Хранитель света или Лунная соната ч. 1 гл 1-12

Любовь Сушко
 
ЛУННЫЙ  ЛИК  ЛЮЦИФЕРА
ЗВУЧАЛА   ЛУННАЯ СОНАТА

ВСТУПЛЕНИЕ
ЧАСТЬ 1   НЕЗВАННЫЙ ГОСТЬ

ГЛАВА  1  СТАРЫЙ  ЗАМОК
ГЛАВА 2   ДАЛЕКОЕ ПРОШЛОЕ
ГЛАВА 3   П И А Н И С Т
ГЛАВА 4   МОНОЛОГ ДВОЙНИКА
ГЛАВА 5   СОМНЕНИЯ 
ГЛАВА 6   ДРУГОЙ МИР
ГЛАВА 7   НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
ГЛАВА 8   ПЕРЕД РАССВЕТОМ
ГЛАВА  9   ПАМЯТЬ О ГОДАХ ПЕЧАЛИ
ГЛАВА 10  СТАРЫЙ МИР
ГЛАВА 11  РАССВЕТ
ГЛАВА 12  СКОРБНЫЕ ДНИ
ГЛАВА 13   В ЗАМКЕ
ГЛАВА 14   ПРОЩЕНИЕ
ГЛАВА 15   БЛАГОСЛАВЕНИЕ  БОГИНИ
ГЛАВА 16   ОДИНОКАЯ МОГИЛА
ГЛАВА 17   В ЗАЛЕ
ГЛАВА 18   ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
ГЛАВА 19   РАЗДУМИЯ О МЕСТИ
ГЛАВА 20   В СКЛЕПЕ
ГЛАВА 21   НОЧНОЙ  РАЗГОВОР
ГЛАВА 22   ЯВЛЕНИЕ ГЕРОЯ. ПРЕДЧУВСТВИЕ ЛЮБВИ.
ГЛАВА 23   СОН МЕДЕИ
ГЛАВА 24   Я ШЕЛ НАЗАД К БЕАТРИЧЕ
ГЛАВА 25   НОВЫЙ ГОСТЬ
ГЛАВА 26   ТАЙНА РИЧАРДА



Посвящается Олегу Вискову, который заставил меня вернуться к давно написанному и забытому. Мне посчастливилось встретиться с ним в этой жизни, а, скорее всего не только в этой…

Музы, рыдать перестаньте,
Грусть вашу в песнях излейте,
Спойте мне песню о Данте,
Или сыграйте на флейте
Н.Гумилев

- Ну, хорошо, - ответил гость и веско и раздельно сказал: - Вчера на Патриарших прудах вы встретились с сатаной
М.Булгаков

ВСТУПЛЕНИЕ
В комнате пахнет вином и цветами,
Бабушка снова к роялю садится,
Птица-  душа в высоту улетает.
И не боится в тумане разбиться,
Больше не хватит тебе в  этом мире
Ни миражей, ни иного пути,
Снова там гости устало шутили,
Кто-то простился, желая уйти.

В комнате было так шумно в тот вечер,
Дед не вернулся с прогулки домой.
И погасили ненужные свечи.
И никого не осталось со мной.
Но почему мне в тумане приснится
Этих историй дивная суть.
Снег  или пух тополиный, и птица,
Это желанье в сад заглянуть.

Старой усадьбы дивная прелесть,
Тихая песня в тумане,  и дождь,
Сон о несбывшемся, все, что не спелось,
Все чего снова назад не вернешь,
Больше не надо тебе в этом мире,
Ни миражей, ни  иного пути.
Снова там гости устало шутили,
Кто-то простился, желая уйти.

Только потом разыграется драма,
Странная песня, и дикая спесь.
А у рояля стоит он желанный,
И не решился и сесть вдруг и спеть.
- Что же случилось, что вы, маэстро,
Нет, не желает мир понимать,
Образы, строки уже не воскреснут,
Только должна я о том рассказать…

ВСТУПЛЕНИЕ

В мире существует старая легенда о том, что гениальный Леонардо да Винчи для изображения Христа и Иуды в своей «Тайной вечере» использовал одного натурщика. Он поведал всем нам тайну о том, как не только внешне, но и внутренне может измениться человек в зависимости от того, свят он или грешен и подл. Но и о другом задумались мы, слушая эту легенду, – в одном человеке изначально есть и то, и другое.
Невозможно разделить добро и зло в нас. Все зависит от того, кто победит. И то, что одержит верх в нем и останется в мифах и сказаниях.
Христос и Иуда, Бог и Дьявол – это одно и то же лицо с разными выражениями. Но если это так, то в соперничестве своем они остаются равновеликими. Резко разделил их только сам человек в фантазиях своих. На самом же деле только вместе и составляют они единое целое и тогда неделимы. Что такое добро без зла, будем ли мы его различать, узнаем ли? Скорее всего, оно перестало бы вовсе существовать.

Но ведь и сам человек, созданный по образу и подобию Божьему, разве бывает он только черен или бел? Великие герои и великие злодеи таковы, какими их хотят видеть другие и рисуют писатели, такими ли они были на самом деле? Мы отметаем безжалостно то в них, что по нашему разумению не вписывается в созданный образ, портрет искажается до неузнаваемости, но кому есть до этого дело? Не сам человек, а только легенда о нем навсегда остается на страницах книг. И герой становится таким, каким мы его создали. И нам уже не интересно знать каким он был на самом деле, потому что каждый любит только собственное творение и готов гордиться им.

Любовь и ненависть во все века два самых ярких чувства в душе человека. Это они правят миром, влияют на все происходящее в нем. И они искажают наши представления о других людях. И герой или злодей незаметно рождается в наших грезах и фантазиях. К своим созданиям мы часто бываем несправедливы. Любовь так же слепа, как и ненависть. А когда неожиданно открываются глаза, и все представляется в истинном свете, мы так удивляемся тому, что все по- иному выглядит. И с реальностью чаще всего не хочется мириться – она редко бывает, похожа на желаемое.

Но ведь наш герой, понятия не имея о том, что мы придумали о нем, всегда был совсем другим, только нам это было не важно и совсем не интересно, вот и наступает разочарование.
В душе возникает бунт против создателя, так же бунтовал когда-то первый гордый ангел Люцифер, и первый из гениальных творцов – Данте, дерзнувший в творчестве своем добраться до глубин ада, а потом воспарить до звездных высот. Первый из них был изгнан на землю за бунт, второй поднялся до небес, но в творении своем, в комедии, названной позднее БОЖЕСТВЕННОЙ.

Оба они гениальны в стремлениях и прозрениях своих. Но как же на земле, среди простых смертных? Они не взлетали так высоко, не бунтовали так яростно, они жили, любили и ненавидели.
Как все происходило у них?

ЧАСТЬ 1 НЕЗВАННЫЙ ГОСТЬ
Глава 1 СТАРЫЙ ЗАМОК

Замок, окруженный тенистым парком, был великолепен. Мало у кого сердца не наполнялись восторгом или черной завистью, когда люди видели это сооружение. Ослепительно белый, на фоне яркой зелени, причудливый по форме, даже среди старинных собратьев своих, он отличался таким изяществом, которое на первый взгляд было мало заметно, но стоило присмотреться внимательнее, и оно поражало воображение. Так, кто видел его только снаружи, могли себе представить, как хорош он был изнутри, каким великолепием должно блистать его убранство, не просто радуя, но и восхищая самый привередливый взор.

Но это были только плоды воображения, не многим, даже самым настойчивым, удавалось и по обширному и роскошному парку прогуляться, а не только заглянуть в залы его,– они были окутаны тайной невиданной.
Наверное, потому он еще больше манил и пленял воображение. Но любопытство даже соседей, живших поблизости с обитателями замка, так и не было удовлетворено.

В прежние времена хозяин его почти не бывал здесь сам, а потому, когда неожиданно вернулся и поселился, то вел затворнический образ жизни, почти никого не принимал, и не выезжал сам, вызывая массу нареканий со стороны знакомых. Сколько было пересудов и обид, нимало его не волновавших. Они отстали от него, когда убедились, что старому герцогу нет до них никакого дела. С годами ничего не изменилось, и он в их воображении стал скорее похож на одно из привидений, которых в подобных замках должно было водиться немало.

Но если бы им удалось познакомиться с ним поближе, они бы смогли убедиться в том, насколько он странный и непонятный человек.
Владелец прекрасного замка, таинственный герцог Ральф де Мессерер в то время был уже почти стариком, сохранившим в когда- то прекрасных чертах величественность и следы былой воли и силы не дюжей. И все еще о нем ходили невероятные слухи и сплетни, одни опровергавшие другие, невероятные и таинственные. Они порой доползали даже до королевского двора.
 
И только единственный человек, которого они, казалось бы, никак не касались, и был сам герцог. Может быть, он и на самом деле забыл о существовании мира, так хорошо его помнившего и так живо им интересовавшегося.

Слуг в его замке было немало, но они оставались, безмолвны и безучастны к расспросам чудаков, выведать у них ничего нельзя было. Все тайны должны были навсегда быть похоронены в роскошном семейном склепе. Вот это и раздражало многих.

Правда, дошли какие – то вести о привидениях, обитавших в отдельных комнатах, куда вечером не решались зайти даже самые отважные. И даже утром. Проходя мимо, не только девицы, но и парни крестились и бледнели, и сами становились больше похожи на те самые приведения, о которых предпочитали молчать

Но порою, когда приведения действовали особенно активно, они готовы были лишиться рассудка, тогда хотелось хоть кому-то поведать о том, что происходило. И священнику приходилось выслушивать сбивчивые рассказы, в которых, даже мудрому человеку так трудно было отличить правду от выдумок. Но он слушал их терпеливо и молча, а что еще ему оставалось?

Потом все стихало на какое-то время. Но священник заметил, что ни один из перепуганных насмерть людей герцога замка не покинул, все они там умирали в свой срок и оставались частью единого целого.
№№№№№

Хозяин замка вовсе не был злым и раздражительным ворчуном, как могло показаться малознакомым с ним людям. Наоборот, если бы они узнали его поближе, то поняли бы, что он любит шутки, и сам часто смеялся и разыгрывал тех, кто был с ним рядом. Но он не любил тех людей, которые жили с ним по соседству, готовых бесцеремонно судить и рядить обо всем, что их не касалось и касаться не могло.

Потом, на каждом балу, они готовы были давать советы, словно их кто- то о тои просил, выражать сочувствие, будто он в нем нуждался.
Он не любил многих, и по пальцам можно было сосчитать тех, к которым он проявлял хоть какую- то благосклонность, а уж тех, чье общество мог терпеть хотя бы несколько часов и вовсе днем с огнем не отыщешь. Одиночество не только не угнетало его, а доставляло такую радость и такое наслаждение, что он чувствовал себя совершенно счастливым только когда оставался совершенно один. Оно было самым важным из всех его богатств. Конечно, если бы ему пришлось доживать последние дни в лачуге бедняка, среди нищеты и убожества, может быть, он иначе бы ко всему относился, но его замок был великолепен. Он включал целый мир, за пределы которого выходить ему не хотелось. И покидал он его в те редкие дни, когда в том была особая необходимость.

