этого городка - ну насколько же привычна эта городская суета, блеск витрин, автобусы, старинные дома с ласкающей взгляд архитектурой - Ce4 Лh4. Но здесь это особенная структура - это что-то из прошлого века. Или позапрошлого. Знаю, что Александрия как порт стала застраиваться с 1817 года. Брожу в местном археологическом музейчике - и чувствую себя как та леди из "Пятого элемента". Кажется, я проспала несколько тысячелетий человеческой истории, приходится ускоренно нагонять. Мое знание русского языка - Ка6 Се5 - пригождается, когда приходится отвечать на вопросы назойливых. Они по-английски, а я им - по-русски! И мужа научила. Кf7Х. Вид старинного парохода напоминает рассказы Марка Твена. Ах, он - американец? Ну да, просто я его читала по-русски. Хороший город Александрия - просторный достаточно, чтобы почуствовать себя в его пределах. Дать иллюзию, что ты все-таки в мире настоящем, раз границ отсюда не видать. Кpb2 С:е1. Французское кафе умиляет, но смотрится органично. Дворик напоминает бабушкин. Голуби воркуют и строят гнездо. Все эти условности - документы, денежно-товарные отношения, лингвистические упражнения - от избытка человечности. Математика - царица ума, но только потому что ее рабы - человеческие эмоции, без них она ничто. fgФ+ Л:g8. 0Во всем есть своя логика - и не только железная. Athenaeum - написано на здании, напоминающем греческий храм. Ну да, мы же в Александрии. "Сибирские Афины" так кличут город, откуда я родом, из-за обилия учебных заведений. "Литературный или научный клуб" - так переводится это слово. А ведь и впрямь - наука ли литература. И что за стуктурно-образовательный процесс лежит в основе каждого человеческого языка. В море асфальта бережно сохраненный кусочек булыжной мостовой. Мы едем по нему, нас подбрасывает. Ради этого мига стоит жить...
Май 2005
БАЛТИМОР, ФЕЛЛС ПОЙНТ
Когда мы ездили в Элликот Сити, соседний старинный городок, то я никак не могла найти достойные почтовые открытки с видом этого самобытного местечка. Но зато мне понравилась одна, на который был изображена часть Балтимора под названием Fell's Point. Интересные домики, один к другому, тут их называют townhouses, тянулись вдоль береговой линии, отражаясь в воде, а на переднем плане покачивался кораблик.
Солнце светило ярко на картинке, отчего настроение создавалось праздничное, и было удивительно, что такие места существуют в Балтиморе, который мне всегда казался ужасно индустриальным. В конце концов, открытка отображающая характер Элликот Сити, отыскалась, но параллельно родилась и идея посетить когда-нибудь Феллс Пойнт.
И вот мы здесь. Мрачная гавань с черными кораблями. На том берегу тянутся фабричные трубы, вокруг скопище строений. На этом - выложенное новой плиточкой дорожка, которая ведет в никуда, заворачивает и вьется вокруг красивого кирпичного здания. Видны указатели, и даже стенд с картой местности, который обычно бывает только в туристических местах. Народу никого. Идем дальше - вдруг показывается улица, на которой выстроились дорогие бутики и ресторанчики. Бар, таверна, галерея, музейчик. Все имеет характер, привлекает, на досках меню и время, когда назначены туры, концерты. Куда не зайдешь, обязательно - Hello. Посетителей нет, поэтому невольно приходится здороваться, не отвертишься.
Идем дальше - вдруг заведения кончаются, и то ли парковка, то ли офисные помещения. Гавань в этой стороне выглядит еще мрачнее. А вот и симпатичное зданьице, вывеска на котором возглашает Apartments*. Цветочки вдоль стены. Рядом парк, несколько деревьев, подстриженные, как всегда, аккуратные газончики. В беседке посередине сидят три бомжа и разговаривают. Громко так. Фраза повторяется раз-другой, мы заворачиваем за угол, а тон говорящего не меняется, настойчиво повторяет еще раз и еще другой. Какой терпеливые попались, однако, собеседники. Навстречу идет семья - белые, мужчина несет на руках ребеночка. Н е у ж е л и о н и з д е с ь ж и в у т?
Начинает накрапывать дождик, мы разворачиваемся и идем туда, где ровные дороги и магазины. Я уже заметила, что в Америке в красивых местах очень много хороших мест, где можно поесть. Но там, где делать нечего, они сключительны. То есть как бы интерес к жизни сужается в одном направлении. Мы бродим в смятении, такой выбор попадается нечасто.
Наконец приземляемся в Kooper's Tavern*, названо по имени собаки собственника. А то - через стекло изнутри виден развевающийся американский флаг и витраж, на котором изображен желтый лабрадор (это порода собаки, именем, которой назван ресторан). Гавань, слава Богу, особо не видать. Нас встречает маленькая кругленькая официанточка, передает на руки высокому парню-официанту, он нас провожает к столику. Оглядываемся, и тут меня осеняет. Говорю мужу: - Это город контрастов! И привожу примеры, среди которых нищета и роскошь, рост наших официантов, та пара, которую я заметила в другом ресторане, но где нам не понравилось - очень старый господин держал за руку ну очень молоденькую девушку, и не просто держал, а бережно так, как отцы дочерей не ласкают, погода. Пока разговариваем, проходит другая пара - он белый, она черном, оба в возрасте. - Ну вот видишь! Торжественно я объявляю, и умолкаю, когда вижу наш заказ. Это что-то - ну размерами американского радушия меня уже не удивишь, но насколько это аппетитно и хорошо уложено, это да.
