Однажды любой симпатичной женщине приходит в голову сделать фото "ню". Ну, может, не любой, но большинству. Хотя, вспоминая частные фотоальбомы своих подруг, возьму на себя все-таки наглость сказать, что всем. А уж коли я ошибаюсь, не обессудьте…
Забавную мысль в свое время сказала Ника Шведова. "Иногда приятно посмотреть на лицо парня, которому ты якобы случайно бросаешь, что у тебя дома есть такие снимки".
Ника – моя старшая подружка. Ее внешность заставляет рыдать от зависти Синди Кроуфорд и Клаудию Шиффер вместе взятых. При этом Ника крайне разборчивая дама. На абы кого она не польстится никогда. С шестнадцати лет, как начала половую жизнь, всегда себе отбирала достойных экземпляров. И они у нее на цырлах ходили. Умеет девочка строить мужчин, ничего не могу сказать…Сейчас Нике тридцать два, она уже замужем, воспитывает двоих пацанов, при этом еще и находит время на парочку любовников. Надо уметь…
Именно с Никой я решила посоветоваться, кого выбрать в фотографы. Знакомые при этом отметались моментально. Среди них не было ни одного профессионала, а делать любительские снимки я не хотела.
Ника задумчиво молчала в трубке минуты две.
– Любка, вот ты умеешь озадачить. Ну, есть на примете три товарища. Василий – очень хороший мастер, но он, честно говоря, староват…
– Ника, прекрати, – усмехнулась я. – Я же не трахаться с ним собираюсь.
– А тут, девочка моя, еще бабушка надвое сказала, – протянула Ника. – Иногда это так возбуждает… Но у него заказов и без тебя выше крыши. Да и берет он дорого.
– Ладно, что там у тебя с остальными кандидатурами?
– Алексей. Хороший парень, но пьет по-черному… Может запороть фотки.
– Не устраивает. Настроение у меня пропасть может. Кто там у тебя третий.
– Третий – лишний, – ответила Ника.
– Не поняла? – Изумилась я.
– Фамилия у него такая, – захохотала моя подруга. – Зовут Тимофей, для друзей – Тим. А по фамилии он Лишний. У него только один недостаток.
– Это какой же?
– Красивый, скотина, как Аполлон, – проворчала Ника. – Он это знает и пользуется своей внешностью.
– Так это ж разве недостаток?
– А ты подумай, девочка моя, каково это – лежать голой перед красивым мужиком, который смотрит на тебя исключительно как на рабочий объект? Уверяю тебя, сдержаться сложно.
– Ника, ты редкая нимфоманка! – Фыркнула я.
– Я знаю, Любка. И это не порок! Ладно, сейчас я скажу, как до Лишнего дозвониться. Номерок у меня где-то недалеко был записан…
Получив телефон Тима, я не сразу бросилась к аппарату. Мне надо было подумать. Неожиданно на меня напала какая-то непонятная нерешительность. Нет-нет, фотографироваться мне не перехотелось. Но непонятные нотки, прозвучавшие в голосе Ники, меня немного насторожили. Обычно она гораздо циничнее отзывалась о своих любовниках. А то, что Тимофей Лишний был ее любовником, я не сомневалась ни секунды. Красивый мужик, который проигнорировал Нику? Ой ли! Ника такого не допустит. Боюсь, что господин Лишний ушел от нее сильно потрепанный. Ника умеет, я знаю…
Интересно только, как я ему объясню, что мне нужно далеко не фото для семейного альбома? Возможно, он и так догадывается, за какими заказами звонят ему женщины. А возможно, и нет.
Тим снял трубку мгновенно. Странно… Обычно люди творческие долго идут к телефону и заставляют себя ждать. Видимо, Тимофей к таким не относился.
– Я слушаю вас.
– Тимофей?
– Да.
– Здравствуйте. Ваш номер мне дала Шведова. Ника Шведова.
На том конце провода повисло тяжелое молчание.
– И в качестве кого она меня рекомендовала? – С легким смешком наконец-то отозвался Тим.
– А вы занимаетесь чем-то еще, кроме фотографии? – Не преминула съехидничать я.
Тим вздохнул.
– Простите, как вас зовут?
– Любовь. Можно просто Люба.
– Так вот, Люба… Я по профессии не фотограф, а слесарь.
Я аж поперхнулась. Однако какая комбинация: фотограф и слесарь. Ну-ну… Жизнь все еще полна сюрпризов. Я мысленно прокрутила в голове наш диалог и испытала впервые за многие годы чувства стыда. Как-то некрасиво я его подколола. Ладно, постараемся исправиться.
– Ой, простите, Тимофей…
– Можно просто Тим, – он довольно точно передразнил мои интонации. – Да и извиняться не стоит, поверьте мне. Вы даже не представляете, с какими любопытными типажами мне приходится встречаться. Я имею в виду свою основную профессию. Так когда я говорю, что еще и фотограф… Ну, вы понимаете, какие ассоциации у них сразу возникают. Ладно, это все издержки… Вам нужно просто фото или как?
Он настолько резко сменил тему, что я опешила.
– Или как, – наконец-то выдавила из себя я.
Да что ж такое! Откуда вдруг взялась эта стеснительность?! В конце концов, не девочка уже давно. И насмотрелась уже, и все остальное! Или это не я бессовестно дразнила компанию из семерых мужиков, пытавшихся взять меня "на слабо"?
При воспоминании об этом сюжете по моей холке пробежал довольный холодок. Это было действительно сильно. Два года назад, летом, я оказалась одна в мужском обществе. Общество было вполне безопасным: компания физиков-лириков, где каждому далеко за сорок, а парочке так и вообще за пятьдесят. На их фоне я была совсем молодой соплячкой. И каждый из них пыжился изо всех сил, чтобы показать свою значимость и отеческое снисхождение ко мне, такой молодой и глупенькой. Хотя каждый из них – это чувствовалось по плотоядным взглядам, внезапным и брошенным как бы невзначай – уже в мыслях вертел меня на диване и так, и этак. Увы, увы… Все они были давно женаты, жены – стервы еще те, да и я для них оставалась фруктом загадочным. Такие девочки нередко становились причиной крушения не одной карьеры. И они это прекрасно понимали. Собственное спокойствие было им дороже. Тем более, у одного из них на тот момент я работала в фирме. А шеф у меня изображал редкую неприступную крепость. Как выяснилось впоследствии, быстро вывесившей белый флаг.