Правда, иногда вечером у камина он жалел о том, что рядом нет какой-нибудь юной внучки, хорошенькой и веселой, с которой он мг бы посостязаться в остроумии, просто поболтать обо всем на свете. Но такие крамольные мысли быстро улетучивались. И он думал о том, что такое создание могло бы нарушить навсегда спокойный ход его жизни, заставить его решать какие- то проблемы, общаться с людьми, которых он и на порог бы не пустил в другом случае. Ради нескольких веселых вечеров жертвовать привычками и маленькими радостями ему совсем не хотелось.

А потом появятся не прошеные гости, молодые люди и тогда вообще ничего не останется от мира и тишины, к которым он так успел привыкнуть. Не бывать этому – твердо решил старик и верил, что Бог, до сих пор к нему благосклонно относившийся, избавит его от всего этого. Он не допустит такие бесчинства.
№№№№№

Это был по всем приметам странный день. Старик, впервые за много дней, проснулся с ощущением причастности к чему – то большому и очень важному. Не часто в сознании его возникало такое чувство. В такие минуты он ощущал небывалый подъем сил, особое вдохновение, которое делало его поэтом. Давно уже смолкшая в его душе музыка звучала с новой силой и была прекрасна.

После завтрака, спустившись в библиотеку, он, почти не раздумывая, снял с полки том Данте, сначала в английском переводе, но, подумав немного, поставил его на место. Нашел оригинал на итальянском и безошибочно раскрыл сразу третью часть – описание рая.
Он начал читать, больше ничего не замечая вокруг. Кресло было мягким и удобным, сколько вечеров провел он в нем с любимой книгой в руках, и это было истинным наслаждением.

 Господи, как же давно он не брал в руки Данте, особенно этот том, на итальянском. Как давно не погружался в этот ни с чем не сравнимый мир откровений, страстей, воспоминаний, страшных пророчеств, и бессмертной любви.

Но почему это случилось? Боялся ли он чего-то, уцепился ли в свой излюбленный покой, от которого было так трудно отказаться даже на короткий срок, еще страшнее потерять его навсегда.
Холя и лелея его, Старик вдруг понял, что- то большое и важное стремительно уходит от него навсегда. И это что- то было, конечно, время. Возможно, у него его совсем не осталось. Умирали и более молодые, он и без того задержался на этом свете, о чем еще можно было мечтать? Его жизнь – он ясно осознал это, – могла оборваться в любой день и час. И тогда ничего уже не исправишь, придется ответить за все совершенное, и то, что хотел сделать, да не смог.

Нет, все обман, он вовсе не собирался успокаиваться, пока был жив. Теперь, когда Данте снова был в его руках, когда он оказался в раю, а не в аду, как обычно случалось прежде, – как правило, он задерживался именно на первой части комедии, он это понял особенно ясно. И хорошо, что понял вовремя. Какой- то, пусть и не очень большой срок ему все-таки еще оставался, он смел, надеяться на это.

Он еще мог вместе с гением отрешиться от мелкой и пошлой реальности, и на какой - то миг подняться на ту невероятную высоту, увидеть все, задохнуться от счастья и только после этого умереть. И самое главное, он знал, что сможет это сделать, вопреки всему. И сможет в последний раз взглянуть в лицо Беатриче.

«О Господи! Дай мне сил еще раз пережить и изведать это, позволь мне пройти этот путь снова в последний раз»,- взмолился он, хотя кажется, никого и ни о чем давным-давно не просил.

ГЛАВА 2 ДАЛЕКОЕ ПРОШЛОЕ

Но очень быстро книга опустилась к нему на колени. Старик посмотрел в окно, хотя увидеть там можно было только кусочек голубого неба, ни деревьев, ни птиц, только несколько веток, словно руки молившихся о чем–то людей, потянулись к нему. Но он рассматривал что- то совсем иное, а не то, что мог бы увидеть любой другой, оказавшись на его месте. Старик пытался в тот момент заглянуть в далекое прошлое, хотя в последнее время он делал это все реже и реже.

Слишком тяжело было вспоминать о близких, самых дорогих для него людях – все они раньше и позднее покинули этот мир, и теперь находятся где- то очень высоко в небесах. Они никогда не возвращались назад, и хорошо, что не возвращались, разве смогли бы они узнать в этом седом гордеце того молодого человека, которого когда-то знали и любили? Они навсегда остались молодыми и прекрасными, а что время сотворило с ним?
Но он на этот раз отважился и воскресил в своей памяти Таис, такой, какой была в день их венчания, воздушной и прекрасной. Они были помолвлены с детства, и странно было убеждать кого-то, что он влюблен в нее, но это было чистой правдой.

Она была доброй, чуткой и ласковой, она так любила и так восхищалась им, что без всякого труда заменила ему весь пресный и скучный мир, который в ту пору уже стал его порядком раздражать.

Но все те годы он был по настоящему счастливым человеком.
Как он любил шелест ее платья, звонкий голос и смех. Так было тогда.
Он уже не мог вспомнить, в какой момент все оборвалось, когда судьба решила сыграть с ним злую шутку. Но счастье оказалось слишком коротким, хотя, сколько бы оно не длилось – ему все равно было бы мало. Он она на самом деле ушла слишком рано. После рождения их дочери Таис долго болела, и с постели больше не поднималась. Какая- то неведомая болезнь свела ее в могилу, она лишь несколько раз подержала в руках пленительную малышку и слабо улыбнулась на прощание.

-Ты проживешь еще долго, дорогой, но потом мы все равно встретимся, – улыбнулась она. Он так и не смог произнести ни одного слова в тот жуткий миг.
Он впервые вспомнил во всех подробностях тот последний для нее день в этом мире.

 Потом еще была жизнь, балы, приемы, друзья, служба, он был вежлив со всеми, но ни с кем никогда не был близок. Жил и делал что-то только ради их дочери- Луизы, которую она ему оставила, уходя. Со временем она так стала похоже на свою мать, что, глядя на нее, он с радостью обманывался и верил, что Таис рядом. Время для него остановилось, а возлюбленная была так же юна и прекрасна, как прежде, он тешил себя мыслью о том, что и он сам не стареет, хотя знал, что скоро придется убедиться в обратном. Утешить его в этом бессмысленном пути могла только обещанная на небесах встреча.

Он был излишне внимателен к дочери и излишне заботлив, но ничего с собой поделать не мог. Ему не мог понравиться ни один из женихов, которые появлялись у Луизы. Но сейчас он знал, что они были вполне достойны, только тогда признать этого не мог.

Наконец, она не выдержала и настояла на своем.
Граф был достойной во всех отношениях партией для нее. И ему пришлось согласиться на этот союз. Он видел, как они любили друг друга, но какое – то страшное предчувствие не давало ему покоя.

Когда родилась внучка Жаклин, – она была вторым ребенком, сначала был Серж, но он как-то не воспринимал этого ребенка, хотя должен был обрадоваться его появлению на свет, но не случилось. Он боялся, что с появлением первого ребенка, трагедия повторится, но все обошлось, и все-таки страх в глубине души, когда он смотрел на мальчика, оставался, словно он должен быть причастен к какой- то трагедии. Потом родилась Жаклин, и через какой-то небольшой срок они отправились в путешествие, оставив детей вместе с ним и со слугами в замке.
Катастрофа произошла на море, мало кому удалось спастись, они больше не вернулись назад. Говорят так и остались вместе в каюте. Он мог подумать о чем угодно, но не о таком исходе.

Сколько раз потом повторялся один и тот же сон. Он видел Луизу на морском дне. Будто она бродит по затонувшему кораблю, кричит беззвучно, ищет выход, но никак не может его найти. Граф не снился ему ни разу. Но его он считал виновником всех бед. Может, и был он к нему несправедлив, но без него дочь никогда бы не покинула его и детей.
Внуки не слишком его забавляли. Когда и жена и дочь – две самых близких женщины, оказались от него так далеко, он чувствовал себя всеми покинутым, а они были слишком малы, чтобы привлечь его внимание.
Он испытывал вину перед ними за то, что так долго задержался на земле и никак не может покинуть ее, словно его и на самом деле что- то тут могло удерживать. Нет, но забирают тех, кто хочет жить. А на таких, как он просто не обращают внимание. Но постепенно он убедился в том, что должен еще что- то сделать, прежде чем попрощается с миром. Как настоящий католик, Старик понимал, что не только не смеет противиться высшей воле, но и помышлять об этом не смеет, потому что и мысли такие греховны. Но где-то в глубине души сетовал на несправедливость, по отношению к нему творящуюся. А что, если там он не помолодеет и останется таким, как здесь, сейчас – безобразным немощным стариком. Что кроме жалости будут к нему испытывать любимые женщины. А вот этого он пережить в вечности не сможет. И будет перед ними выживший из ума старик.

В такие минуты он слышал где-то далеко странный противный смех, словно сам Дьявол, потешался над ним, узнав его мысли горькие. Во сне он даже слышал его голос: «Тебе нечего здесь особенно делать, но и там ты еще не нужен, побудешь со мной пока, а туда всегда успеешь. Если ты будешь терпелив, я подарю тебе молодость»

Он говорил так, но можно ли было ему верить? Он нес страшное искушение, Старик понимал, что он не может, не должен поддаваться соблазну, но он был стар и слаб. Не стоило даже думать о нем, ведь он может появиться, а что будет с ним тогда?

«Но это будет хоть какое-то разнообразие», - отбросив все страхи и тревоги, неожиданно подумал старик, и все его страхи куда-то исчезли, словно не терзали они его минуту назад. «Наверное, он любит такие старые замки, и для меня он может оказаться неплохой компанией, в сравнении с нудными стариками и их глупыми и пустыми женами»,- уговаривал он себя, и все больше соглашался с тем, что ничего страшного случится с ним уже не может.

Но бравада быстро улетучилась, и еще более сильная тревога сжала его душу. Как он мог подумать о подобном так спокойно и беспечно, он будет за это наказан, непременно будет. Он вовсе не собирался торговать своей душой, ведь тогда ему не суждено будет с ними встретиться вовсе, и ожидания были напрасными. Но если он не будет этого требовать, зачем ему его старая и бесцветная душа, а просто пожить с ним рядом какое-то время, почему бы и нет? Ради такого он готов был пожертвовать даже бесценным своим покоем.

Может быть, он с такой легкостью думал об этом, потому что знал, что это невозможно. Но есть ли в этом мире что-то невозможное? Иногда осуществляются самые невероятные мечты, и если бывают чудеса, то почему бы и противоположному не сбыться?
Герцог бросал вызов собственной судьбе с таким изяществом и легкостью, что ему мог бы позавидовать любой, тот, кто никогда не решится ни на что подобное.

Он подозревал, что каким- то образом к этому был причастен Данте. Это он искушал его и не красотами рая и встречей с возлюбленной, а всеми кошмарами ада, о котором, как Старику казалось, он успел позабыть.
Никогда не знаешь, куда уведет тебя любимый писатель, он чем он захочет тебе поведать.
№№№№

Старик еще не знал о новом госте. Он поселился в комнате, которая была заперта со дня смерти его жены, и в которой он не разу больше не появлялся. И даже слуги, когда делали там уборку, старались как можно скорее уйти. И даже теперь, на многое решившись, Старик не посмел бы переступить ее порог, потому Незнакомцу нечего было опасаться, что там его кто- то до поры и до времени сможет обнаружить.