Пока едим, разглядываю соседей - семья. Дочь с отцом в зеленом, блондины. Мать вся в черном, крашенная блондинка, пока ест, разговаривала по сотовому. Но лицом с дочерью похожи. Девочка очень красива - загорелая кожа, стройная, дорогие джинсы. Смотрит на отца, растопырив локти как он, немного вольности - у него из-под свитера точит по-модному рубашка. Я начинаю волноваться все ли в порядке в семейных отношениях, но когда отец поворачивается к материному блюду и начинает подчерпывать крабовый соус, помогая себе хлебом (блюдо, которое так и едят, и обычно его делят между собой, порции большие, всем хватает), понимаю, что все, как всегда, в этой стране и у этих людей - большой ОК. С кем в неважных отношениях, пищу делить не будешь.
Муж берет булку, отламывает кусок и подбирает все с моей тарелки. Я начинаю смеяться. После ресторана плетемся по улицам - ну очень дорогие магазины, и странная публика на улицах. Туристы, бездомные, подростки. В воздухе пахнет сексом. Заходим в одно местечко - продают мыло, там внутри "замурована" однополая пара игрушечных человечков, что-то на тему one-sex marriage*, в магазине пусто. Вывеска бара - And Horse You Road In On Saloon*. Такие вещи надо знать - в ответ на многократные fuck you кто-то мог сказать fuck you and your horse you road in on* во времена, когда Запад был диким. Кто сказал, что русский мат самый могучий в мире?
Я прислоняюсь к фонарному столбу от смеха, муж наводит камеру, но медлит. Я говорю: - Ты ждешь, когда машина отъедет? Он смотрит как бы позади меня, и отвечает: - Да, но они, кажется занялись сексом прямо здесь. Ну это он в отместку, потому что когда я его фотографировала, он был лишь частью вида на бар под названием The Red Star*. Сплошные аллюзии... И как ни странно, мы вдруг проникаемся этим местом, и соглашаемся вернуться в Fell's Point когда-нибудь еще раз. Тут очень много хороших ресторанов.
Примечания:
* Apartments - квартиры
* Kooper's Tavern – Таверна Купера
* one-sex marriage – однополый брак
* And Horse You Road In On Saloon – и лошадь, на которой ты прискакал в салун
* fuck you and your horse you road in on – чтоб тебя и твою лошадь на которой ты сюда приехал
* The Red Star – Красная Звезда
Апрель 2005
ЛОНДОНСКОЕ УТРО
Эссе-воспоминание
....Чай на Британских авиа-линиях подавали превосходный. Аккуратненькая беленькая стюардесса протянула чашечку с дымящимся напитком и профессионально улыбнулась. Я взяла чашечку, завернулась в плед и устроилась в кресле. Джентльмен через ряд от меня пялился в свой ноутбук, а пожилая пара через проход тихонько о чем-то шепталась. Салон самолета был полупустым, но уютным. В Лондоне мне предстояла пересадка - я летела из Москвы на Ямайку, повидаться с Биллом. Визы у меня не было, но мне предстояло провести ночь в британской столице и было непонятно, разрешат ли мне провести ночь в городе или оставят в аэропорту.
Пограничный офицер, поверив на слово, шлепнул печать в паспорт и со словами "Увижу вас завтра" протянул мне его. Выйдя в блестящий зал аэропорта, оглядевшись по сторонам, я прямиком отправилась к окошечку, над которым было написано что-то про гостиницы Лондона. Подойдя ближе, я услышала знакомыЙ цент - таким усталым голосом могут говорить по-английски только наши люди. Мужчина небольшого росточка, опершись на прилавок, поддерживая левой ногой огромный чемодан, пытался объяснить служащей, что ему нужно переночевать в Лондоне и как можно дешевле. Черненькая девушка в синей униформе непонимающе хлопала ресницами и протягивала каталог, в котором были перечислены разные гостиницы в самом центре города. Я громко поздоровалась по-русски и подключившись к разговору, выяснила, что дешевле чем за 60 фунтов вряд ли удастся что-то найти и лучше поехать в центр, чем оставаться в пределах аэропорта, где гостиницы стоят еще дороже.
Владимир, так звали случайного знакомца, подхватил свой чемодан, и мы отправились на метро. Метро, нарядное и комфортное, домчало нас до станции Пиккадили, когда мы вдруг выяснили, что гостиница расположена немного в другой стороне. Но станции в обратную сторону мы не нашли и решили выйти на поверхность. Когда мы выползли вместе с поклажей (у меня ее было немного, так как мой багаж летел трансфером) на лондонские улицы, то их отчаянно поливал дождь и было душно. Владимир тащил свой чемодан на колесиках, а я пыталась выяснить у прохожих местонахождение гостиницы, путаясь в названиях улиц. Наконец мы забрели под навес над автобусной остановкой, и кто-то расплывающейся от дождя шариковой ручкой нарисовал примерный план как и куда двигаться. Ночь неумолимо надвигалась, мы шагали по мокрым улицам, дома блестели и было весело - что мы в Лондоне! Чемодан Владимира погромыхивал на мостовой, я щурилась сквозь дождь и пыталась разглядеть номера домов. В освещенном холле одного из них показался негр-швейцар и поманил рукой. Когда я радостно кинулась к нему, оказалось, что наш отель немного дальше. Пришлось опять нырять под дождь и шлепать по лужам к другому, не менее освещенному дому. В холле нас никто не встретил, мы мокрые как собаки пялились на себя в зеркало и ругались на чем свет стоит - но тихо, вполголоса. Все-таки обстановка обязывала. Утром Владимиру предстоял лететь в Мурманск, а мне на Ямайку. Наконец-то нам выдали ключи - от разных номеров, но на одном этаже и мы поехали на лифте домой - в номера.
Мой номер оказался крошечным, похожим на встроенный шкаф. Кровать у одной стены, столик с электрическим чайником у другой. Набор разного чая, сахар и сливки. Небольшое оконце-прорезь.
- Срочно переодеться, - пришла мне моментально мысль в голову, - и выпить чашечку горячего чая.
-Тук-тук, раздалось за дверью. Когда я ее открыла, то увидела Владимира.
- У тебя спичек нет? Спросил он.