Тем не менее, выпитое шампанское сильно било в мужские головы, а я откровенно издевалась над ними, то закидывая ногу за ногу, то поправляя якобы случайно упавшую бретельку платья… А уж выпить шампанское, пристально глядя кому-то в глаза, а потом облизать губы... Ну, стерва я, стерва, что ж с того?
В итоге кто-то из них не выдержал и напрямую заявил:
– Люба, прекратите так откровенно излучать сексуальность. В конце концов, мы тоже живые люди.
– Вы хотели бы, чтобы я сидела с видом холодной рыбины? – Невинно переспросила я.
– Нет, конечно, – буркнул он. – Но я не люблю недосказанностей. А вы себя ведете так, как будто сейчас начнете стриптиз танцевать.
Ох, как же он меня задел! Ну какой же ханжа! Я прекрасно знала, что у него помимо жены есть любовница немногим старше меня. И этот хрыч будет мне что-то рассказывать!
Я встала и походкой манекенщицы пошла к двери. Там я остановилась и, стоя спиной ко всей компании, взялась за бретельки платья.
– Станцевать-то я станцую, только я за сердце ваше волнуюсь. Тут все уже не первой молодости. А мне потом статью пришьют.
Тут уже вмешался мой шеф.
– Ну, насчет "станцевать" – это ты загнула, и я…
Он не договорил. Резким движением я отправила платье на пол и осталась только в туфельках и трусиках.
– Мне продолжить или как? Вы что, на слабо решили меня взять, судари любезные?
Я развернулась. Немая сцена в гоголевском "Ревизоре" отдыхала. Физики-лирики застыли с такими лицами, что я невольно расхохоталась.
– Ох, до чего же вы, мужчины, иногда забавные, честное слово. Ладно, пойду я уже. Мне пора.
И оставила их обсуждать мою персону.
Об этой моей выходке потом ходили легенды. На работе после этого я, естественно, долго не задержалась, жена шефа по "сарафанному радио" прослышала о поступке вашей покорной слуги, и мне пришлось покинуть контору. Впрочем, на тот момент я уже успела переспать с шефом, но это уже совсем другая история.
Вот такие взбрыки иногда случались в моей биографии. Но при всем этом меня почему-то терзало двойственное чувство. С одной стороны, я уже решилась на откровенную фотосессию, а давать "задний ход" не в моих привычках. С другой, какое-то неведомое чувство подсказывало мне, что эта моя идея будет иметь серьезные последствия.
На том конце провода опять повисла тишина. Наконец Тим ответил:
– Вы только не подумайте, что меня сейчас терзают какие-то сомнения…
Нет, не подумала. Сомнения терзали как раз меня.
– Просто вы немного неожиданно, – продолжал Тимофей Лишний. – Я буквально послезавтра улетаю во Францию недели на три. А потом, наверное, у меня будет очень много выгодных заказов… Извините, что мне приходится ставить вам условия, но если вы хотите устроить фотосессию, то только завтра с утра. У меня в студии. Вас устраивает?
Бог ты мой, он еще и извиняется… Честное слово, я была худшего мнения о всей этой творческой братии.
– Меня все устраивает, Тимофей… То есть, Тим, – поправилась я.
– Отлично, Люба. Тогда до завтра. Мой адрес…
– Я знаю, – перебила его я. – Ника сказала, где ваша студия.
– Какая редкая память оказалась у девушки, – задумчиво протянул Тим. И мне показалось, что в его голосе прозвучала неприкрытая грусть.
– До завтра, Тим.
– До завтра, Люба.
После разговора с ним я занялась подбором одежды. Значит, сексуальное белье – это само собой. Понадобится оно или нет, пока не знаю, но тем не менее… Юбка, блузка… Или лучше строгий брючный костюм для контраста? Мать моя женщина, думаю о своем внешнем виде, как будто действительно на свидание собираюсь! А с другой стороны, чем не свидание?
Утром я подскочила ни свет ни заря. А ведь я по природе своей редкая "сова". Поспать так до полудня – святое дело. Но в этот день внутренний будильник сработал в семь ноль-ноль.
– Люба, я тебе удивляюсь, – сонно пробормотала я себе, вылезая из-под одеяла.
В ванной долго рассматривала свое тело в зеркале, как будто видела его в первый раз.
– А вполне еще ничего старушка, несмотря на буйный образ жизни, – мрачно констатировала я. Утром у меня настроение всегда ниже среднего. И поэтому взгляд в зеркало неизменно сопровождается язвительными комментариями.
Нет, так-то я знаю, что у меня с внешностью все в полном порядке. Абсолютно идеальные пропорции 90-60-90, рост метр семьдесят, правильные черты лица, огромные карие глаза, шелковистые волосы до плеч… Короче, хоть сейчас на подиум. И хотя психологи рекомендуют каждое утро, смотря на свое отражение, восхищаться собственной внешностью, я самолюбованием не занимаюсь. Иногда полезнее самокритика.
Хотя тут тоже как сказать… Помните, как говорил один юморист про три стадии возраста? Первая – это когда ты всю ночь пьешь, гуляешь, неизвестно чем занимаешься – и утром по тебе этого не видно. Вторая стадия – когда по тебе это видно. И наконец, третья – когда ты всю ночь спокойно сидишь дома, а утром такое ощущение, будто ты пил, курил и неизвестно чем занимался. Так вот, среди моих подруг есть одна особа, Катя Барина, по прозвищу Артемида. Прозвище вполне оправдано. Древнегреческая богиня, как утверждают мифы, обновляла девственность каждый раз после купания. Катя могла три дня не вылезать из общаги, ведя далеко не самый праведный образ жизни, но после этого загула шла в душ и выглядела после этого свежей, как майская роза.