ГЛАВА 3 П И А Н И С Т

Гостя своего Старик обнаружил неожиданно. И тот момент он потом не мог забыть никогда.

Вечером, после ужина, когда он собирался отправиться в библиотеку и снова открыть Данте, ощущал необходимость проникнуть в ткань бессмертного произведения, и проходил мимо залы, в которой когда-то звучала восхитительная музыка, и кружились пары, он услышал поразительные звуки музыки. Это была «Лунная соната». Там, за вечно закрытым в последнее время роялям кто-то сидел, склонившись и играл. Он остановился невольно, не веря в то, что это возможно, но в полумраке смог разглядеть фигуру незнакомца, заставшего в экстазе. Он замер и не мог пошевелиться, кажется, даже не дышал, пока играла музыка.

Но почему никто из слуг не слышал музыки и не остановился у неприкрытой двери? Но скоро загадка разрешилась, и она потрясла его еще больше, хотя казалось, что большего потрясения не может быть.
Он все понял, когда, наконец, пошевелился и шагнул к роялю. Теперь даже в полутьме он мог разглядеть, что за роялем сидел он сам. На рояле горела только одна свеча, она мигала странным синим пламенем, но все можно было видеть. От такого открытия вполне можно было лишиться сознания, будь у него нервы чуть послабее. Но его слуги, увидев хозяина, не испугались и не подняли шума, может быть, немного удивились – целую вечность не играл он и вдруг.

За роялем сидел герцог, может быть, он был только немного моложе и чуть симпатичнее (он должен был это признать). Но, скорее всего вдохновение и музыка так изменили лицо Пианиста, сделало его таким одухотворенным и прекрасным.

Он залюбовался и заслушался. Сам Старик стоял спиной к тем, кто мог его увидеть и услышать, потому не мог никого испугать его двойник. Завтра они могут спросить, кто заходил послушать, как он играет, и он найдет, что им ответить, не говорить же правду.
В зале царила серая мгла и горела только одна свеча, освещавшая лик пианиста. Он не шевелился и почти не дышал до того момента, пока не прозвучали последние звуки. Он так разволновался, так был очарован великолепной игрой, что никак не мог вспомнить самой сонаты. А потом поражался тому, что так давно не слушал настоящей музыки и так стосковался без нее.

Звуки витали в воздухе, врезались в его душу, и он понимал, что, вряд ли сможет заснуть в эту ночь.
Шопен, ему хотелось услышать «Баллады» Шопена, но он не осмелился бы попросить о том Пианиста. Но и сам он сесть за рояль после него не смог бы ни за что на свете. « Ничего, в другой раз»,- успокоил сам себя старик. Главное – он вспомнил, что в мире существует музыка. Но как можно было забыть об этом?

Пианист улыбнулся. И Старик понял, что они понимают друг друга без слов. Впрочем, в тот вечер он больше ничему не мог удивляться.
Он ни о чем не собирался спрашивать Пианиста. Он знал, что тот поселился в его замке, что он гениальный исполнитель – никто никогда не играл лучше, и появился он здесь не просто так, в ближайшее время что- то будет происходить. Но что именно?

-Ты звал меня, вот я и пришел, - наконец услышал он тихий голос. Чуть насмешливые глаза смотрели прямо в душу. – Я пришел и уйду, когда мне захочется, и делать буду то, что мне хочется (кто бы в том сомневался). А пока я просто побуду с тобой.
Без единого слова старик с ним согласился, он даже радовался от такого вторжения.

- Не бойся, никаких осложнений не будет, - заверил его Пианист, - Для них я – это ты, они не отличат меня от тебя. Они привыкли к своим капризам и странностям, и их ничто не сможет удивить и испугать.
Они помолчали немного, а потом Пианист продолжил:

-Ты открыл Данте, и сам хотел воспарить на небеса, такое многие всегда хотели сделать и до тебя. О небесах Данте многое придумал. Об аде он писал более правдиво, а рай – это только странная мечта, расплывчатая и почти непонятная. Впрочем, если ты там и встретишь свою Беатриче, вряд ли и тогда все будет так, как тебе хотелось бы. Здесь она была прекрасна, мне нравится твой выбор.

Он как-то рассеянно усмехнулся, словно бы и сам не особенно доверял тому, о чем говорил.
- Но я ничего не понимаю, прости, мне, привыкшему к затворничеству, очень трудно понять, все, что ты говоришь после того, когда оглушил меня великолепной музыкой.
Он невольно опустил взгляд на пальцы Пианиста, все еще лежавшие на клавишах рояля, на красивой руке его блистал перстень с бриллиантами в виде треугольника. Он не мог не вспомнить знак того ордена, к которому его всегда причисляли.

- Ничего, ты прицыкнешь, - успокоил его Незнакомец, - это только в начале трудно. Но человек ко всему привыкает. Тебе понравилось, как я играл, - то ли отметил, то ли спросил он, но ответа не ждал.
- Это было божественно, великолепно, - говорил Старик, не привыкший ничем и никем восторгаться. Говорил он это искренне, не собираясь льстить даже своему нежданному гостю. Но Пианист все-таки немного поморщился

- Я принимаю только второй эпитет, а первый нет, хотя мне понятно, что ты хотел сказать, - прибавил он, словно извиняясь за то, что оказался таким несговорчивым, даже строптивым. – Ну что же, вот мы и познакомились, я надеюсь, что соседство наше будет приятным, и мы немного развлечемся.

За последним словом скрыта была какая- то двусмысленность, вряд ли стоило понимать его прямо. Но Старик запомнил все, что было сказано в тот вечер, даже интонации, с которыми гость произносил слова.

Гость уже уходил, странно быстро пересекая залу. Старик упрекнул себя за то, что даже не спросил у гостя, в какой из комнат тот расположился и удобно ли ему там, ведь хозяином все еще оставался он.

- Ничего, не волнуйся, я привык все делать сам, - заверил его тот, - я поселился в той комнате, которую все обходят стороной, а она так хороша. Она мне подходит больше остальных. Не волнуйся особенно, мне ничего не нужно из тех людских благ, о которых вы так печетесь.
С этими словами он скрылся из вида, (комната была в южном крыле замка). А герцог стоял посередине зала, и даже при желании он не смог бы догнать его. Но что это было – наваждение или все происходило на самом деле. Он не смог бы ответить на этот вопрос.

Читать было уже поздно. Да и он был слишком взволнован, чтобы погрузиться в текст и понять о чем рассказывает ему великий писатель.
Значит, судьба приготовила для него на закате дней нечто невероятное.
Он сдвинулся, наконец, с места, погасил свечу и закрыл рояль. Но и теперь, давно смолкнувшая музыка, все еще продолжала витать по огромной пустой зале.

ГЛАВА 4 МОНОЛОГ ДВОЙНИКА

Он должен был все это осознать и пережить, а потому в эту ночь долго не мог заснуть, часто просыпался, сон и реальность путались в его сознании, и какие-то странные непонятные тени бродили вокруг него, словно бы пытаясь, то покорить его, то, отступая в бессилии. А он искал их, бродил по коридорам и комнатам своего замка.
Старик не заходил только в единственную комнату, на ней оставалось табу. И ему казалось, переступи он порог и случится что-то еще более страшное, чем смерть, хотя он и не мог представить себе, что такое могло с ним приключиться.

Он знал, что завтра Двойник расскажет ему еще больше. И теперь он умело (ему ли не уметь этого) ведет какую-то очень тонкую игру, в которой не все понятно, да и не может быть до конца понятно простому смертному. Но он должен будет подчиниться и действовать, если не вместе с ним ( вдруг от него потребуется невозможное), то и не вопреки ему. Ничего такого тот тип не потерпит. И хотя Старик давно ничего не боялся и не чувствовал страха, но он понимал, что может существовать нечто не связанное с обычными человеческими страхами. ведь мир так разнообразен и так таинственен, что и представить себе невозможно, что еще может случиться. А люди до такой степени упростили и опошлили его, что даже представить невозможно, что еще возможно в этой реальности, и есть ли какие-то пределы для того, что здесь может твориться.

Безотчетная радость сменилась тревогой. Но герцог еще раз доказал самому себе, что его мало волнуют человеческие слабости. Он почти не испытывал голода и холода, а о правилах хорошего тона позабыл давно или не ведал вовсе. Он имел дерзость создать свои собственные правила. И теперь он предчувствовал, что так ярко и прекрасно начавшееся утро, могло омрачиться разочарованием бесполезного ожидания, а для него это стало бы страшным ударом. И Старик ощутил непреходящую меланхолию. Возненавидел одиночество, которое еще вчера не просто любил, но и боготворил. И за все эти годы он научился властвовать собой.
Предчувствия и ожидания его полностью оправдались. Этим вечером старик был не один. Когда он подошел к окну в зале и тихонько посмотрел в полумрак, откинув легкую штору, его гость сидел у рояля. Он играл что-то до боли знакомое, и играл так великолепно, что невозможно было отвлечься и пошевелиться.

Но он вдруг понял, что никогда прежде не слышал этой музыки.
- Все правильно, ты не мог этого слышать, - заговорил, не переставая играть, пианист, когда Старик приблизился к роялю.
 -Я – твое второе я,- продолжал Пианист, - может быть та ипостась, о которой ты прежде не подозревал, но думаю, на закате жизни тебе будет на него любопытно взглянуть.
 
При этих словах он подмигнул заговорщески, и музыка заполняла комнату. Во всем мире было что-то таинственное и прекрасное разлито. Таинственной и восхитительной казалась атмосфера летнего вечера. А мир преобразился до неузнаваемости.

-Мы так и останемся в этом замке вдвоем?- поинтересовался незнакомец, хотя в отличие от герцога, он и сам знал ответ на этот вопрос. И потому он прозвучал в сознании Старика с другой интонацией: « Мы не останемся в этом замке вдвоем».
Слова вовсе не всегда значили именно то, что старался в них вложить говоривший, так было и на этот раз. Беседы обретали какой-то неожиданный смысл, а потому становились невероятно увлекательными и волнующими. Они интриговали Старика и позволяли Пианисту продолжить еще таинственную игру.

Хотя на первый взгляд в словах этих и не заключалось ничего особенного. Но было здесь и что-то необъяснимое даже для него. А может, ему просто нравилось мучить и тревожить людей, даже тех, кто ему был симпатичен.

Наконец, Старик не выдержал, резко к нему повернулся и произнес:
-Я все понимаю. Я счастлив оттого, что ты здесь, но скажи мне…
-Чем ты за это заплатишь?- перебил его собеседник, еще раз подчеркивая, что ему известны даже тайные помыслы,- успокойся, мне не нужна твоя душа. Даже те, которые мы отвоевали уже девать некуда, иногда дюжину в чистилище выбрасываем, потому что они валом валят. Старику Данте не особенно удалось запугать их, как выяснилось со временем.