- Нет, но мы можем пойти на улицу, если ты еще в состоянии. - И где-нибудь купить.
- Пойдем тогда поедим, - устало сказал он.
Итальянская кафешка за углом оказалась простой, но с достаточным выбором горячих блюд. Мы сделали заказ и болтали в ожидании. Владимир оказался моряком, путешествовать ему приходится по роду занятия. Семья, обычные заботы о заработках. - А я вот собралась замуж за американца. Сказала я. И он устало кивнул головой.
- Я заплачу, сказал он, увидев, как я беру чек из рук официанта.
- Да у меня достаточно, я сделала попытку протеста.
- Да ладно тебе. Мы же свои, - сказал он.
После еды разговаривать не хотелось, мы медленно шлепали по лужам в направлении отеля. Дождь прекратился. Парок вился от теплых мостовых, редкие машины обдавали брызгами. Лондон... Утром у меня была пара часов до самолета, которые можно было потратить на прогулку. Владимиру предстояло вылетать намного раньше. - Не забудь чемодан! Сказала я напоследок моряку в холле нашего этажа, и он только поморгал красными от усталости глазами, после чего мы разошлись по своими номерам.
Душ оказался противным - холодным, приходилось долго его настраивать и вертеться в узенькой комнатке - между раковиной и унитазом. - Капиталисты злосчастные, - ругалась я, но была счастлива тем фактом, что я все еще в Лондоне. И моя ночь в нем еще продолжается - я решила принять душ на ночь, и долго его искала, так как он оказался в противоположном конце коридора.
Сквозь сон пробивалось - бим-бом! - Бим-бом! БИМ-БОМ! Я открыла глаза и пыталась понять где я и что со мной. Вспомнив, что я все еще в Лондоне - и это, конечно же, Биг Бен! Я подумала: Как хорошо просыпаться в стране, которой правит королева и начала быстренько собираться - у меня еще оставалось несколько часов до отлета самолета. Открыв дверь номера, я обнаружила пачку свежих газет - я в Лондоне!
Пешеходы неслись в разные стороны, нарядная толпа гармонировала с солнечным утром, Биг Бен возвышался над суетой. Я выбирала открытки в сувенирном магазине, когда взглянув на часы, обнаружила, что у меня осталось совсем немного времени до отлета самолета. И, конечно же, я опять перепутала станции метро, долго объянялась с полицейскими, которые перекрыли одну из линий, сердилась на серые стены, исписанные граффити. Пригороды всех больших городов одинаковы. И вот я в Хитроу, скоро объявят посадку на мой самолет. Мне еще предстояло лететь на Ямайку, где меня ждал Билл...
Октябрь 2005
БАЛТИМОРСКИЙ ВЕЧЕР
Моя проблема в том, что я живу среди американцев. Мой муж -чистокровный американец, родился в Нью-Йорке, жил в Новой Англии. Его дети родились там же. Работаю я в средней школе, где нет даже классов по изучению английского языка как второго, очень популярных там, где есть дети иммигрантов. Я - единственная иностранка в этой школе. Я все время говорю по-английски, даже с собакой. И, о - чудо, неподалеку от нас Балтимор, где проживает 70 тысяч русских, а также Вашингтон, где есть все, включая российское посольство. Но они это они, а я это я. Нас разделяет невидимая граница, ультразвуковой барьер. Наши мысли и чувства вибрируют в разных тональностях, которые пересекаются - но очень редко. На русско-американских пати, на выставках, в туристических местах. Там где начинаются нейтральные воды. Тогда мы начинаем разговаривать - я и мои соотечественники. По-русски. Я так люблю Родину. - Здравствуйте, как вам понравились картины? А как давно вы здесь? Правда, в этом что-то есть. Ну всего доброго, до свидания. Несколько фраз и, довольная, улыбаясь, я отхожу к мужу, маячившему неподалеку. Почему-то издалека видно, что он не русский. Я же горжусь знанием иностранного языка.
Иногда стихия высасывает меня из уютного дома, втягивает в незнакомые улицы и заставляет встречаться с разными людьми. Разные имена и судьбы, поразительная чистота и откровенность. Все равно, что физически обнаружить себя в месте, где жил когда-то давно. Лет сто двадцать назад. Или больше. Прошлое дышит прелью в лицо и смеется, сыпанув горстку праха перед глазами. Я жмурюсь, тру глаза. Дома, люди, машины, автобусные остановки, фонарные столбы, все подернуто серостью. Но все живое, все движется. Мне не по себе.
Только недавно я начала наконец разговаривать по-русски сама с собой. Ученикам в школе я говорю "Иди сюда", собаке, что она "противная", на вид неприятного "какая гадость". Сильные эмоции пробуждают знание.
Я так стремилась убежать от себя и стать американкой - и я этого добилась. По крайней мере на фотографиях. Об этом с гордостью сказала моя мать. На что я лишь вздохнула. Мне надо думать о работе. Я никогда раньше о ней столько не думала, но это типично для американцев.
Мои коллеги беспомощны и слабы, им надо бороться за выживание. Я боюсь их ранить случайно произнесенным русским словом. Но, услышав как я разговариваю по телефону по-русски, они лишь улыбаются. Мои милые соотечественники. Я с вами.
В Балтиморе холодно, вокруг гавани никто не гуляет. Рестораны пусты, магазины закрыты. Черные улицы присыпано снегом, серые здания нависают над ними. На соседней улице уютно расположились ночные клубы и бары. За углом колледж. Тут же полицейский участок. Мне эти места знакомы, хотя я здесь не живу. Мы идем в Phillip's, ресторан морской еды. Туристов нет, пустынно. Какая-то компания гуляет в баре, празднуют Рождество. Бизнес без туристов не идет.
- Hey, we have a stray guest here!* Леди в черном пальто и черных открытых туфлях на босу ногу ежится под бризом с гавани. Круизный корабль покачивается на волнах. Рабочие уже скинули трап и приготовились отчаливать, когда появилась эта дама. В освещенных иллюминитарах видны накрытые белыми скатертями столики, дамы в открытых платьях, джентльмены в костюмах. Рабочий тянется к списку гостей -если ее имя в списке, значит нет проблем.