Искренне завидовала этой особенности организма. Помнится, лет в семнадцать я тоже два дня дома не ночевала, и на меня потом смотреть было страшно. Под глазами синяки, в глазах – полное отсутствие каких-либо эмоций, ноги – на ширине плеч. Ну так а что вы хотели: молодой человек попался с итальянским темпераментом и нечеловеческими размерами детородного органа. И пользовал он меня как хотел, а хотел он много и часто. Просто удивляюсь, как я тогда умудрилась не залететь. Презервативы на такой размер найти было проблематично, а у меня как раз начались опасные дни. Но об этом я вспомнила уже после выхода из общаги. Подруги, увидев меня после этой оргии, все как одна заявили, что краше в гроб кладут. Эх, было времечко лихое… Впрочем, оно у меня и по сей день не сказать чтобы сильно целомудренное.
Завершив моральные пинки в свой адрес, я задумчиво уселась за макияж. И вот тут у меня наступил абсолютный ступор. Фотография – дело тонкое и еще неизвестно, как будет выглядеть мое лицо при том или ином освещении. Но и выйти из дома не накрасившись я тоже не могу. После некоторых колебаний остановилась на необходимом минимуме и, в последний раз окинув себя придирчивым взглядом, пошла на остановку.
Студия Тима находилась довольно далеко – в другом конце города. И хорошо, что на улице стояла поздняя весна, а не традиционно жаркое для нашего города лето, когда поездка в общественном транспорте заставляет вспомнить о немецких душегубках. Хорошо бы я выглядела после полутора часов в душном автобусе! Тут впору снимать не эротику, а кадры для фильма ужасов. Возвращение кикиморы. Хе…
Дверь он мне распахнул мгновенно, как будто стоял и ждал моего звонка. И вот тут я испытала первый шок. Да, Ника предупреждала меня, что Тим красив. Но есть разница между "красив" и "молодой полубог". Идеальная мужская фигура, четко очерченные мышцы, выделяющиеся даже под футболкой, тонкие губы, иссиня-черные волосы, спадающие на плечи, и глаза настолько темные, что не было понятно, где зрачок, а где радужная оболочка.
Я представила себе, что испытывают бабы, пригласив такого слесаря себе на дом. Мамочки родные, до чего же потрясающий экземпляр!
И еще. Мужчина может быть красивым, но не желанным. Где находится эта неуловимая черта, которая заставляет женщин сходить с ума, Бог весть. Но Тим был сексуален до предела. Я поймала себя на том, что у меня перехватило дыхание. Мама-мама-мамочка! Что же со мной творится?! Я и подозревать не могла, что мужчина способен произвести на меня такое впечатление. Может, поэтому я с порога брякнула невероятную глупость.
– И у тебя никогда не возникало желание идти в фотомодели? Ты бы бешеные бабки срубал!
Он улыбнулся, показав ровные белые зубы.
– Пройденный этап в моей биографии. Мужчина должен зарабатывать на жизнь руками. У меня немножко другое воспитание. Отец приучил. А он был тоже редкий красавчик. Первый парень на деревне. Ну, в его случае – в таборе.
Ах вот оно как… Тут и цыгане в роду есть. А вот мама явно была славянкой. Смешение кровей дает иногда потрясающий результат.
– Мне так казалось, у цыган больше конокрады в почете.
Он пожал плечами.
– Разное бывает. Папа был белой вороной. Ушел из табора и устроился на завод. Дико, но факт. Я вот тоже в пролетариях.
– А фото?
Тим засмеялся.
– Ты не представляешь себе, какие громы и молнии метал папик, когда узнал об этом моем увлечении. Что ж, в семье не без урода. Но ты так и собираешься стоять на пороге?
Я зашла в студию. Софиты, диваны, кресла, несколько фотоаппаратов на штативах. Все абсолютно стандартно. Хотя… Интересно, почему это я ожидала чего-то особенного? Магия какая-то, честное слово.
Тим коснулся моего плеча. Я обернулась. В руке он держал бокал с янтарной жидкостью. Второй такой же бокал стоял сзади него на столе.
– Я не пью коньяк, спасибо.
– Ты не пьешь ПЛОХОЙ коньяк, – улыбнулся он. – А армянский, который закатали в бочку еще до твоего рождения, надо бы попробовать.
– Неприлично напоминать женщине о возрасте, – тут же съязвила я. – И вообще, может, я удачно сохранившаяся пятидесятилетняя старушка!
– У меня профессиональное, – отозвался он. – Возраст я определяю с точностью до двух лет. Есть вещи, которые не скроешь никакой косметикой и подтяжками. Взгляд, движения, речь… Хотя, я сейчас вот что тебе покажу….
Он поставил свой бокал обратно на столик и отправился к длинному шкафу в глубине студии. Откуда-то с верхней полки достал огромный фолиант, перевернул пару-тройку страниц и протянул мне.
– Полюбопытствуй.
С фотографии на меня смотрела таинственная незнакомка в маске кошки. Она лежала на бильярдном столе, обнаженная, если не считать маски и высоких сапог. Изогнувшись, обнаженная кошка целилась кием прямо в объектив. И в глазах ее застыл неподдельный охотничий азарт. Фотография была черно-белой, часть тела скрывалась в тени, но это не мешало понять, какая шикарная женщина позировала фотографу. Я пялилась на карточку минуты две, потом положила альбом на стол и беззвучно похлопала в ладоши.
– Браво, маэстро. Браво.
– Налюбовалась? – С легкой усмешкой спросил он.– А теперь маленький фокус. Кошка без маски.