-Может, они не ведают о его существовании?- поинтересовался Старик
-Возможно наоборот, слишком хорошо про все знают, вот ты хотя б. Те времена, когда мои подопечные за ваши души сражались, давно миновали. Я хочу развлечься. А твой замок удивительно хорош для этого, и все здесь происходящее мне и самому крайне интересно становится. Ведь ты совсем не похож на многих скучных, гнусных, циничных и пошлых обитателей этого мира. Не бойся, наши отношения не повлияют на твои райские устремления. Повелитель не видит того, что здесь происходит, да по крупному счету ему и нет до этого никакого дела. Все на самом деле совсем не так, как откормленные священники пытаются вам представить, откуда им знать, как там на самом деле устроено. Не так уж мы с ним враждебны, за века все меняется до неузнаваемости. Хотя, так же как и ты, я не терплю над собой никакой воли, никакого давления не переношу, - тут же прибавил Пианист. Музыка незаметно стихала, но, увлеченные беседой, они не заметили этого.

Через мгновение, словно опомнившись, он резко оборвал игру, не заботясь о завершении темы. Сидел он неподвижно и смотрел на клавиши заворожено, словно хотел вспомнить мелодию, которую неожиданно забыл.
Но это было не так. На самом деле он думал о чем-то совсем ином. Старик и представить себе не мог о чем он мог думать. Но может быть и хорошо, что ему было это неведомо?

Неожиданно выкатилась луна. В ее свете отразился его неподвижный силуэт.
-Господи, как интересно было смотреть на собственное отражение не в зеркале, а в реальности, где ты и сам находишься рядом – рукой подать, и все- таки - все по-другому.
Пианист знал все, что ему самому было известно, и то, о чем только предстояло узнать со временем. Это не могло его не волновать.
- Скажи, - неожиданно спросил он, - а Беатриче на самом деле была прекрасна?

Старик неожиданно перешел совсем на другую тему. За этот день он почти совсем забыл о Данте, который еще вчера так его волновал. И он был связан каким-то образом с Пианистом.

-Не знаю, - пожал плечами Двойник. И странно звучало такое признание. И видя эту странность, он попытался развеять сомнения.
 – Просто я никогда особенно не увлекался бабами.
( он был немного груб) не мне судить, какая из них плоха, а какая хороша Они все довольно скверные создания.

В голосе его мелькнули безжалостные нотки.
- Это была не лучше и не хуже других. Все зависит не от них самих, а от нашего к ним отношения. Если бы ее встретил не Данте, кто- то иной, то никто о ней никогда и не вспомнил бы. Все остальные в ее время были не хуже, а может и лучше, но они канули в вечность, а она в его поэмах и творениях осталась и должна быть за то благодарна своей судьбе. Все в мире случайно, все необъяснимо, может потому мир этот и интересен. И не стоит спорить и думать о справедливости - это совершенно бесполезная вещь, - резко прибавил он, желая покончить со странным этим разговором.

- Останется сказка о рае, аде и невероятной любви. Она уже несколько веков существует и утешает тех, наверное, в ней и на самом деле что- то есть.

Они простились в этот вечер откровений. Полночь давно наступила. На прощание Двойник предупредил его:
- Не волнуйся. Я предупрежу тебя, когда захочу покинуть, - и рассмеявшись, он исчез, просто растворился в воздухе. Наверное, его это даже забавляло.

Он понял, укладываясь спать, что должно произойти что-то. Но что примечательное могло с ним случиться? Беседы, полыхающий камин, музыка – ничего больше в его личной жизни не было обещано – все в прошлом. Почему Пианист появился так поздно? Это еще одна насмешка его судьбы. Не собирается же он возвращать молодость. Да и сам он, в отличие от Фауста, не хотел ее получать. В его жизни было достаточно событий, он познал все. И пора бы подвести черту и уходить на покой.
Кромешная тьма окутала его комнату. Луна, еще недавно так ярко светившая, исчезла бесследно. Он больше не мог видеть ее. Но свечи зажигать он не стал – не хотелось нарушать вечную тайну. Она пьянила и окрыляла его усталую душу.

ГЛАВА 5 СОМНЕНИЯ

Старик не поверил Пианисту до конца, хотя показал он ему так много, как никому прежде не показывал. Но в душе его все еще оставались сомнения. Но, несмотря на это, он все-таки был ему симпатичен, хотя почти никого не выделал прежде и не любил.

Мир измельчал, люди не стоили внимания и любви - таковы были его не слишком радостные выводы. И только иногда Пианисту хотелось оказаться, отрешившись от адского существования, где-нибудь в уединенном замке и если не жить настоящей жизнью – это было для него невозможно, то хотя бы понаблюдать со стороны за тем, как это происходит, удивляться, испытывать интерес, ощущать боль, радость и злость. В этом была для него какая-то невыразимая прелесть, с которой ничего не могло сравниться. Но самая главная прелесть состояла в непредсказуемости жизни, ожиданиях, решениях, которые они еще могли принимать, выборе, который им только предстояло сделать. Только в мире людей он мог сесть к роялю и музицировать, зная, что с восторгом, со слезами на глазах они будут его слушать и внимать ему, они по достоинству оценят его игру. Настоящая музыка могла возникнуть только в старом великолепном замке.

Иногда, безумно устав от дисгармонии, он стремился к этой поразительной гармонии. Он мог возводить себе раз в сто лет такую удивительную роскошь.

Ради таких вечеров, ради прекрасного рояля и музыки, которую он мог если не создать, то воссоздать, он и шел иногда на всевозможные уловки, и подыгрывал даже кому-то из людей, безошибочно выбирая самых достойных. И глубоко заблуждаются те, кто искренне верят, в то, что все Нероны. Калигулы и Иуды – это творения его рук. И на все времена они остаются его любимчиками. Он ненавидел всех выродков человечества, еще больше, чем сами люди. Не потому ли они все так скверно с жизнью на земле попрощались. Нет, наверное, они не понимают (только Гете об этом догадался, да и то случайно). Даже Мефистофель выбрал себе не какого-нибудь Иуду или Пилата, а Фауста. О дурном его вкусе слухи слишком преувеличены. Если не сказать точнее - это наглая клевета. И спорить с этим он может с кем угодно в целом мире.
На этот раз Пианист выбрал уединенный старый замок. Все там было самым лучшим, и главное - великолепный рояль. Вот и решил он здесь задержаться дольше обычного. Там обойдутся пока и без него – пусть привыкают к самостоятельности. А здесь, на земле, он все обязанности переложил на Демонов и Бесов, вот они и творили каждый, что ему вздумается.

Герцог – совсем другое дело – он так спокоен и рад его появлению, никакого глупого страха перед ним не высказывает. Значит и он должен сделать для него что-то приятное, хотя он всегда в понятие это и вкладывал совсем иное. И это вовсе не значило, что старику так уж понравится то, что он ему покажет.
Под приятным он понимал нечто необычное, то, что показать и открыть никто иной ему бы не смог.

Он хорошо знал, что такое это будет, не случайно, не ради красного словца возник Данте со всеми его необузданными фантазиями. Пианист старался преуменьшить его заслуги, ведь ему не хотелось признаваться даже себе самому в том, как много сумел угадать этот тип. Несомненно, там не обошлось без помощи его подопечных. Можно было еще проверить, кто в шкуре старика Вергилия сидел. Но он не слишком в этом усердствовал – кто-то должен был поведать людишкам, что же там, за порогом бытия может его поджидать. И сделал это он довольно талантливо, в этом ему не откажешь, да он и не собирался отказывать, и даже в глубине души был благодарен.

Он освободил его от долгих монологов и разъяснений. А ему удалось не только запугать еще живых, но и предупредить их о том, что они могут получить. И с теми, кто к нему в свой срок попадал, уже не нужно было слишком долго возиться. А какая это морока, какой тяжкий труд, только ему одному и понятно и известно.

И он позволил себе отдохнуть после трудов тяжких, побыть на земле в старинном красивом замке, за прекрасным роялем. Он пробудет здесь какое-то число дней и ночей (пока не надоест), воссоздаст божественную музыку (это его рук дело). И она будет точно отражать те ситуации, в которых они еще окажутся в свой срок. Он будет подсказывать, предвосхищать такие ситуации, а потом вернется назад, к утомительным и мрачным будням.

О том, что он появился здесь, будут знать только два-три человека – не обязательно каждому видеть его. И выбирать этих людей будет он сам. Одного он уже выбрал. С остальными не стоит торопиться – герои еще не появились, но они уже устремились сюда. И он томился в ожидании, но точно знал, что они уже рядом.

Старик еще не догадывался об этом, но не беда – тем больше будет его радость, знания – тяжкий груз и они умножают все печали, а неведение интереснее. Но чтобы все как-то происходило в этом мире, кто-то должен нести в своей душе груз этих знаний. Герцога ли ему хотелось убедить в своем всемогуществе, или самому потешиться, и доказать еще раз, что для него нет ничего невозможного. Или взглянуть еще раз на ту, которую он любил…

Он не  задумывался о последствиях. Потом все можно было переменить, если что- то пойдет не так. Ему это не составляло никакого труда.

Развалившись на кровати, он усмехнулся: «Ну что же, все идет к тому, что сегодняшний вечер будет неожиданно интересным даже для него самого.
Несколько минут он смотрел на лицо молодой женщины, взиравшей на него с портрета на стене. Рука Мастера была не слишком тверда, хотя тот, кто рисовал ее, несомненно, испытывал пылкую страсть к молодой герцогине. Лицо как лицо, кроме поразительной молодости, которая быстро проходит - ничего особенного. Но печать гибельности остается на ее челе. Она знает, что развязка близка и страшно грустит от этого. Хорошо, что она рано ушла, потому что в старости она была бы отталкивающе некрасива – он один мог увидеть ее и старухой дряхлой – людям не дано такого видения, и это тоже их счастье.

Герцог разлюбил бы ее очень скоро. Проживи она все эти годы рядом с ним, в его душе ничего не оставалось бы от этого чувства – вечной любви – так они это называют. Наверное, и о ней поведал им Данте вместе со всеми его иллюзиями, метаниями и заблуждениями. А так – оставалась великолепная легенда

-Вы выиграли, Миледи,- усмехнулся он, - и ранним своим уходом совершили невозможное, то, что при других обстоятельствах вам никогда не удалось бы. Сегодня вечером ему самому предстояло увидеть, какой она была на самом деле, ведь художник мог и беззастенчиво лгать. Недаром старик оставил этот портрет в комнате, в которую практически никогда не заходил. Но он не стал торопить события. Он не стал делать сам того, от чего отговаривал других.

ГЛАВА 6 ДРУГОЙ МИР


Старик еще крепко спал в тот момент, когда Пианист принял свое решение. Он понял, что надо действовать. И он склонился перед спящим Стариком. Тот даже не пошевелился, но ощутил в душе странное волнение. Он пытался вспомнить что-то старое и забытое, казалось бы навсегда. И он ощутил при этом невероятную легкость, а в следующий миг перенесся куда-то, а может, и вознесся, по-другому трудно было определить такое состояние. И он увидел высокий и светлый холм, залитый восходящим солнцем, и понял, что это рай, тот самый рай, куда в свое время ступила нога Данте. Прекрасное существо в белом, то ли Муза, то ли Ангел небесный предстало перед ним. И он услышал голос, кто-то спрашивал его в тот самый миг:

- Но как вы здесь оказались. У вас есть тело, а все остальные бестелесны.
Он смотрел на своего собеседника и молча улыбался, он ощущал себя Данте, и понимал, что негоже ему пасовать, если уж он сюда на самом деле так неожиданно попал.