После ресторана мы едем по хайвею, впереди расстилаются огоньки, так странно, ведь город остался позади. Но есть еще пригороды, маленькие городки и деревеньки, в которых живут люди. Дома украшены огнями к рождеству, надутые Санта-Клаусы и Сноумены клонятся под ветром. Из труб некоторых вьется дымок, значит, жгут камины. Огромная ель украшена звездами, под ней примостились освещенная колыбель с Христом-младенцем, толпятся волхвы, на коленях склонилась Мария. Знакомые персонажи. Паровозик переливается, колеса крутятся, другой Санта вылезает из печной трубы. Все светится, блестит - фейверк цветов и счетов на электричество! Становится весело.
Все, что так пугало, что казалось уродливым - ушло. Привыкаешь ко всему, даже к американским городам. Даже к тому, что знаешь больше чем один, язык. Ко всему, что рядом и не очень, но досягаемо, благодаря машине. К черному небу и плоскому горизонту. Я в Америке, я стала своей.
* Hey, we have a stray guest here!- Хей, у нас тут заблудившийся гость!
Декабрь 2005
АМЕРИКАНСКИЙ ЭТЮД
Я полюбила Америку после того, как разочаровалась в ней. Наглая, зажравшаяся, ожиревшая, самодовольная – ну что за противная страна. И эти хари – повсюду. Особенно в ресторанах. Что нас делает американцами? Любовь к покушать. Завалиться за стол, разложить локти, помусолить поданное меню. Ткнуть толстым пальчиком – это, вот это, и еще то – захлопнуть книжецу и уставиться в пространство. Так мы общаемся. Мы – они, то есть я, они и вообще люди. Мы смотрим на друг друга. Разглядываем. Считываем информацию. Дама с ноутбуком, в сереньком костюмчике, что-то быстро проглядывает, пока ждет заказ, наверное, риелторша. Толстые небритые тинейджеры в мятых майках. Две толстухи среднего возраста, при них моложавые стройные мужики. Где таких берут? Пара неопределенного возраста, просто мужчина и женщина. Вот это объединяет – невидимыми узами, притягивает как животных к одной кормушке. Можно есть и дома, но там только телевизор. Он на тебя смотреть не будет. Неполноценная коммуникация не считается.
Разговаривать американцы любят газетами. Безопаснее. Сел, подумал, написал. Отправил в редакцию, там исправили ошибки, напечатали. Если не напечатали, то значит дело выеденного яйца не стоит. И нечего даже упоминать. А так – можно все прочитать. Про повышение оплаты за образование. Про задержку зарплаты учителям. Про поездку в Мюних. Про посадку тюльпанов в горшок. Что, где, когда. Жизнь освещена до таких подробностей, что жить уже просто не хочется – нечем. Про все написали.
Все работают. Безработные только в Нью-Йорке. Но это Город. А вся остальная Америка пашет до изнеможения. Давай, давай, человекодоллар. Продавать надо больше, продавать надо лучше, закрыли один завод, потом другой, проклятые китайцы, просят меньше чем ребята из Детройта. Цены на недвижимость взлетели, испуганные покупатели разбежались. Ан нет – временное охлаждение рынка, а так все хорошо. Машина работает.
Социализма нет, есть страховые компании. Они вам за матушку, они вам за батюшку. Вы им отдадите последнее в надежде, что они помогут, но они почему-то становятся богаче, а вы лишаетесь последнего. И тем не менее, самая лучшая медицина – в Америке.
Жить в этой стране нормальному человеку невозможно – европейцы обратно валят в Европу, русские в Москву. Осталась только я. Ну там муж, его дети, пара соседей, коллеги. Наберется с миллион-другой. Они называют себя американцами, говорят на одном языке, рассказывают потешные истории. Поклоняются богам – Вашингтону, Джефферсону. Мне приходится присоединяться, чтобы не выглядеть вороной. Выучить ритуалы несложно, руку прижать к груди, взгляд в пространство, God bless America... С утра все по-новой. И немного по-другому. Теплее, ближе, понятнее.
Когда за кого-то болит сердце, это значит что вы не равнодушны. Я ругаюсь и плачу, я переживаю и болею – за тебя, моя Америка. Ну что за страна... Ты вернула мне сердце.
Январь 2006
ST.MICHAELS
Февраль - романтический месяц. Зима и ассоциирующийся с ней праздник Рождества позади, а весна еще не прибыла. Но так хочется тепла, движения, намека на то, что жизнь продолжается...Мы едем в сторону океана - но не к нему, а туда, где есть люди. А значит гостиницы, магазины, рестораны и прочие сопутствующие челоческой жизнедеятельности учреждения... Островок цивилизации, затерянной на берегу Чесапикского залива, существенной части Атлантики. Темно-зеленые поля тянутся вдоль дороги, посреди полей одинокие домишки, опрокинутое небо над головой. Изредка проносятся кущицы деревьев, аэропорт с маленькими самолетиками, античные магазинчики и пустынные овощные прилавки. Дорога разматывается, разглаживается под колесами нашего авто, привычный траффик отсутствует.
- А помнишь, какое было скопление машин на этом перекрестке прошлым летом? - Да-да, нам даже пришлось повернуть назад и вместо Оушен Сити мы решили поехать на Рохобос Бич, - мы с мужем обменялись фразами. Потом опять смотрим на проплывающие пейзажи, синие облака подсвечены розовым - еще не закат, но скоро. А по сути какая разница, ведь нас никто не ждет, к нам никто не едет. Мы сами по себе, мы одни в этом мире. И прошло столько лет, как мы сами по себе, только осталось, что эта дорога, океан впереди и облака над головой.