Жестом фокусника он достал из нагрудного кармана еще одну фотографию. Мои брови удивленно поползли вверх. Я смотрела на женщину лет сорока пяти, с «гусиными лапками» в уголках глаз, немного припухшим лицом, с печатью усталости на лице.
– Это она же? – Задала я совершенно ненужный вопрос.
Он только кивнул.
– Игра света и тени. Правда, интересно получилось? Ты не представляешь себе, как мне ее пришлось уламывать для фотосессии. Просто когда я увидел ее на улице, то понял: вот она! Идея с кошкой у меня давно в голове вертелась. Но понимаешь, кошка, как мне представляется, животное хитрое, коварное, мудрое. А молодые девочки, которых я пытался изобразить в таком образе… Не знаю, не было у них чего-то в глазах. Глубины, понимания, чувства. И вот тут я встречаю Клавдию. Я и так к ней подкатывался, и этак. Еле уговорил.
– Странно, – заметила я. – К ней подкатывается такой мачо, а она еще и выпендривается.
– Она лесбиянка, – спокойно ответил Тим. – Мои внешние данные не играли никакой роли. Но я ей перебрал всю сантехнику. Этим и покорил.
Я расхохоталась.
– Да у вас, сударь мой, своеобразный подход к женщинам.
Он развел руками.
– Что есть, то есть. И ты долго еще будешь греть коньяк?
Я пригубила янтарный напиток. По горлу прокатилась теплая шоколадная волна.
– Очень даже приятно…
Тим укоризненно посмотрел на меня.
– Карапет Агорян убил бы тебя за такое определение. Эту бутылку он хранил для особо важных гостей. А мне отдал, кстати, тоже за эротическую фотосессию.
– Агорян, Агорян, Агорян… Где-то я слышала о нем. И я не поняла – он что, сам снимался у тебя?
– Нет, его жена. Она потом мне тоже отдельно проставилась, – улыбнулся Лишний. – Потому что после этих фотографий ее супруг смог взглянуть на нее совсем с другой стороны. А дядюшка Карапет – директор коньячного завода.
– Ах да, конечно же, вспомнила! Он же недавно в депутаты баллотировался. То-то я думаю, фамилия знакомая.
– Ладно, – Тим одним глотком допил коньяк и протянул мне другой альбом. – Посмотри теперь сюда. Это уже те фотографии, которые шли на разные конкурсы.
Я задумчиво перелистывала страницы. Тимофей был, конечно, профессионалом экстра-класса. Он умел подать обнаженное тело более чем эротично. Меня особенно восхитила фотография, на которой с женщины спадало полупрозрачное платье. Женщина стояла вполоборота к камере, чувствовалось, что под платьем нет ничего, но одежда все-таки еще прикрывала ее, создавая некое подобие облака, окутывавшего тело.
– Красиво? – Спросил Тим.
Я зачарованно кивнула.
– Знаешь, есть девушки, которые считают, что обнаженка – это нечто вроде серии «прием у гинеколога». – Тим снова улыбнулся. – А самая прекрасная нагота – это нагота скрытая.
– Тим, ты эротоман.
– Художник обязан быть таким. Он должен влюбляться в объект искусства, хотеть до звона в ушах, но при этом оставаться холодным. Только так получаются хорошие снимки.
– И ты что, хочешь каждую свою модель?
– Естественно, – удивился он. – А как же иначе?
– Но так же и импотентом остаться недолго.
– Это почему же?
– Ну.. Хотеть… И не иметь возможности… Хотя, с твоей внешностью, я думаю, проблем с женщинами возникать не должно. Ни с моделями, ни вообще…
И я осеклась. Я поняла, что незаметно для себя свернула на скользкую дорожку. Куда делась моя скованность и растерянность? Я общалась на абсолютно пограничные темы с человеком, которого видела впервые в жизни. И даже несмотря на то, что я собиралась позировать ему в обнаженном виде, еще не так давно я испытывала какое-то смущение… Ох, мама, мама, что же происходит с твоей дочерью? Ладно. Спишем все на выпитый коньяк.
И вот тут я поймала взгляд Тима. Взгляд горячий, жадный, желающий.
– Люба, – он взял мою руку и нежно коснулся губами кончиков пальцев. – Пойми одну простую вещь. Моя задача – расслабить женщину настолько, чтобы она доверилась мне. В тот момент, когда мы работаем в паре, между нами должно быть полное доверие. Доверие художника и музы. И тут люди должны абсолютно, бесконечно доверять друг другу. А это – вопрос не возможностей и потребностей. Это целая внутренняя вселенная.
Он сказал это таким бархатным голосом, что у меня закружилась голова, а весь проклятый женский организм подал все признаки полного возбуждения.
– Тимофей, вы, кажется, применяете запрещенные приемы.
– Ни в коем случае, – отстранился он. – Я просто пытаюсь найти точки соприкосновения. Теперь давай подумаем – как ты видишь себя на этой фотографии?
Я усмехнулась и отошла от него на пару шагов в сторону. Ох, молодой человек, зря вы раззадорили меня. Это ж сейчас начнется поединок двух личностей. И мы посмотрим, кто из нас устойчивее.
– Какой я вижу себя? – Задумчиво переспросила я, расстегивая блузку. – Я вижу себя глазами нетерпеливого мужчины…
Блузка полетела в сторону, за ней последовала юбка. Я стояла перед Тимом, гордо подбоченившись, давая ему возможность оценить и мою фигуру, и тщательно подобранное сексуальное белье.
Тим задумчиво побарабанил пальцами по подбородку, подошел ко мне, развернул к себе спиной, потом обратно. Он смотрел на меня действительно как на рабочий объект, а не как на женщину.
– Не то, – наконец резюмировал он. – Совсем не то. Все, конечно, хорошо, но стандартно. Стиля нет.
Я озадаченно захлопала глазами. Тимофей оказался полон сюрпризов.
– Я не поняла, а что ты мне предлагаешь?