- Я не ведаю этого, - каким-то странным чужим голосом произнес он, и представил себя дремучим стариком. – Но раз мне удалось это, могу ли я побыть немного в этом пространстве?

Существо, которое было, скорее всего, Ангелом небесным, не говоря больше ни слова, уступило ему дорогу, и он шагнул на те благоуханные поля, в тот мир, в который невозможно было попасть, и оставалось счастливчикам лишь парить и блажить, испытывая невероятную радость, потому что здесь царили чувства – самые высокие и прекрасные. Вся их прелесть на земле со временем притупляется, если не исчезает вовсе. Вот и не может никто из живущих понять, что же такое рай. Его нельзя осмыслить, а можно только почувствовать всей кожей, каждой ее клеткой.
Оказавшись здесь, человек очень быстро привыкнет к блаженству и не захочет ни за что на свете прощаться с прекрасным, восхитительным этим миром, и возвращаться туда, где он страдал и не находил себе покоя.
И все-таки в глубине души он понимал, что еще не пришло его время для того, чтобы оставаться здесь и предаваться спокойному блаженству в райских кущах.

Потому Старик суетливо оглядывался и ждал чего-то невиданного. Он представил себе, какое негодование это должно вызвать у Ангела, все еще за ним следившего. И радость, еще недавно владевшая его душой, становилась все менее значительной, пока, наконец, не исчезла окончательно, а вместо нее тоска и пустота охватили его сознание. И это должно было потрясти Ангела, если он умел читать мысли.
И понял в тот же самый миг герцог, что ни ад, ни рай сами по себе не имеет никакого значения, важно только наше отношение к ним. Здесь он не видел, не находил Таис, потому таким пустым показался ему благоуханный этот мир.

Данте не мог поднять глаз на Беатриче, но это не мешало ей оставаться рядом с ним, а он не находил в раю своей возлюбленной, вот и вся разница между ними.

Сознание медленно возвращалось к нему, он просыпался, только какое-то странное чувство не оставляло его души. И он знал, что в таком состоянии останется до самого вечера, до следующего сна. Такое с ним случалось и прежде, но теперь, когда в его замке поселился странный гость, все имело особенное значение.

-А может быть этот рай таков, потому что создал его не Бог, а его вечный противник? – подумал вдруг Старик, ему хотелось найти какое-то оправдание всему пережитому. И после этого даже обрадовался оттого, что ни Беатриче, ни Таис не встретились ему там. Ведь все что он видел – создание дьявольской игры. Но в следующий момент он мучительно думал о том, что во всех его рассуждениях что-то совсем не вязалось. В его помыслы явно проникала какая-то ложь.

Сколько раз он перечитывал миф о том, что Люцифер гордец и бунтарь, а потому ничего доброго и светлого он создать, не способен. Но разве он не слышал ту музыку, которая рождалась и жила под его рукой? Она была по настоящему прекрасна, позволяла заглянуть в неведомое, рождала самые высокие чувства. Может быть, он и думал о чем-то своем, но творение его оставалось великолепным.

Старик испугался собственных мыслей, потому что таким путем было трудно добиться своих целей. А кто может сказать, что помыслы его чисты? А если это только великолепный трюк? Если он окажется в сетях собственного прошлого, в сетях, из которых ему потом уже не выбраться. Но что бы ни случилось после, отступать, не доверять своему гостю он не собирался, и не хотел отношения оскорбить недоверием и подозрением. Если на закате жизни ему выпала встреча с Пианистом, то почему он должен от нее отказываться?

И все-таки во всем, что происходило, что - то не вязалось с представлением о мессире, но он пылко надеялся на то, что рано или поздно ему это удастся понять.

Он уже знал, что гость появляется только вечером, приходит в сумерках, и до новой встречи еще целый день. Он спокойно занимался своими делами, но все время чувствовал, с каким нетерпением ждет этого вечера. В жизни его появился интерес, которого недавно еще и в помине не было.

И он был почти уверен, что вечером наяву увидит продолжение этого странного сна - это особенно возбуждало и волновало его. Но что же с ним такое случится?
Он предчувствовал нечто важное и эта тревога не оставляла его души. Это так удивляло того, кто давным-давно разучился удивляться чему-то.


ГЛАВА 7 НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Пианист не мог не радоваться тому, как быстро Старик все усваивает. Он оказался, несмотря на почтенный возраст, очень способным учеником. Усилия его потрачены недаром. И он спокойно мог устроить все так, чтобы сон оказался пророческим

Все в этих сумерках казалось неповторимым и таинственным. И звучала на этот раз «Лунная соната». Сколько раз в своей жизни он слышал ее - с самого раненого детства, когда засыпал, звучала эта восхитительная музыка. И потом она сопровождала его всю жизнь. Но никто никогда не исполнял ее так. Но это его уже не могло удивить. Он только удивился тому, как может звучать, знакомая до боли мелодия, какие новые оттенки чувств порождает она в душе. Как божественно он играл. Хотя Старик поймал себя на мысли, что этот эпитет меньше всего подходил Пианисту. Но если Сатана так прекрасен… Впрочем, он чувствовал, что в помыслах своих он заходит слишком далеко, прекрасно помня, что его Двойнику все видно, как на ладони. Но он показался таким благородным, каким, наверное, и хотел оставаться. Оставалось надежда на то, что тот не использует его устремления в своих целях.

Но его Ангел-Хранитель, наверное, обливался бы слезами, узнав какие комплементы он рассыпает его вечному противнику.

-Ты прав, у твоего сна будет продолжение, и очень скоро, -усмехнулся вместо приветствия тот, - но ты должен быть готов к неожиданностям.
- Я давно готов к любым неожиданностям, - твердил Старик. Но волнение предательски перехватило его дыхание, и сдержать его он никак не мог.
И в тот же миг в комнате повис легкий голубоватый туман.

Ему показалось, что они оба перенеслись в какое-то совсем иное пространство. Ее он совсем недавно видел во сне. Сначала в этом тумане ничего невозможно было разглядеть. Но со временем он рассеивался, и мир, их окружавший, стал казаться материальным. Хотя, скорее всего там были не люди, а только души их на время или навсегда покинувшие тела.
- Это все тот же зал и тот же рояль, - услышал Старик знакомый женский голос рядом. И он резко повернулся к той, которая говорила. Он не мог не узнать ее, не мог с кем-то перепутать. Даже платье - голубоватое и пышное - тоже самое. Оно казалось ему всегда таким легким, будто вовсе не имело никакого веса.

Он, как слепой пошел на этот голос и остановился, вглядываясь в черты, которые в памяти его были покрыты туманом. Но время оказалось бессильно в то время, когда он снова ее увидел. Они не лгали - она совсем не изменилась, и только казалась невесомой, и выглядела еще моложе и прекраснее. Но шутка и состояла в том, что он оставался гордым, седовласым стариком, каким сам привык себя видеть в зеркальном отражении. Но увидев снова возлюбленную. Он забыл о прошедшем времени. Вздрогнул, и радостно, со слезами на глазах позвал ее: - Таис.
И только потом, когда увидел ее спокойный, немного растерянный взгляд, он обмер и вспомнил обо всем, и ждал развязки, чувствуя, что перестал дышать. Того, что происходило стремительно, невозможно было остановить. Пианист погрузился в творение какой-то неведомой музыки. он совсем не обращал внимание на то, что происходило вокруг.

-Кто вы и почему здесь оказались?- спрашивала Таис, от удивления высоко подняв брови. Он видел теперь, что она не может допустить мысли о том. Что он - ее муж, о том, что этот старик может быть ее Ральфом, которого она так беззаветно любила, и рядом с которым давала клятву верности пред домашним алтарем.

Она не могла знать, сколько лет прошло, для нее этого времени не существовало. И глядя на нее, он ясно чувствовал, что ничего не сможет ей объяснить. Существовали необъяснимые вещи - эта догадка странно поразила его. Он попал в западню то ли мистики, то ли собственной памяти. Потому что слишком желал невозможного, не задумываясь о том, что после всего этого с ним может приключиться. Ему следовало подождать часа своего ухода. Ведь это произойдет совсем скоро. И если там ему вернут молодость, он может быть в чем-то будет поход на того герцога, которого она знала и любила.

-Ничего не случилось, я просто заглянул в это прекрасный замок, - торопливо, словно оправдываясь, говорил он, - здесь звучит такая великолепная музыка.

Было видно, что она растеряна и расстроена. Ей хотелось увидеть любимого, а не случайного прохожего. Но он не сказал ей о том, что ей никогда не найти здесь того, кого она так упорно ищет.
- А где же мой муж?- спросила, наконец, Таис, - ведь я пришла только за тем, чтобы взглянуть на него.

-Я не знаю,- очень тихо произнес старик, - и я наделся его здесь найти, но никого нет, кроме Пианиста в этом замке. И он отпустил глаза, не в силах переносить собственной лжи и пристального взгляда тени, от которой он должен был отречься, чтобы она не узнала еще более страшную тайну.
Она все еще смотрела на него, но никак не смогла бы его узнать.
-Бедный Ральф, - услышал он ее нежный и ласковый голос. Она отстранилась от старика и погрузилась в такую странную задумчивость. Встреча, сделавшая его счастливым в начале, казалась теперь нестерпимо мучительной. И он молил все силы ада и рая, чтобы она поскорее завершилась, хотя он не мог оторвать от нее глаз. Но двадцатилетней женщине, наверное, был не особенно приятен безобразный старик. Вероятно, он казался странным. А если она рано или поздно о чем-то догадается, то он умрет от ужаса и жалости к самому себе. Такая буря охватила его душу, что он понял, что не доживет до утра.
И какой-то зловещей увертюрой показалась в тот миг «Лунная соната». Неужели эту музыку создавала дьявольская рука? В это невозможно было поверить, но и не верить нельзя.

Он особенно ясно в минуты торжества музыки почувствовал всю тяжесть прожитых лет.
Он отвлекся на минуту, и в тот миг произошло самое странное и невероятное. Он надеялся на то, что отчаяние его дойдет до мессира. И он, сжалившись над ним, избавит его от такого испытания. Но произошло что- то добившее его окончательно. Пианист встал со всего места и приблизился к нему. Перед Стариком и его возлюбленной стоял 25 летий Ральф де Мессерер. Каким он был в те времена, когда они навсегда расстались. И оба они услышали ее звонкий, обворожительный смех. И она протянула к нему свои руки. И такой счастливой и юной предстала, что, отойдя в сторону, Старик должен был сгорбиться от ужаса и страха, его охватившего.