- Давай свернем в Истон, - предлагаю я. За аэропортом поворот направо, проселочная дорога, по ней немного если проехать, свернуть налево, попадешь в маленький исторический городок. Мы как-то там были, спокойный и скучный, но полный очарования, со своим размеренным темпом жизни, со своими редкими, но событиями -незначительными, незаметными, если они, конечно, не случаются в таком месте. Тогда все приобретает значение. Мы едем туда, где верим, что можем найти смысл жизни, найти себя.
- Смотри, знак говорит, что Сэйнт Майклс неподалеку! Муж кивает головой и продолжает рулить. - А давай поедем туда, мы там еще не были, - говорю. Истон остается по левую руку, проплывают другие знаки, оповещающие о разных достопримечательностях, ждущих нас впереди. Музеи, заповедники... Сэйнт Майклс - известное туристическое место в районе Чесапикского залива, более популярное чем Оксфорд, Истон и Кембридж, находящиеся неподалеку. Исторический городок, втиснувшийся между двумя небольшими речками (главная улица вдоль и несколько, второстепенных, поперек), пережил нападение бритишей в 18 веке, выжив индийцев еще раньше, остался сам собой, то есть стал частью американской истории. Но популярность его случилась за счет его внешнего очарования - викторианские домики, кружевные, нарядные, превратились в гостинички со временем, местные салуны приобрели блеск, услужливо принимая гостей из внешнего мира, кораблики и яхты, заходящие в местные гавани, покачивались на волнах, придавая лоск и шарм неторопливому побережному стилю жизни. Сюда хорошо приезжать летом - снять комнатку в Bed and Breakfast*, завтракать на открытой веранде, смотреть на белые паруса и голубые облака, слушать звон корабельных колоколов и наслаждаться теплой погодой и свежим бризом с гавани. Днем пройтись по главной улице, заглянуть в бутик под названием Лондон, там где продавщица говорит с акцентом - британским, конечно, - и висят старинные темные картины, толпятся бронзовые скульптуры и пахнет пылью.
Старинная, из камня, церковь в центре, рядом приземистое здание почты, и чуть понаряднее, белеет в наступившей темноте банк Америки. Все рядышком, все близко. Так близко, что говоря по сотовому телефону с мужем, который отлучился к машине, пока я заглядывала в магазинчики, мне пришлось повторить несколько раз: - Я у почты, это рядом с церковью. Сделав несколько шагов, слушая его ответ, оказавшись рядом с банком: - Ну а теперь я с банком. Развернувшись на 180 градусов, оглядела пустынную улицу, подсвеченные вывески, украшенные огнями витрины. Мимо проносились машины. Я сделала шаг по направлению к церкви и за подстриженными кустами увидела знакомый силуэт с поднятой к голове рукой. - Ну а теперь я вижу тебя!
Отобедать решили в салуне, который был частью местечка под говорящим названием Food and Drink*. Чем отличаются все туристические места - названия передают суть. Наверное, чтобы не создавать лишних стрессовых ситуаций для граждан на отдыхе. Пошли мы туда, потому что не хотелось сидеть в одиночестве, гомонящая в баре публика как никогда подходила для создания определенной атмосферы. Распахнув дверь в заведение, мы улицезрели несколько человек, сидящих вальяжно за барной стойкой и хозяйкой, женщиной неопределенных лет, которая единственная стояла, и это выдавало в ней хозяйку.
- Хай! Хелло! Посыпалось тут же. - Пива? Так нас встретили, как только могут встретить местные заезжих... Один мужичок даже пододвинул барный стул, предлагая присесть, но мы прошли за столик. Нам было что обсудить вдвоем. Немногочисленная публика тут же потеряла к нам интерес. Только один худенький мужчина, со скорбными складками вокруг рта, мостился за отдельным столиком, куря сигарету за сигаретой. - Что-то с ним не так, - шепнул мой муж. Я пожала плечами и увидела jukebox, машину, которая играет музыку. Пять песен за доллар. Beatles, Doors, Jiffy Buffet, Eagles*. Никогда бы не подумала, что я так хорошо разбираюсь в американской культуре - все было знакомо еще с юности, когда я жила в другой стране. Это было так давно...
- Why we don't get drunk and screw...* Я никогда не слышала эту песню, но интуитивно выбрала подходящую к моменту. И это было не только о том, чтобы напиться и завалиться в постель. Но о том, что жизнь иногда бывает гадкой, и приходится делать усилие, чтобы сделать вид, что все не так плохо. Другими словами, когда так скверно, ничего не остается, как надраться как свинья. О том же, наверное, думал тот скелетообразный человечек, скорбно курящий сигарету за сигаретой.
Нам принесли еду и пиво. В меню было полно заманчивых блюд, но помятая официантка гордо объявила, что сегодня вечером их специализация meatloaf*, блюдо простое, из домашней кухни. Его-то я и заказала. Все верно – нет ничего лучше, чем старое и доброе. Даже в таких популярных туристических местах как Сэйнт Майклс. Тем временем, народу в салуне не прибавлялось, даже кое-кто уже покинул дружелюбную компанию. Потом зашли две дамы, в джинсах, слегка покачивающиеся. – Happy birthday! Все сразу закричали. Одна дама, больше похожая на пьяного водителя грузовика, скромно улыбнулась и завела светский разговор с мужиков в клетчатой рубашке. Иногда Америка напоминает мне деревню, но только с достоинством.