Он пожал плечами.
– Есть обычный портрет. И есть портрет со смыслом. Есть «Джоконда» и есть просто чье-то лицо. Мимо простого лица пройдут, не задумавшись. Возле Моны Лизы остановятся. И дело не в том, что Мона Лиза более известна. У нее в лице, в фигуре есть ЧТО-ТО. И это ЧТО-ТО привлекает гораздо больше. Ты понимаешь? Мы должны создать некий образ. Твой. Уникальный. Особенный. Тот, который потом нельзя будет повторить, а только скопировать. Вот о чем я говорю. Да, у тебя хорошая фигура, красивое лицо, дорогое белье. Но таких фотографий тысячи и тысячи. Думай, какой образ тебе ближе.
Я задумалась. Однако… Озадачил так озадачил.
– Ну, я не знаю… А что ты мне можешь предложить?
– Давай я тебе покажу ролевые снимки. И ты все поймешь.
Передо мной на стол легли три карточки. И только кинув на них один взгляд, я поняла, насколько прав Тимофей, говоря об уникальности образа. Я смотрела не просто на снимки. Передо мной в каждом из них была целая история. С прелюдией и эпилогом. И все это – в одном кадре.
Сюжет первый. На палубе, привязанная к мачте, полусидит-полулежит девушка в промокшей насквозь разорванной рубашке. На лицо падают спутанные волосы. В глазах – одновременно ужас и покорность судьбе. И в то же время – напряженные мускулы рук, упрямо наклоненная голова, босые ноги, упершиеся в мачту, словно готовые бросить тело навстречу невидимому противнику.
Кто она? Пиратская пленница, за которую не получен выкуп и потому обреченная на злую участь? Любовница корсара, изменившая одноногому моряку с симпатичным матросом? Или наоборот – единственная оставшаяся в живых после налета фрегата на пиратскую шхуну? И ее, как законный трофей, забрали с собой королевские матросы?
И что ждет ее впереди? Морская пучина, безмолвно принимающая в себя людей, не спрашивая ни возраста, ни чина? Или неожиданное спасение в последний момент?
Сюжет второй. Охотница. Или разбойница? Кто она – эта прекрасная незнакомка на фоне леса, целящаяся из огромного лука вверх? И почему она одета столь бедно? Неужели друзья-разбойники не смогли раздобыть для нее что-нибудь потеплее сандалий и набедренной повязки? Или это рассказ о прекрасной амазонке затерявшегося племени на одном из «белых пятен» земного шара?
И последняя фотография. Мне она почему-то понравилась больше всего. Для себя я ее назвала «Уже не девушка». Возле водопада на коленях стоит обнаженная женщина, протягивающая руки куда-то вдаль. А вдали, в легком тумане, едва различим сюжет единорога. Животного, как известно, крайне упрямого, и дающегося в руки только девственницам.
– Все хорошо, конечно, но единорог – это, согласись, уже фотомонтаж.
– Не угадала, – засмеялся Тим. – Это не единорог, а самый обыкновенный пони. Только ко лбу я ему рог прицепил из фольги. Ты представить себе не можешь, как мы с Галей долго снимали этот сюжет. Неделю угробили. То погода не такая, то пони не в настроении – стоять на месте не хочет. Да и снимать можно только утром, пока туман не рассеялся. Галина все терпела только из любви к искусству.
Он помолчал, потом улыбнулся своим мыслям.
– М-да… А картинка оказалась пророческой.
– Что, ты ее невинности лишил? – Незамедлительно отозвалась я.
– А, ты знаешь эту легенду… – Протянул он.
– Конечно же, знаю, – фыркнула я.
– Ну, если честно, то да… Я понятия не имел, что она еще девственница. Все-таки, ей двадцать два тогда было, да и вела она себя довольно раскованно. Но после того, как мы с этой съемкой отмучились, я отправил фото на конкурс. И через два месяца приходит сообщение – так и так, вы на втором месте. Мы с Галей поехали приз забирать. А после банкета в гостиничном номере все и случилось…
– Я ее прекрасно понимаю, – пробормотала я, как показалось мне, довольно тихо. Но Тим все услышал.
– Да что ты говоришь? – Переспросил он. – Но давай уж мы сначала сделаем фото, а потом уже будем обсуждать менее творческие вопросы. Итак, ты подумала о своем образе?
Я растерянно развела руками.
– Полагаюсь исключительно на ваш талант, маэстро.
– Вот то-то, – ворчливо отозвался он. – Я и фотографирую, и сюжеты придумываю… Но с тобой мы разыграем другую сцену. Послушай меня…
Он подошел ко мне и взял мою руку в ладони.
– Представь себе. Ты – особа знатного рода. Ты красива, молода, богата, знаменита. Неважно, какая это страна или какой век. Вне времени. Вне пространства. Ты – одна и единственная. У тебя сотни слуг, готовых повиноваться тебе по любому движению руки. В конюшне стоят лучшие лошади страны, или в гараже – самые последние модели авто. Какая разница…
К твоим услугам лучшие увеселительные салоны или самые фешенебельные казино. Твоего расположения добиваются иностранные князья или нефтяные магнаты. Ты владеешь своим маленьким мирком… И тебе невыносимо скучно….
Бог ты мой, как он умел говорить… Это был какой-то гипноз. Границы фотостудии раздвинулись. Я стояла в центральном зале огромного дворца. Вокруг меня суетились лакеи. Я могла купить полмира и продать его вполцены…
Я тряхнула головой.
– Стоп-стоп-стоп, Тимофей! Прекрати меня вгонять в транс! Иначе я выйду от тебя королевой, а мне надо еще и на работу завтра.