Это было невероятно жестоко с его стороны. А она так радовалась, так смеялась в ответ, что он готов был простить ему дикую боль. А что еще ему оставалось делать?
И хотя душа его в отчаянии кричала: « Остановись, это обман, подлый, странный обман!». Но он не произнес не единого звука. Просто стоял и смотрел на все, что с ними происходило. Дьявол в его обличии обнимал его жену, а он еще должен быть ему, вероятно, благодарен, за то, что он нашел выход из безвыходной ситуации. И он будет ему благодарен, как только она исчезнет, но не теперь. Его отрезвил и вывел из забытья ее голос:

-Кто этот человек, дорогой, что он делает в нашем замке? Я никак не могу вспомнить, кого же он мне напоминает.
И она мучительно всматривалась в его черты. Он замер в ожидании ответа. В изобретательности Двойнику не откажешь.
- Наверное, ты видела его на одном из балов, или на портрете у кого- то из знакомых, не ломай себе голову, дорогая, это не имеет значения.
-Но и ты как-то странно изменился, Ральф, ты никогда прежде не был таким проницательным и холодным, - говорила она, словно бы размышляла вслух.

Но что ответит он, топчущий любые чувства, что скажет он любящему сердцу? Они в лучшем случае его только забавляют.
-Просто мы давно не виделись после твоего ухода, моя душа оледенела и мне так не хватает тебя, милая, - говорил он, почти нежно, может быть, передразнивая старика.

И после этих слов Старик готов был простить ему все остальное. Чувства его стали еще более противоречивыми, он и ненавидел яростно и боготворил своего Двойника. Ведь он мог сказать Таис, что Старик - ее муж, тот самый, которого она так любила, что прошло много лет и все переменилось до неузнаваемости. Но он не сделал этого.
Он смог увидеть ее и остаться для нее прежним - вот в чем заключалась самая большая радость. Все обошлось, ему не на что было жаловаться.


ГЛАВА 8 ПЕРЕД РАССВЕТОМ

Где- то далеко пропел петух. Двойник-Ральф сообщил о том, что пора прощаться. Она еще раз взглянула на него ласково, а потом рассеянно и задумчиво на старика. Она смотрела на него долго и пристально, словно все еще силилась вспомнить или запомнить его. Может быть потом, когда улягутся первые волнения, она сможет разгадать эту загадку.
- Да, конечно, я благодарна тому, кто позволил мне тебя увидеть, - произнесла она тихо и нежно. Но и эти слова были обращены не к нему, а к вечному противнику его. И он чувствовал себя здесь случайным и ненужным странником, по воле рока оказавшемся там, где ему не следовало бывать. Но уйти не мог, потому что благодарил каждое мгновение, когда мог ее видеть и слышать.

И она (он был уверен в этом) что-то подобное чувствовала и переживала.
Она еще раз оглянулась вокруг, и очень тихо прошептала:
« Мне жаль снова покидать замок, скажи, а здесь была другая женщина?
Он видел, как мучил ее этот вопрос во все время их чудесной встречи. И снова сердце Старика сжалось от нестерпимой боли. Ведь не он, а совсем другой должен был ей ответить на этот вопрос. И одному богу только известно, что же он ответит.

-Нет, - ответил он громко и твердо, - напрасно говорят о том, что мужчины всегда предают женщины. Это не так.
-Меня, покинув, он ушел к другой, - процитировал Старик Данте и снова она ласково и внимательно на него взглянула и в тот же миг исчезла, потому что было уже слишком поздно.
Они снова остались вдвоем, и смотрели теперь друг на друга, и пытались понять, что творилось в такие минуты в их душах. В это мгновение Люци был почти совсем не похож на него, но и своего истинного лица он все-таки не обнаружил.

-Не паникуй, все обошлось. Я и сам не все продумал, не хотел утруждать себя, надеясь, все поправить по ходу дела. Кажется, мне это неплохо удалось.
-Да, все было самым лучшим образом, - согласился с ним старик, - только отчего же такая боль и грусть, почему такое чувство вины перед нею?- удивленный сам у себя или у него спрашивал Старик.
-Не переживай, уж если Орфей оглянулся, и Данте только в раю понял, что для него Беатриче значит, то что же об остальных говорить? И вообще, - Пианист заговорил совсем о другом, - я чувствую, что почти в человека превращаюсь, куда это годится? Все ваши чувства, слюнтяйства и помыслы, смешны и не могут никого интересовать…,- в голосе его было такое раздражение, что старик даже испугался. Только сейчас он кожей ощутил ту пропасть, которая всегда разделяла их в этой реальности.

Но как же они были похожи внешне, даже самый проницательный человек не угадал бы, какой из них герцог.
Но в отличие от своего собеседника, он вовсе не тяготился те, что был человеком. Это его вполне устраивало. Вот если бы хоть на мгновение ему вернули молодость и позволили вернуть любимую, тогда он готов был если не на все, то на многое.

Но разве не помнил он, как дорого пришлось Фаусту платить за подобное желание. Нет, ему не хотелось пережить подобное на самом закате.
И в тот миг взгляд его упал на Пианиста. Каким холодным, гордым и независимым он казался. Насмешливый и высокий (хотя они были одного роста). Он даже позавидовал ему в тот самый момент. И зная обо всем, тот усмехнулся - Старик нравился ему все больше и больше, хотя и само по себе это было странно ощущать, но и он не всегда владел своими чувствами.

- Любовь, это болезнь, которая делает из нормального человека калеку, а еще больше меня поражает ваша вина перед мертвецами. Мне порой, кажется, что мертвых вы любите значительно сильнее, чем живых. Разве ты не замечал этого сам? Да и по-настоящему любят только далеко и недоступное. Может быть, в этом и есть какой-то смысл, но это самая большая глупость из всех возможных, - пожал он плечами и самодовольно усмехнулся, - Все дурное стирается, а мертвые уже не могут нас разочаровать. В памяти остается только самое лучшее и дорогое, - Пианист и сам поразился собственной речи.

-Ты считаешь, что любовь - это покаяние?- спросил удивленно Старик, - может и так, но до этой минуты я ни разу о том не думал. Хотя во многих вещах, даже прожив целую жизнь, мы продолжаем заблуждаться, и с этим ничего не поделать.

-Посмотри, уже рассвет, не люблю я этого времени, - проворчал Пианист, досадуя на то, что задержался за глупыми разговорами, и поспешил удалиться на покой.
Но Старик остановил его, ему хотелось спросить хотя бы об одном:
-Скажи, почему ты не сказал ей, что я - это я.
-Вы все привыкли думать, что я еще хуже, чем есть на самом деле. Но иногда происходит необъяснимое даже в моей душе. Даже меня не стоит малевать только черными красками.
Не понять было в спешке, шутит он или говорить серьезно. И он усмехнулся, растворившись где- то рядом.

И он растворился еще более поспешно, чем обычно, подчеркивая всем своим видом, что никто не сможет его задержать и нарушить привычный ритм его жизни. Но и сам Старик больше всего в этот момент хотел завалиться в постель и проваляться там до полдня, ни о чем, не думая, не помышляя, просто забыться. Сначала ему казалось, что он не сможет после всего пережитого и глаз сомкнуть, но усталость была слишком велика. Он едва добрел до своих покоев и повалился без всяких мыслей и чувств.
№№№№№№

И другие обитатели замка знали о необычном госте, хотя никто не мог похвастаться тем, что они сумели его разглядеть. Это казалось им особенно таинственно и странно, но никого из слуг особенно не всполошило. Раз они столько лет мирились с призраками, то с живыми, хотя и неуловимыми людьми - тем паче.

Удивляло их больше другое, то, что хозяин их терпел гостя, даже недовольства не высказывал. И самые наблюдательные заметили, что он и сам при этом как-то изменился, преобразился. В него словно вдохнули новую жизнь. И если кого они с любопытством разглядывали, то это именно Старика.

Хотя они пытались следить за происходящим, но ничего понять не могли, оно снова и снова ускользало от них, и из обрывков музыки и речей, странных ничего им понять было невозможно. Им даже посплетничать вечером, за ужином было не о чем. И фантазии у них было не достаточно, чтобы придумать что-то от себя. Тайна и неопределенность - вот что оставалось в душах их. И с этим трудно было справиться.
Таинственная неопределенность могла однажды разъясниться, а могла и не разъясниться никогда.
Такое случалось в замке и прежде.

ГЛАВА 9 ПАМЯТЬ О ГОДАХ ПЕЧАЛИ

Старик быстро заснул, но пробудился очень скоро. Да и кто бы, едва отступила усталость, мог спокойно спать безмятежным сном.
Сначала он вообще ни в чем не мог разобраться. Музыка, Данте, сон о рае, видение - все это так перемешалось. Ничего нельзя было понять и почувствовать. Но постепенно он стал отделять одно от другого. И в странной картине стали появляться поразительные, не сравнимые ни с чем детали, и прояснялся какой-то особенный смысл, который он еще никак не мог понять, но постепенно он становился отчетливее.

И воскресал уже в памяти его образ Таис. Он убедился в том, что только при ней жил по-настоящему. А потом, все рухнуло в те жуткие дни, когда она оставила его. Как бы цинично не относился Пианист к любви, что бы он ни утверждал. Это могло быть правдой, но только совсем небольшой ее частью. Да и живущий совсем в другом измерении, он никогда не смог бы понять и оценить их чувства - они оставались для него под всеми запретами. И пусть он был выше их, или ниже, но он никогда не сможет их оценить, обращая все в снисходительные шутки и наполняя иронией. И странно заныла душа по невозвратно ушедшему, прошедшему навсегда. Потому, видно, он и снял с полки Данте, что захотел еще раз окунуться в этот мир, и оживить в усталой душе чувства. А может быть, он предчувствовал, что должна произойти его встреча с прошлым, как дикий зверь чувствует опасность. И он не расстроился и не обиделся на Пианиста, потому что именно тот помог осуществиться самым невероятным его мечтаниям. Правда, он как-то сердито говорил о вымысле в поэме, но сам привел тень его Беатриче и доказал ему, что она там. Но как удалось ему из рая привести тень его?- вдруг мелькнуло в его сознании. И могильный холод прошелся по всему ее телу. Но где бы она ни обитала, она существовала, и будет существовать всегда, - это немного успокаивало и вдохновляло.

Бессонница удивительная вещь. Он хотел отправиться в библиотеку за Данте и хотел дочитать последние главы. И другое странное открытие пазило его. Данте видел ее живой, а там, где они были только тенями, узнают ли они друг друга, смогут ли друг друга полюбить?
У Данте не было ответа на этот вопрос. Для этого надо было вызвать его тень. Но он ни за что не решился бы на такое. Лучше этого вовсе не знать заранее. Знания тяжки, и с ними труднее всего потом бороться, они могут оказаться убийственны. Он и сейчас был недостаточно смел для такого открытия, а память унесла его в прошлое.
№№№№№

Помнилась не смерть, а жизнь, то далекое прошлое, для которого отступило время. Он вспомнил о том, как в первый раз она вышла к гостям, когда стала женой и хозяйкой бала Она была так застенчива и поразительно хороша в тот вечер, как он узился на каждого, кто уделял ей чуть больше внимания, чем требуется. Барон.. Он хорошо помнил тот вызов на поединок. Дуэль, правда, не состоялась. Но он настроен был более чем решительно.

В те дни они все время проводили вдвоем. Таис не слишком нравилась светская жизнь, и сколько могли, они прятались от соседей и посторонних.
Сколько раз вечерами, у камина они оставались с томиком Шекспира. Она любила и роскошь, и уют, а он почти никогда не обращал внимания ни на то, ни на другое. Его и радовало и печалило это.
Он злился на тупых и чванливых лордов и графов, которые были чаще всего смертельно скучны, почти непереносимы. Многие из них хранили скелеты в шкафу, невесть откуда пришли, порой оказывались настоящими проходимцами, брехунами и недоумками. И он говорил им это прямо в лицо, нимало не смущаясь.