Ночь спустилась над городком, звезды зажглись в холодном небе. Сквозняком потянуло из открытой двери – худенький мужчинка, в паре с другим, таким же худеньким, наверное, братом, затаскивал аппаратуру в салун. Расчехлив колонки, обнажив инструменты, они на полном серьезе собирались играть живую музыку. Для никого, если не считая оставшихся пару-тройку посетителей, и нас, за это время превратившихся в местных. Почти. Если судить по количеству выпитого и сказаного. Толстенький, в обвисших одеждах, дяденька средних лет, перебрасывался фразами с худеньким о том-о сем, когда я пыталась встрять в разговор и сказать что-нибудь умное. Но меня никто не слушал. Цифровой фотоаппарат накрылся, когда я попыталсь сделать пару снимков во время представления. Отчаявшись извлечь что-нибудь полезное из ситуации, я наконец уселась у окна и уставилась на пустынную улицу. Толстенький певец аккомпанировал себе на губной гармошке и гитаре, ему подыгрывали два других. Пел он так старательно, детским голосом выговаривая слова. Наконец пиво сработало и слезы потекли по моему лицу под звучавшие американские незамысловатые песенки.
Надеюсь, этого никто не видел. Зачем кому-то знать, о чем плачет женщина со странным акцентом в это время года в этом странном месте? Зачем этим местным пьяницам, скучковавшимся за углом бара и теребившим кусочек пиццы втроем, знать, что они не одни в мире, собравшиеся таким числом. Зачем помятой официантке, скучающей под работающим телевизором, знать, что не одной ей приходится споласкивать грязные стаканы и возить мокрой тряпкой по стойке. Зачем худеньким музыкантам, самозабвенно подыгрывающим толстенькому певцу, знать, что они ужасно похожи на образы американцов в своих обтянутых джинсах и ковбойских сапогах. Так как их представляют во всем мире. И я лишь одна из этого мира. Одна в этом салуне, где есть все как полагается в настоящем салуне, даже скрипучая лесенка наверх, куда можно подняться за отдельную плату. Если вам захотелось любви... Дверь распахнулась и впустила молодящегося седого мужчину с двумя стареющими блондинками. Они заливисто смеялись и вешались ему на шею. Подвалив к бару, они стали делать заказ. Сэйнт Майклс был жив. В нем жили туристы, они жаждали любви и развлечений. Чтобы все было по-настоящему.
Чтобы все было здесь и сейчас. Чтобы жить так как живется. Чтобы жить там где живется. Чтобы жить. Толстенький певец уступил место худенькому музыканту. И пока тот настраивал гитару, толстенький кидался попкорном в знакомого посетителя и хитренько улыбался. Репертуар худенького отличался, но также был хорош. Скорбные складки разгладились, несильный голос приобрел уверенность. Он пел для себя, для нас, для того, чтобы быть нам всем вместе в этом популярном туристическом месте. Мы встали с наших мест, муж расплатился, и мы вышли на улицу.
Примечания:
* Bed and Breakfast- Кровать и Завтрак, популярный тип частных гостиниц
* Food and Drink – Еда и Напитки
* Beatles, Doors, Jiffy Buffet, Eagles – названия известных музыкальных групп
* Why we don't get drunk and screw- почему бы нам не напиться и не завалиться в постель
* meatloaf – мясная запеканка
Февраль 2006
GOD’S COUNTRY*
Мы ехали в машине по ночной дороге и молчали. – Да, далековато все-таки они живут от нас, - наконец произнес муж. За окном проносилась темная пустота. Мы ехали из гостей, от нашей знакомой пары и было уже достаточно поздно.
– Как же я встретил Дага? По рекомендации? Или он мне сам позвонил? Продолжал рассуждать вслух Билл. – Странно, не могу вспомнить...
– Такие люди приходят ниоткуда, - сказала я. И вспомнила, как я первый раз встретила Мег.
***
- Не хочешь со мной проехаться к одним клиентам после ужина? Сказал мой муж как-то.
- ОК. Ответила я. Всегда интересно посмотреть на новых людей и дома.
Дорога вела вдоль еле угадываемых в темноте полей, которые сменялись лесом. Изредка попадались большие фермерские амбары. Мы проехали Аннаполис, оставили позади Лондонтаун. Так странно, что в Америке все еще есть необжитые места. Наконец мы заехали на заставленную жилыми домами улицу, свернули в проулочек и въехали во двор.
– Не удивляйся, - сказал мой муж. А было чему – рядом с домом темнела на распорках лодка, такая странная среди зимы, без спутницы-воды. Перед домом валялилсь гигантские пни, остатки распиленного дерева, каждый выше и шире чем я.
На наш звонок открылась дверь, и едва мы успели поздороваться с хозяином, средних лет господином, как следом выбежал мальчуган – беленький как одуванчик, с любопытными глазенками.
- Hi, Blondie*! Сказала я, неуверенная, что так можно обращаться к особи мужского полу, даже если ей от силы лет пять.
- Hi, - сказал мальчишка и спрятался за маму, которая появилась из-за другой двери, ведущий наверх, в спальни. После традиционного обмена приветствиями хозяйка спросила, не желаю ли я что-нибудь. Почему-то я всегда знаю, когда это искренне.
- Чашку чая. Горячего. Мы посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись.
Мэг отправилась на кухню через гостиную с камином. А Блейк, ее сынишка, предложил мне присесть на диван, сам же уселся в маленькое креслице, видать, предназначенное только для него, и начал светский разговор:
- А ко мне приезжала бабушка, когда мне было два года.
- А сколько тебе сейчас? Поинтересовалась я.
Мэг вышла из кухни с огромной синей в крапинку чашкой, похожей на маленькую суповницу, и спросила какой чай я хочу. После того, как я сделала выбор, она спросила какой крепости – на что, посмотрев, как она окунает пакетик в дымящуюся чашку, я сказала:
- Если окунуть еще раз, то будет достаточно. Мы обе опять улыбнулись.
Оказалось, что она шесть лет в Америке. Вид на жительство ей все еще не дали, какие-то задержки из-за того, что она приехала по туристической визе и осталось. Власти не любят тех, кто меняет свои планы. Домой она с тех пор не ездила. Она спросила, чем я занимаюсь.
- Я работала преподавателем русского языка. А здесь... И вдруг я сказала, глядя ей в глаза. – Ты знаешь, я вру сама себе. Как слепая, бьюсь головой, и не знаю, что я хочу.