– Вот и поедешь королевой, – безмятежно отозвался он. – Вообще женщина должна себя чувствовать царицей. А иначе никак. Но ты меня прервала… Так вот, в какой-то момент ты хочешь соблазнить придворного художника, фотографа, зависит уже от времени и эпохи. И ты позируешь ему…
– Как-то, Тимофей, ты все максимально близко к реальности описываешь, – пробормотала я, понимая, что он выстроил для меня идеальную игровую ситуацию. Абсолютно идеальную. Нет, все-таки он, наверное, помимо слесарно-фотографических навыков еще и психолог. – И как же ты меня предлагаешь одеть?
Он внимательно смерил меня взглядом, как будто видел в первый раз. Потом склонил голову набок, улыбнулся чему-то своему.
– Корсет и перчатки, – неожиданно выдал он. – Ну конечно же… Смешение стилей… И кроме того, фигура…
Я поняла, что он уже разговаривает не со мной. Это был поток сознание, видение художником своего объекта. Тим щелкнул пальцами.
– Пойдет! Раздевайся полностью. Сейчас я принесу что-нибудь для тебя.
Ого! Да у него тут еще и костюмерная есть, оказывается. Ну что ж, могла бы предстать и в образе марсианки. В скафандре. Хе-хе… Представляю себе, как это выглядело бы.
Я разделась и присела на стул, покачивая в руке бокал с остатками коньяка. Хорош, стервец Тим, очень хорош. Действительно знает, как обращаться с женщиной. Не осталось ни смущения, ни скованности. Только несносное любопытство: что же он мне приготовил?
Тимофей появился из глубины студии. В руках у него был черный корсет и черные перчатки.
– Поворачивайтесь, девушка, – весело заявил он. – Корсет – такая уж деталь одежды, что в одиночку надевать его несподручно.
– Я как-то догадалась, – хмыкнула я.
Стоя к нему спиной, пока он медленно зашнуровывал корсет, я уже откровенно ждала того момента, когда фотосессия закончится и начнется ее закономерное продолжение. Если бы Тим вздумал от меня отбрыкиваться, я бы его заставила, честное слово! Как показало дальнейшее развитие событий, отбрыкиваться не собирался никто.
Тимофей похлопал меня по плечу.
– Все замечательно, Люба. Теперь я настрою свет, а ты просто походи по студии. И помни. Ты – королева!
Я встала со стула и направилась по периметру студии отработанной походкой манекенщицы.
– Люба! – Окликнул меня Тим.
Я повернула голову. И тут же меня ослепила вспышка фотоаппарата.
– Отлично, – улыбнулся Тим. – Постановочные фотографии тем и сложны, что в них иногда нет естественности. Приходится ловить в неожиданные моменты.
– Наглец, – погрозила я ему пальцем.
И снова вспышка.
– Замечательно, – прокомментировал Тимофей. – Только помни о своем королевском происхождении. Уж снизойдите до бедного придворного художника.
Я лукаво улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй.
Вспышка.
Перебирая потом эти фотографии, я ловила себя иногда на мысли, что временами совершенно не помнила, почему мне в голову приходила та или иная поза.
Вот я стою на коленях, запустив руки в волосы и закинув голову назад. Вот я сижу на стуле, повернувшись спиной к камере. А вот я стою вполоборота к Тиму, поставив одну ногу на стул и заведя руки за спину.
Тим не сделал мне ни единого замечания, хотя, как мне кажется, некоторые мои позы казались ему стандартными и избитыми. Что поделать, я не профессиональная модель. И тем не менее, он изредка поправлял меня.
– Чуть повернись… Больше надменности во взгляде… Прикрой ладонью губы… Хорошо! Сядь на кресло. Так… Теперь повернись ко мне спиной. Чуть наклони голову. Молодец.
Сколько раз меня ослепляла вспышка? Сто раз? Двести? Я не считала…
– Тимофей, стоп. Я, кажется, устала…
Я устало потерла рукой глаза. Интересно, сколько времени я уже провела в студии? По личным ощущениям – что-то около полутора часов. Но я могу и ошибаться – окон здесь нет, часов я не ношу принципиально.
– Молодец! Выносливая ты, – он протянул мне еще одну порцию коньяка. – Обычно после первого часа съемок девушки уже скулить начинают. А ты два с половиной отработала. Умница!
Два с половиной часа? Однако…
Мы чокнулись бокалами. Я сидела в кресле, закинув ногу за ногу.
– Перчатки снять уже можешь, – заметил Тим. – Да и корсет, наверное, стянул хуже некуда, а? Ослабить узел?
– По мне так лучше вообще без него, – отозвалась я. И не преминула съехидничать: – Если, конечно, тебя это не смутит.
Тимофей на секунду задержался, развязывая корсет, а потом резко развернул меня к себе лицом. В глазах у него плясали веселые искорки.
– Я обещаю, что не буду подглядывать, – бархатным голосом проворковал он, положив мне руку на бедро и водя ей вверх-вниз. – И даже более того, – рука скользнула к моему животу, – я могу даже выключить свет.
Его пальцы добрались до моей промежности и я поняла, что готова отдаться ему прямо сейчас. Но этот мерзавец только подмигнул мне и отстранился, подняв бокал.
– Твое здоровье, Любочка.
– Ну ты подлец…
Тим усмехнулся и показал язык.
– Ты даже не представляешь всей глубины моей подлости, Любовь… Как тебя по отчеству?
Я уселась на высокий табурет и подтянула колени к подбородку.
– Я понимаю, конечно, что после моих нарядов и княжеского звания можно перейти и на имя-отчество, но я согласна на простое обращение «ваше величество».
Тим припадает на одно колено.
– Государыня! Не вели казнить, вели слово молвить!
Я захохотала. У него это получилось действительно забавно.
– Велю.
– А не поработать ли мне графом Орловым для вашего величества?
Я озадаченно посмотрела на него.
– Не поняла…
– Ай-яй-яй, ваше величество! Что у вас в школе было по истории? Орлов – любовник Екатерины Второй.
– Ах вот оно как… Я уже Екатерина.