Он хорошо помнил тот день, когда она торжественно, но с грустной улыбкой сообщила о том, что у них будет ребенок. Она предчувствовала что-то и не скрывала своего страха перед неизвестностью. Хотя держалась молодцом и не хотела его особенно огорчать. Она волновалась, прежде всего, из-за того, что ее точеная фигурка станет безобразной, и того, что это, как говорят нестерпимая боль. О том, что она подарит жизнь новому существу, она в эти минуты совсем не думала. Он вызвал в замок лучших лекарей, был так заботлив и внимателен. Но ничего не помогало.

В те страшные дни она замирала от ужаса, а потом, обессилев от мук, лежала поразительно бледная и неподвижная. Время тянулось бесконечно долго. Когда ребенок родился, и услышали все его пронзительный плач, он в изнеможении благодарил небеса за то, что все кончилось благополучно, но как выяснилось, радовался он рано. Весь в ленточках и кружевах живой пакет был прекрасен. Но он с ужасом взглянул на дверь, где было удивительно тихо. Тишина показалась ему зловещей. Он боялся туда зайти, никак не мог сделать эти несколько шагов. Но лекарь уверил его в том, что все обошлось, хотя роды были очень тяжелыми, и она потеряла много крови. Он поверил ему, но дурные предчувствия не оставили его.

Она лежала поразительно бледная, но, увидев его, постаралась улыбнуться. Он несколько дней не мог сомкнуть глаз, и казалось герцогу, что вообще больше никогда не сможет заснуть. Но шаги служанок в коридоре, заставляли его вскакивать, он прислушивался к их голосам, и знал, что случится. Ей не становилось лучше. Большую часть времени Таис была без сознания. За эти три мучительные месяца она так и не поднялась больше с постели.

Но почему же все оказалось так кратко, и было так скверно? В чем они так провинились пред небесами, что не заслужили пощады? Почему появившийся на свет ребенок отнял жизнь у тайно юной и прекрасной женщины. Отчего жертва для них оказалась так велика.
Он так любил ее, что и своей жизни без нее не представлял. Но знал, что оставаться придется в полном одиночестве. Он знал, что не сможет любить свою дочь, потому что никогда не сможет забыть о случившемся и пережитой трагедии.
№№№№

Наконец наступил рассвет. От мучительной ночи больше не оставалось следа, но и легче ему не стало. Он почувствовал весь ужас отчаяния, свалившийся на его голову. И родилось оно из рельаного и нереального, от вчерашней ночи, спрессованной в комок. Он никогда уже не узнает, что там было правдой, а что бредом. Он слишком долго таил все это в душе, старался не говорить и не думать обо всем. Но во все времена он точно знал, что наступит момент, когда далекое прошлое предъявит свои права на настоящее. Он не мог знать только, на сколько это будет больно и мучительно. Он не мог этого знать.

-Что же мне еще предстоит узнать в этом мире, почему меня не призывают к ответу уже теперь? - вопрошал он неведомого бога. Но ничто не нарушало тишины этой комнаты.

ГЛАВА 10 СТАРЫЙ МИР

Когда он подошел к столу и оглядел его, то заметил книгу, которую он в комнату не вносил. Это было старинное издание, где в довольно интересной форме пересказывались античные мифы. Эту книгу он любил перечитывать в детстве и в юности, когда впервые узнал он о поразительной культуре античности. В нее он давненько не заглядывал. Но открыта она на определенной странице. Он не мог равнодушно отвернуться и не заглядывать туда, чтобы посмотреть, что же такое было написано на этой странице книги.

И он перечитал еще раз хорошо знакомый миф о том, как Меркурий усыпал рассказами безглазого Аргуса, который стерег возлюбленную Юпитера Ио, обращенную в корову, по приказу его ревнивой жены Юноны.
Странная эта история, конечно ни за что бы ему ни вспоминалась среди всего разнообразия этих поразительных мифов. Но что же в ней было такого, и как она может быть связанна с его судьбой, с прошлым его или настоящим. Почему нынче она лежит перед ним? Ведь вечером, когда он входил в комнату, этой книги не было на этом месте, он хорошо это помнил.

И сразу же новые тревоги и новые волнения охватили его душу. Он знал, что Пианиста увидит только вечером, и хорошо, если тот захочет с ним об этом говорить. Да и не хочется показывать, что он ни о чем даже не догадывается. Вчера он ничего не сказал, только эта книга. Видно ему должно было догадаться обо всем самому. Но он был так устал и измучен, после ночи, не подарившей ему ни грамма покоя.

-Ты хотел чего-то яркого и необычного, - усмехнулся он, - вот и получил это сполна, скучать, точно не придется. И он смутно догадывался, что связанно это не с прошлым, а с грядущим. В прошлом они все уже выяснили до конца. Но что еще может случиться. Если вспомнить о том, что будущее всегда проступает в прошедшем. И самое главное, кто он Меркурий, отрубивший голову охраннику или тот же Аргус, который усыплен, был странными песнями. Он должен совершить что- то значительное.

За долгую жизнь он столько раз убеждался в том, что не стоит предугадывать, а тем паче, торопить события. Он получил предупреждение и должен был терпеливо ждать своего часа, того момента, когда совершится то, о чем говорилось в старом мифе. И тогда он, наконец, сможет ответить на вопрос, что же все это значит, как это с ними связанно, если вообще как-то связанно. Но ничего не бывает случайно и просто так.

-Грандиозно? - услышал он голос Пианиста, - где- то в сознании, но тогда это было просто и почти обыденно. Никто и внимания особого не обратил на происходящее. Это потом кто-то запомнил и всю историю записал. Она со временем обросла подробностями, и стала из себя представлять нечто. Но главное, ее суть, а не внешняя сторона.
-Ты хочешь сказать, что все зависит не от происходящего на самом деле, а от того, на сколько красиво все это преподнесут.

Старик был немного сбит с толку после подобных слов.
- А ты еще не убедился в этом? Неужели жизнь тебя ничему так и не научила?- он при этом искренне удивлялся.
Видно, они могли общаться, даже не видя друг друга, - сделал он еще одно открытие в это утро.
Когда Пианист доказал свою причастность ко всему происходящему в замке, герцог понимал, что вчерашняя ночь была только прелюдией, что в ближайшие дни, а может быть и часы произойдет что-то странное и страшное. И Пианист уже рассказал ему об этом, правда, иносказательно. Он будет этом принимать участие, это заденет его лично.

Людям свойственно предчувствовать многие события, особенно если они имеют отношение к их собственной судьбе. И для этого не только Князю, но и бесу важно было тут появиться. И они должны были все красиво и таинственно обставить. Пусть это будет игра, и не просто игра, а загадочное, таинственное действо. Но сможет ли Старик подчиниться правилам его игры. Хотя самолюбие не позволит ему отказаться и уйти в сторону.

А Пианист должен был позабавиться, поучаствовать, попробовать из рядового случая сделать нечто особенное, миф. Все это он не собирался выкладывать Старику. Тот не должен видеть всю картину - только кусочек, специально для него предназначенный. А потом уж, в какую сторону повернутся, так всему и быть. И пусть думает, что все сам решил и сделал так, как и следовало и хотелось ему одному. Человеку совсем не хочется ощущать себя пешкой на шахматной доске, даже если эти пешки король и королева. Но его не волновали их желания.
Он просто пореже постарается им напоминать о том, кто они на самом деле такие. Игра продолжается.

ГЛАВА 11 РАССВЕТ

Утро было поздним пасмурным и тревожным. Еще тревожнее было на душе у старика. Какие- то намеки и странные видения не оставляли его ни на минутку. Они подтверждали все новыми и новыми доказательствами то, что грядут большие перемены.

Обед в одиночестве раздражал его впервые за много лет. Он слышал голоса, он различал какие-то тени за столом, и даже приборы слуги разложили на несколько человек. Хотя так было и прежде, но внимание он обратил на это только теперь. Предчувствия и предсказания окружали его со всех сторон. И оправдались они даже быстрее, чем он ожидал, как только на дороге перед замком (дорога была хорошо видна из окна), появился незнакомый всадник, направлявшийся к замку. Все совпадало. Потребовалось только немного терпения для того, чтобы дождаться этого черного всадника. А вести могли быть только черными, о добрых ему давно никто и ничего не сообщал.

Герцог не выдержал и поднялся из-за стола, повелев слугам сразу же пропустить его, как только он появится здесь.
Юноша никого ему не напоминал, он поспешно прошел вперед, обойдя его дворецкого, и сообщил, что у него послание от мадмуазель Жаклин, и он сожалеет о том, что весть печальная.

Стараясь казаться спокойным, герцог взял конверт, быстро, почти порывисто его распечатал. Его глаза стремительно неслись по строчкам. Этот подчерк он слишком хорошо помнил и не перепутал бы ни с каким другим, хотя внучка почти никогда не писала ему писем. Она сообщала о том, что вчера Серж убит на дуэли каким-то графом де ла Мааром. Она приняла решение похоронить его в семейном склепе. Дед должен подготовить все для погребения.

Он отпустил руку с листом. Письмо было коротким и сухим, словно они говорили о каком-то неотложном, но обыденном деле, не имевшем для них большого значения. Но он мог представить себе, с какими усилиями они писала несколько этих строчек.

- Как это произошло? - спросил он у незнакомца.
- Я не знаю подробностей, - признался тот, - знаю только, что Жаклин в отчаянии, Серж значил для нее слишком много. Она не желает больше там оставаться ни минуты, никого не слушает, отчаяние ее перешло все границы.
Он поклонился, понимая, что вряд ли еще что-то сможет прибавить ко всему уже сказанному, да и что еще нужно было знать Старику? Разве этого было недостаточно?

Юноша поспешно уехал, сказав, что он должен помочь Жаклин. Герцог послал за ним нескольких своих слуг и просил передать, что к их приезду он все приготовит. Наконец, этот чужой человек ушел, и он не мог видеть его страданий и смятения, с которым, как ни старался, он никак не мог справиться. Хорошо, если бы и он оказался наваждением, призраком из прошлого, мифическим героем. Но в руке его оставалось письмо - совсем короткая записка. А в ней черным по белому было написано, что его внук, его единственный наследник убит на какой-то дурацкой дуэли, и в ближайшее время тело его привезут сюда и похоронят в семейном склепе, и ему придется пережить и это, и оставаться дальше. И было известно имя того мерзавца, который сотворил это. А он должен принять это как должное и думать о похоронах. Его замок оставался без наследника, что с этим можно было поделать ему? Он переживет свою жену и дочь, и внука своего. И как говорить о справедливости этого проклятого миропорядка.

И все-таки пока эти соображения не были похожи на реальность. Казалось, что кто-то задал эту странную, жесткую задачку, и он должен был ее разрешить, а когда разрешит, тогда все и встанет на свои места. Все будет иначе с этой самой минуты.