- Это временно. Пока голод тебя не заставит что-нибудь делать. Сказала она. И принесла альбом со своими работами – акварели и эскизы интерьера, которые она делала для богатого заказчика, когда жила в Уэльсе. Интерьеры в викторианском стиле выглядели как будто срисованные. Так странно думать, что на дворе двадцать первый век.
Появились наши мужья, уселись в кресла и мы заговорили о нашей предстоящей поездке во Флориду. Потом о проблемах с профессиональным сайтом хозяев. Блейка увели спать, но потом он появился, уже переодетый в пижамку, и тихонечко забрался в свободное кресло...
Когда мы наконец стали прощаться, Мэг дала мне видеокассету про Дисней Ленд.
- Возьми, тебе будет интересно. А ее муж подарил набор креплений для моих картин.
Назад мы ехали молча. Дорога была все та же, но что-то изменилось вдруг. Так всегда бывает, когда встретишь хороших людей. Тех, которые умеют давать.
***
- Неужели прошел целый год? Подумала я. Даже больше, потому что во Флориду мы ездили в январе, а сейчас март. И на сей раз мы собираемся в отпуск на Бермуды. Но во время этого визита мы практически не говорили про то, где провести отпуск. В основном про работу; еще я рассказывала Мег о том, как я съездила в Россию повидать близких. Она выглядела печальной и чуствовалась какая-то зажатость, обычно ей не присущая. Классическая розовая блузка, синие джинсы, красивые белые волосы вокруг нежного лица. Блондинки выглядят ангелами в любом возрасте. Про то сколько ей лет, Мег упомянула случайно, когда сравнивала себя со своей младшей сестрой, живущей в центральной части Англии. Этим летом она собирается домой – навестить родителей, живущих в Уэльсе, и заехать к сестре. – У нее есть настоящая работа и, представляешь, ей дали отпуск по уходу за ребенком! Я знаю, что это больная тема для Мег, которая никак не могла привыкнуть к тому, что в Америке молодые мамаши обязаны выходить на работу чуть ли не сразу после рождения малыша. Впрочем, меня это тоже удивляет, хотя у меня нет маленьких детей. – Как здорово! На все лето к бабушке! Обратилась я к Блейку, подросшему, все такому же худенькому, он начал ходить в школу и заниматься музыкой. – Какая бабушка? Удивился он и пожал остренькими плечиками. – Это nanny*! И встряхнув белыми волосиками, быстро забегал пальчиками по клавишам маленького, разноцветного пианино, стоявшего рядом с большим кожаным креслом у окна.
Вот так огромная дистанция стерла образ уэльской бабушки и она превратилась в некую няню, которую они собираются навестить во время школьных каникул.
- Предложить тебе что-нибудь попить? Тем временем спросила Мег. – Можно воду с пузырьками? Ответила я. – Она называется Fizzy water, - сказала Мег и пошла на кухню.
Билл и Даг тем временем сидели в задней комнатке и решали компьютерные проблемы, ради которых мы собственно говоря и приехали. Домик маленький по американским стандартам: стеклянная входная дверь ведет сразу в гостиную с камином, оттуда вход на кухню, из нее дверь на задний двор, справа подсобные помещения. Слева, из гостиной, коридорчик, который ведет в офисные помещения. Есть еще спаленки наверху, туда ведет лесенка из холла.
Мы с собой взяли Коко, нашу белого западного высокогорного терьера, шотландская порода, и она тихо сидела перед стеклянной дверью и внимательно наблюдала, что просходит на дворе, пока мы разговаривали. Вдруг неожиданно собака разразилась громким лаем. Блейк соскочил со своего места и подошел к ней, но стоило ему неосторожно приоткрыть дверь, как Коко пулей вылетела во двор и помчалась за кем-то. – Тяв-тяв-тяв! Раздалось на всю округу. – Боже, что это? Я нехотя поднялась с дивана и вышла на улицу. На высоком дереве сидел рыжий кот, вцепившись всеми четырьмя лапами в ветку, яростно шипя, с ощетинившейся шерстью. – Ну ладно, ладно, успокойся. Я взяла Коко на руки и поглаживая, занесла ее в дом. Мег уже вовсю возилась на кухне, на ужин предназначался ягненок с картофелем и аспарагусом. – Как ты считаешь, нужно ли делать салат? Крикнула она из кухни, услышав, что я вернулась. – Да нет, пожалуй не стоит, - сказала я, входя в кухню и увидев бутылку с водой на столе, потянулась за стаканом, чтобы налить себе воды. За кухонным окном вдруг мелькнула черная тень, и на меня уставились два зеленых глаза. – Ой, а это кто? Еще одна кошка?
- Это он, сказала Мег. И черный кот без единого пятнышка, спрыгнув с подоконника, исчез. Вода была холодная, приятная на вкус, и выпив целый стакан, я поставила его обратно на стол.
***
- Это ортодоксальная церковь в самом центре города. А это католический храм, я там крестилась. Снегу было много, да. Но я все равно поехала на кладбище, у меня там бабушка лежит и отец. Видишь, стою в снегу по колено, пришлось пробираться через сугробы. Дорожек-то индивидуальных нет. Я показывала российские фотографии Мег на экране компьютера и комментировала каждый кадр. Она стояла рядом с креслом, на котором я сидела, слегка наклонившись к экрану и кивала в такт к моим комментариям белокурой головкой. Пахло свежими стружками, мы смогли найти свободный компьютер только в мастерской.
- Ну что, пора накрывать к ужину, - прервала меня Мег и пошла обратно в домик. – Но ты не закрывай компьютер, мы еще досмотрим! Крикнула она уже на ходу.