– Нет, что вы, ваше величество, вы Любовь… – Он помолчал, а потом в его глазах снова промелькнула улыбка. – Скажи, а если вспомнить нашу фотосессию, можно ли утверждать, что я занимался Любовью?
Я хотела что-то ему ответить, но не успела. Он резко поднялся, наклонился ко мне и приник к моим губам. У меня перехватило дыхание.
– Ох, Тим, – выдохнула я, когда он дал мне возможность глотнуть воздуха. – Так мне и задохнуться недолго.
– Я что, похож на убийцу? – Спокойно спросил он, крепко сжав мои плечи и пристально глядя в глаза.
– Тим, ты меня нагло соблазняешь!
– Да ты что? – Поддельно изумился он. – И скажите, девуш… то есть, ваше величество, когда же вам в голову пришла такая мысль?
– Где-то с час назад.
– Кто бы мог подумать, – покачал он головой. – А у меня такое ощущение, будто мы начали друг друга обрабатывать с того момента, как ты ко мне зашла.
– Нахал, – вяло обронила я, больше для приличия.
– Я даже этого не скрываю, – заметил он, поднимая меня на руки. – И вообще, прекратили болтать глупости.
Господи, до чего же у него сильные и нежные руки… И какие потрясающе вкусные и умелые губы… Я лежу на кушетке где-то в глубине студии, а он целует мне шею, плечи, грудь, а потом я сама рвусь навстречу к нему, а он дразнит меня, уходит – и снова начинает ласкать языком. И в тот момент, когда у меня внизу живота разливается предательское тепло, он неожиданно входит в меня – и заставляет исчезнуть где-то в бездонных глубинах.
– Тиииим, – блаженно тяну я, обхватывая его ногами.
Ну до чего же изумительный самец! Понимая в глубине души, что это абсолютно одноразовая связь и что он меня банально уложил в койку, как делал это раньше с десятками и десятками таких же женщин, я стараюсь запомнить каждый момент нашей близости.
Он нежен и нетороплив. Он знает, как получить удовольствие самому, и как заставить испытать наслаждение женщину. В какой-то момент я перестаю существовать для всего этого мира. Я превращаюсь в пульсирующий клубок совершенно дикого наслаждения. И я знаю, что сейчас выполню любое – даже самое невероятное и запретное его желание.
И поэтому я не удивляюсь, когда он поворачивает меня к себе спиной и нежно-нежно раздвигает мне ягодицы. Сначала легкая, но приятная боль – а потом все снова смешивается в разноцветном хаосе самых фантастических красок.
– Не торопись, Тим, не торопись. Только не торопись, прошу тебя…
Я просто хочу сделать каждую секунду вечностью. Я хочу, чтобы эти взрывы восторга не прекращались. Хотя – и кому как ни мне это знать – все рано или поздно заканчивается.
Тим постепенно наращивает темп. Каким бы опытным мужчиной он ни был, все равно выдержать эту сладкую пытку долго невозможно. И я понимаю, что сейчас он кончит.
– Давай, Тим, давай, ну же.. Я хочу, чтобы ты сейчас, прямо сейчас…
… И мы оба кричим от одновременного восторга.
Он потом еще долго просто ласкал меня. Целовал губы, руки, плечи. А я лежала и млела. Нет, не бывает так хорошо. Просто не бывает. Завтра, проснувшись, я долго буду вспоминать эту фотосессию и спрашивать себя: а не приснился ли мне этот восхитительный секс?
И только потом, много дней спустя, когда я уже получила на руки фотографии, я признала Тима реальностью. Как бы ни дико это прозвучало.
Но "потом" тогда еще казалось таким далеким…
Я лежу, гладя его упругие бицепсы.
– Тим, тебе же завтра во Францию лететь, – неожиданно вспоминаю я.
– Спасибо, что напомнила, – улыбается он, проводя ладонью по моей щеке. – Но собраться я успею. А сейчас у меня есть дела поважнее Франции, поверь мне.
Он снова входит в меня – и заставляет забыть обо всем на свете. И долгих полтора часа я пребываю в состоянии невесомости. Это уже тот случай, когда цепочка оргазмов сливаются в один – долгий и сумасшедший. Оргазм, после которого ничего не помнишь, и только коварная память все время возвращает тебя к одному моменту – ты лежишь, обнаженная, под мускулистым мужским телом и кричишь, кричишь, кричишь от наслаждения так, что уши закладывает.
… И весь мир дрожит вместе с тобой.
Когда мы вышли из студии, на город уже спустился вечер.
– Я провожу тебя до дома.
– Не надо, Тим. Уверяю тебя: не надо. Мы оба знаем, что такой секс не бывает многоразовым. Это как вспышка. Поэтому пусть он и останется приятной случайностью в серых буднях. А все эти проводы-поцелуи на прощание в данном случае – пошлость. Нам было хорошо, и давай не будем портить эту яркость жизни никакими бытовыми мелочами.
Он долго смотрит на меня, потом обнимает и целует в макушку.
– Ты слишком умная девочка, Люба. Нельзя так. Если женщина умна и красива, это уже опасный коктейль.
– А я умею талантливо притворятся дурочкой.
– Не умеешь. По крайней мере, я не заметил, – улыбается он и в одно мгновение становится серьезным. – Значит, так. Из Франции я вернусь через двадцать дней, максимум – через месяц. Потом много работы…
– Ты мне это говорил.
– Когда? – Удивился он.
– Да когда я тебе звонила, склеротик, – ласково хлопнула я его по лбу.
– И правда, – усмехнулся Тим. – Было дело. Но я постараюсь сделать тебе фотографии как можно быстрее. Оставь свой телефон, я перезвоню.
… Потом потянулись долгие дни ожидания. Воспоминания о Тиме блекли, превращались в какой-то призрачный туман. Было это или не было – не помню уже, не помню… Возможно, все это был просто красивый сон. Ведь ты, Люба, такая фантазерка.