На белых тарелках лежали аккуратно отрезанные пластики мяса, мягкого и сочного. Картошка была обжигающе-горячей, поджаристые шарики испускали пар, если надавить на них вилкой и сломать хрустящую кожицу; вокруг них обвивались длинные стручки аспарагуса. Наконец-то все собрались в гостиной. Билл и я сидели на диванчике, Даг на кресле у окна, Мег примостилась с тарелочкой на кресле у камина. Рядом, на маленьком детском креслице стояла тарелочка с едой для Блейка, который смотрел мультик по компьютеру в офисе.
- Ба-бах! Вдруг громыхнуло за окном. – Бам-ба-ба-барах! Громыхнуло еще громче.
- Обещали торнадо, - произнес Билл, - я смотрел прогноз на погодном веб-сайте.
- Ну торнадо вряд ли здесь случится, а вот гроза может быть... Протянул Даг. Мелькнула молния, за ней еще одна и еще одна.
- То, что вы здесь называете грозой, в России даже не воспринимается как стихийное бедствие, - проглотив кусочек горячей картошки, сказала я. Мег подошла к окну и приподняла нижнюю створку. Свежий воздух ворвался из сгустившейся темноты оттуда, снаружи.
- У меня есть тост! Сказала я. – Cheers*! Сказал Даг. – Не так, - поморщилась я. - Я вам скажу по-русски. Давайте выпьем за то, чтобы каждый из нас... – Как правильно сказать we made escape? Обратилась я к мужу. – ОК, значит за то, чтобы нам всем удалось найти укрытие!
Мы подняли пузатые бокалы, в которых плескалось красное вино, свет отражался от горящего камина, и чокнулись. Муж наклонился и поцеловал меня в ухо.
- Ну так как же правильно готовить карри*? Вернулась я к начатому разговору.
- Даг прекрасно управляется с этим, я могу лишь купить готовое, в банке, в магазине, - улыбнувшись, сказала Мег.
- Дзинь, бам, трах! Послышался шум с кухни, что-то полетело на пол и мелькнула рыжая тень. Банки, стаканы повалились со стола, кот бился о стекло над кухонным столом, Коко тявкала и прыгала на месте, пытаясь зацепить рыжего. Кот влез в приоткрытое окно на кухне и, увидев собаку, ломанулся назад, но не сразу мог вписаться обратно. Коко яростно рычала и хватала зубами воздух, кот все-таки извернулся и вылез обратно в окно. Коко тут же успокоилась. И стало слышно, что за окном идет дождь. На полу растекалась лужа воды под названием fizzy, блестели осколки стаканов и перевернутая миска бренчала, покатываясь по полу.
***
- Я хочу остановиться на три дня в Лондоне. – Ты знаешь, погулять, посмотреть, отдохнуть от семьи. Мег складывала картошку обратно в кастрюлю. Она печально вздохнула и сказала: - Почему-то я всегда представляла себе русских бабушек именно такими. Они очень и очень простые. Например, на той фотографии, где та твоя тетя в платке, повязанном вокруг головы, готовит ужин. По кухонному окну лились струи дождя и нам с мужем пора было собираться домой. Блейк давно уже был в постели. Билл все никак не мог оторваться от компьютера, и я подходила несколько раз к нему, дергала за рукав, гладила по голове и говорила, что нам пора. Он качал головой, говорил, что вот-вот какая-то программа закончит начатый процесс, и как только, так сразу, в общем, еще двадцать минут.
- Мяуууааауууииииаааа! Сквозь шум дождя и грохотанье грозы послышались далекие странные звуки. - Это еще одна кошка, - сказала Мег и пошла к входной двери. Мокрое полосатое животное мягко скользнуло внутрь и прыжками поднялось по лестнице наверх в спальни. – Так сколько же у вас их? Спросила я. – Три.
В офисе было тихо, Даг бесшумно передвигал какие-то коробки, расставляя их по полкам. Черный кот жмурился из своей корзины, стоявшей наверху шкафчика. Коко лежала у ног Билла, даже не замечая, что находится в одной комнате с котом. Рыжий был тоже где-то в доме, и хотя его не было видно, но чуствовалось его присутствие. Do-it-yourself-coffins*, - бросилось в глаза название книжки, лежавшей поперек остальных на книжной полке. Я помотала головой и взглянула опять. Именно так.
- Нам пора идти, - сказала я. – Хорошо, хорошо, уходим. – Но ты знаешь, я забыла свою куртку в машине. А на улице такой дождь!
- Я вас провожу, - сказал Даг. Он достал из кладовки большой черный зонт и стал его раскладывать. Когда Мег приоткрыла дверь, струи воды полились прямо на порог. – Хи-хи, - смущенно сказала она, - у нас нет водостока. – Ну побежали, - крикнул Даг. Я на ходу чмокнула Мег в щеку, подталкиваемая Дагом: – Не целоваться!
Билл побежал первым, большой, грузный, со своим рабочим чемоданчиком, за ним следом Даг с большим раскрытым зонтом, и я за ним, с Коко на руках, крепко сжимая ее поводок в кулаке. Машина была тут же во дворе. Билл метнулся к водительскому сиденью, стал открывать ключом дверцу, а мы с Дагом тем временем обогнули машину, наступили в накопившуюся лужу, в туфли тут же набралась вода, и я плюхнулась на переднее сиденье, все также держа собаку на руках и хохоча, маша рукой Дагу, чтобы бежал домой. - Спасибо, пока, доброй ночи! Он захлопнул дверцу за мной. По ногам стекала вода, за стеклом была темень, и слышно было лишь как шумит дождь.
Обратно мы ехали также, через Лондонтаун, старинный портовый городок, сейчас там музей, и Аннаполис, вполне процветающая столица штата. Конечно, никаких амбаров или там даже леса в темноте не было видно. Мокрый хайвей блестел в темноте и большую часть дороги мы просто молчали.
Примечания:
*God’s Country – земля Господа, образное выражение о сельских просторах
*Cheers – популярный тост, типа на здоровье!
*Карри – индийское блюдо из риса
* Do-it-yourself-coffins – сделай сам гробы, пособие для тех кто любит мастерить руками
Апрель 2006