Через две недели я начала проявлять первые признаки нетерпения, через три раздраженно на всех огрызалась, через месяц почти успокоилась. Все как-то отошло на задний план.
Потом у меня на работе случился довольно забавный казус. Рассказывать в подробностях неинтересно, но суть заключалась в том, что из-за меня повздорили два топ-менеджера. При этом, отмечу, я ни одному, ни другому не выражала никаких признаков симпатии. Тем не менее, молодые люди меня не поделили, и их разнимала наша охрана.
В итоге было принято решение убрать с глаз долой опасный элемент, вносящий смуту в коллектив. То есть, меня.
В принципе, в этой конторе меня ничто не держало, но уйти просто так, без концерта, не позволяло женское самолюбие. Я устроила тщательно продуманную истерику генеральному с обещанием сильно испортить ему семейную жизнь.
Генеральный струхнул. Я пользовалась репутацией барышни "с заскоками", вполне способной явиться домой к начальству в час ночи и предложить разговор "по душам" и начальству, и его супруге.
Таким образом, покинула я этот коллектив с вполне приличным выходным пособием, позволявшем мне месяца три ничего не делать и неспешно искать подходящую работенку.
Но за этими перипетиями как-то незаметно прошло еще десять дней. От Тима не было ни слуху, ни духу.
Однажды от скуки я решила напомнить о себе одному бывшему любовнику. Он приехал ко мне, и мы очень недурно провели время, хотя все было предсказуемо с самого начала.
Когда мы кончили, я невольно улыбнулась его стандартному вопросу:
– Ты как, малыш?
Он всегда так спрашивал меня после секса.
– Замечательно, милый. Ты – чудо.
Соврала и глазом не моргнула. Да, он неплох. Я получила от него тот необходимый минимум, который может получить горячая и красивая женщина от умелого мужчины. Но именно минимум. А хотелось теперь куда как большего. После настоящего грузинского вина как-то не сильно тянет пить магазинную кислятину за семьдесят рублей.
Когда он ушел, я долго пила кофе, читала какую-то муть в мягком переплете – короче, элементарно убивала время. Часов в одиннадцать вечера плюнула на все и пошла спать. И долго еще ворочалась в постели. Заснула только далеко за полночь. И проспала до самого вечера.
Меня разбудил телефонный звонок, резкий, как утренняя кружка холодной воды за шиворот.
Выругавшись, потянулась к аппарату.
– Алле? – Ну и голосок у меня со сна… Испугаться можно.
– Люба, привет. Это Тим. Ты еще меня не забыла?
Я ошарашено молчала, глядя перед собой невидящим взглядом. Значит, все-таки объявился пропащий без вести.
– Ты скотина, Тим. Ты просто козел.
И трубка полетела на рычаг.
Второй звонок последовал незамедлительно.
– Я тебя слышать не желаю, ты что, не понял?!
– Тридцать секунд, Люба! Послушай меня!
Ну-ну… Посмотрим, что ты успеешь за полминуты.
– У меня во Франции не было твоего телефона. Он у меня только здесь записан. Куда я мог позвонить? А потом меня задержали.
Я угрюмо молчала. На самом деле, я повела себя глупо, как старшеклассница. В таких случаях ледяное молчание действует куда лучше и эффективнее.
– Я не собираюсь просить прощения. Ты можешь приехать и забрать свои фотографии.
– У тебя все?
– Я же просил только тридцать секунд. Мое время истекло.
Я грустно вздохнула. Не знаю, какой магией обладал этот человек, но моя злость и раздражение растаяли, как весенний снег.
– Тим, ты просто редкая дрянь…
– А что я мог поделать?
И вправду, нечего… Я подняла лапки вверх и, проклиная в душе свое неумение резко поговорить с этим стервецом, проворчала:
– А может, все-таки это ты приедешь ко мне?
– Все может быть, все может статься…
Через полчаса я открыла ему дверь. Тим поперхнулся.
– Ну, ты даешь! А если это не я тебе сейчас звоню?
– Тогда я бы отдалась тому, кто звонил, – я схватила его за рукав и втянула в коридор. Минуты три мы просто целовались, горячо и страстно. Потом он отстранился.
– Забавная ты женщина, Люба… Встречать фотографа в чем мать родила, – это сильно, ничего не скажешь. Особенно фотографа, на которого ты так наехала.
– А встречать любовника в таком же виде?
Я стянула с него майку и бессовестно любовалась крепким красивым мужским телом. Потом он взял меня на руки и отнес на диван.
Первый оргазм я испытала сразу же после того, как он вошел в меня. И потом еще долго-долго мы занимались любовью.
… Засыпала я в его объятьях и всю ночь чувствовала щекой его мускулистую грудь.
Из всех снимков, которые он тогда принес, у меня сейчас найдется едва ли десяток. Какие-то потерялись во время бесконечных переездов, какие-то розданы любовникам, а какие-то, возможно, до сих пор лежат в где-нибудь моих ящиках.
Долгий роман с Тимом был невозможен по определению, я это прекрасно понимала. Не того полета это была птица, чтобы задержаться надолго в моей жизни. Да и сама я не сторонница длительных отношений. Когда-то все приедается, даже самые потрясающие мужчины. А я хотела, чтобы он остался в моей жизни ярким событием.
Расставшись, мы потом еще несколько раз встречались в разных компаниях, неизменно искренне и радостно улыбаясь друг другу. Так, как могут улыбаться только очень близкие люди.
Потом он уехал в Париж. Уехал навсегда. Мы договорились, что письма друг другу не пишем – зачем ворошить прошлое и заставлять ныть сердце?
Но с тех пор я часто покупаю разные журналы, посвященные фотографии. Меня не покидает уверенность, что рано или поздно я найду там его работы. Свидание с творчеством человека по имени Тимофей Лишний, конечно же, не заменит свидания с самим Тимофеем. И тем не менее, это по-своему касание душ.
… А касание душ зачастую куда как глубже и фантастичнее, чем касание тел.