А потом нахлынуло чувство вины, он был почти уверен, что не неизвестный граф, а он сам убил собственного внука, равнодушием, безразличием, невниманием. Если бы он был рядом и знал, что там происходит, разве допустил бы он эту проклятую дуэль? И как мог он бросить пылкого и заносчивого мальчишку одного, в мире, где опасность ему грозила на каждом шагу. Разве не предвидел он такого конца, а если не задумывался об этом, то он равнодушный, бессердечный болван. И справедливо то, что все это на него обрушилось.

Может быть, судьба посылает ему одну смерть за другой и отдаляет его собственный конец, потому что хочет ему показать, как ничтожен и мелок сам он в этом мире. Он все еще не исполнил своего предназначения, ради которого и пришел в этот мир.

Мысли его обратились к Жаклин. Этот человек сказал, что она убита горем. Они с детства были всегда вместе, они не могли друг без друга прожить и дня. Как же может она оставаться совсем одна в холодном и жутком мире? Что произошло перед дуэлью с ними со всеми? Кто затеял ссору и почему? Он всегда был исполнен величайшего презрения к такого рода выяснению отношений, не потому что трусил или боялся смерти, он глубоко презирал тех, кто так пытался высказать свою храбрость. Много ли стоят те, кто при первом удобном и неудобном случае хватаются за оружие, и ничто не может их больше остановить, словно это вопрос наиважнейший.

Они так тупы и никчемны, что и заслуживали только презрения, которым он щедро их одаривал. Даже расправиться с любым из них он не стал бы руки марать, - пусть живую и торгуют своими грязными и мелкими душонками. Наверное, за такое презрение они ему и отомстили, не сразу, но теперь, когда сознавать это особенно больно, почти невыносимо. А тогда, сколько раз смеялся он им в лицо, при любой попытке подтолкнуть его на что-то подобное. Он пропускал мимо ушей все их обвинения в трусости и прочую дребедень. Ему было глубоко безразлично это общество, к которому он имел несчастие принадлежать. Даже угроза о том, что перед ним закроются двери всех домов, где он изредка бывал в свое время, не смогла бы его тогда остановить.

Но до конца оставаясь непримиримым, он не позаботился о том, чтобы и Серж был воспитан в таком же духе. Но что теперь об этом думать. Судьба мстила ему за прошлое, за то, что он так беззаботно нарушал законы, которые бытовали в его обществе, за все надо было платить, а за собственную свободу - тем более.
Они отыгрались на его внуке, в юности лишив его жизни.
И после всех горестных размышлений, он представил себе Сержа в гробу, и ужас охватил его душу. Так вот о чем пытался недавно поведать ему Пианист, Но как он мог даже подумать о том, что такое возможно?
Даже чужих он не видел мертвыми в таком юном возрасте.
Смерть всегда чудовищна, но такая просто не могла уложиться в его сознании.
№№№№№№

Вечером Пианист играл траурный марш Шопена. Он знал обо всем заранее. Он чувствовал, что должно было твориться в душе Старика. Но он ничем не мог помочь и даже не собирался этого делать.
И тот другой мир прорывался через музыку, врывался в пределы замка, казался ему чем-то угрожающе близким и безобразным, как мифические чудовища, при одном взгляде на которых сердце и тело становится каменным.

- Это только начало, - почти беззаботно твердил он, и усмехнулся, заметив, как старик поднял на него глаза. А в них оставались и тревога, и удивление, и испуг, и какое-то, может быть высшее откровение.
- Ты говоришь начало, но что еще может случиться?- едва прошептал Старик.
-Много чего еще случиться может, я же говорил тебе, что спокойные дни закончились, или ты сам еще не понял этого, - в голосе его звучали жесткие нотки, и он не собирался смягчить интонации.
Шопен. Его вечный стон о несбывшемся, о том, что навсегда обречено на страдания. И он снова посылал испытания. И они непосильны рабу твоему. Но он из последних сил еще пытается нести свой крест.


ГЛАВА 12 СКОРБНЫЕ ДНИ

И снова бессонная ночь. Теперь уже настоящая пустота. Он даже не ложился, словно неприкаянный бродил по замку, пугая слуг, уверенных, что ожили все приведения, вроде бы успокоившиеся в последнее время. Он с ужасом думал о том, что через несколько часов покой будет окончательно разрушен, когда сюда вторгнется похоронная процессия.
Бедняжка Жаклин, как должна разрываться ее душа от горя. Как проклинает она весь мир и ненавидит убийцу любимого брата, а может быть и собственного деда, из-за равнодушия и безразличия к их судьбам. Ведь если бы он был там с ними, а не прятался от жизни в своем замке, они были бы живы. И он понял, что не сможет взглянуть в ее глаза. Она останется живым укором до последнего его издыхания, а потом, когда и ему придется уходить, он оставит ее в этом мире совсем одну. Ведь сколько бы он не жил на этом свете,- это будет не так уж долго.
Но если она простит его рано или поздно, он станет для нее самым верным и самым преданным другом. Если бы только она его простила.
Хорошо, что Таис ничего не узнала о сучившееся, когда накануне была здесь. Но он них там ничего не удастся скрыть. А ему придется держать ответ перед Богом и перед нею, ничего не поделаешь с такой участью. Нет, и не может быть оправдания.

Он почти не вспоминал о них все это время, если бы посланник, то не вспомнил бы еще долго, а это так скверно.
№№№№№№

Экипажи появились в полдень. Очень медленно, бледный, почти неподвижный, он стоял у ворот своего замка, и никак не мог понять и поверить, что все это совершается в реальности с ним самим. Замелькали бесшумно слуги. Он и не подозревал, что их в замке их так много.
Жаклин из кареты взглянула на замок, словно видела его впервые. Но неясные воспоминания теснились в ее памяти. Она помнила свое детство, редкие визиты в замок деда. Как он красив был - ей казалось, что это совсем иной мир, недоступный для простых смертных.

Потом, когда они подросли, она не любила здесь долго бывать, что-то пугало и тревожило ее. Но Сержу он так нравился. Он считал его с самого начала своим владением. Так это и было на самом деле. Он знал, что здесь будет его свадьба и со всем своим семейством он поселится здесь. Это и было его наследством.

Она усмехнулась печально. Кто же мог предположить, что судьба сыграет с ним, красавцем и баловнем, такую злую шутку. Он и на самом деле навсегда здесь останется.

Он любил своего деда, она не разделяла его восторгов и к нему, и чувствовала себя здесь случайно оказавшейся и чужой. Кроме родства их ничего больше в этой жизни не связывало.
Дед все эти годы жив в своем, чужом и непонятном ей мире, с ее миром никогда не соприкасавшемся. Она не могла рассчитывать на него, потому что он не отзывался на ее письма и не появлялся сам, только слуги его порой заглядывали в их городской дом, чтобы узнать, не нуждаются ли они в чем-то.

Но вот наступили тяжкие дни, и она ясно поняла, что только к нему одному и сможет обратиться. Он должен что-то для них сделать. Она знала, как он любил бабушку, и мать была ему бесконечно дорога. Но она понимала, что эта странная любовь для них с Сержем была ущербна, потому что на них это никак не распространялась.
И Жаклин не могла восторгаться великим этим чувством, хотя никого особенно она не винила. И судьба к ней часто бывала, жестока, но она безропотно сносила все ее удары. И только неизвестный ей граф (она никогда прежде не видела его, не встречалась с ним в свете), он нанес ей удар в самое сердце, и теперь оно истекало кровью. Тот, кто был ее любовью и защитником с самого детства, он был мертв. И если до сих пор она не особенно нуждалась во внимании и заботе деда, тогда она даже тайно радовалась тому, что он не досаждает им, но теперь он стал ей необходим в холодном и чужом мире.

Она уже никогда не забудет те минуты, когда в ее спальню без доклада вбежал Роберт и прямо с порога сказал о том, что убит несколько минут назад Серж. И он был секундантом на этой дуэли, потому что не мог ему в том отказать. И она, никогда не терявшая самообладания, бросилась к нему и стала из всех сил бить его кулачками. А потом впервые в жизни началась настоящая истерика. И все-таки она еще была уверена в том, что он шутит, издевается над ней, лучше так, чем правда. Пусть рассмеется и скажет, что просто хотел увидеть ее и никак не мог найти предлога для этого, а она так и осталась легковерной простушкой, которую так легко разыграть. Если бы он так сказал, она простила бы его и не сердилась. Но он молчал. Даже не защищался от ее ударов, которые становились все более сильными и жестокими. Она, наконец, обессилила и медленно опустилась на ковер, и замерла, не в силах больше пошевелиться.

Он поднял ее и подхватил на руки, понес в постель. Но она поднялась через пару минут и побрела в гостиную. Где раздался, несмотря на поздний час, страшный шум. Какие-то люди бережно внесли его тело, осторожно, словно он был еще жив. У них были такие искаженные лица. И они не смотрели на нее.
Но и тогда она не поверила, что он умер, ведь ран и крови не было видно на темном фраке, и только лицо его казалось совершенно безжизненным.
Но оно было таким спокойным и одухотворенным, сколько раз она видела его спящим. Он спал и теперь, только поразительно бледным при этом казался.

Но он был таким, когда долго и тяжело болел, и она с ужасом думала, что он может умереть, молилась и просила его не оставлять ее одну. В тот раз Всевышний сжалился над ней, но, наверное, так бывает не всегда. Она благодарила его и была почти уверенна в том, что больше с ним ничего не случится.

Она вспомнила вдруг вечер накануне, его шутки, его забавные рассказы о бале, о каком-то милорде, первом красавце, и все мамаши устремились к нему, и не выпускали его, решив заполучить в мужья для своих дочек, но они и не подозревали о том, что кроме долгов у него ничего нет. И он и сам готов броситься на шею к любой из этих старух и уродин, чтобы хоть как-то поправить свое плачевное положение. Он рассказывал об этом, и так остроумно изображал все, что происходило там. В тот момент Жаклин подумала о том, что все они хотят заполучить в мужья и ее Сержа. И может быть этими рассказами он хочет ее приучить к мысли о том, что и ему тоже рано или поздно придется жениться, хотя до сих пор даже намека на это ни разу не было. И тогда она останется совсем одна в целом мире, он не сможет больше уделять ей много внимания, когда у него будет жена и семья. Об этом она думала тогда.

Она уже успела представить себя несчастной старой девой, вечно ненавидевшей женщину, с которой проводит все время единственный мужчина, которого она так любит. Для себя она тогда решила, что никогда не выйдет замуж, потому что никогда не сможет никого полюбить, и любой из мужчин будет только жалким подобием, которого она не намерена терпеть. О любви и страсти она не питала никаких иллюзий. И все рухнуло. Может быть потому, что она не хотела этого, ее желание исполнилось. Но недаром говорят, бойтесь своих желаний - они исполняются.

Потом все происходило в тумане. Роберт отправился с ее посланием в старый замок. Она понимала, что только там должен быть похоронен его наследник и несостоявшийся хозяин. И значит, она останется рядом с ним навсегда. Больше никогда и нигде не найдет она более подходящего места. Вернуться в свет, который она терпела только из-за него, встречаться со старыми знакомыми, натолкнуться на убийцу ее брата- это было выше ее сил. Пусть заточение и скука здесь. Они будут вместе в самом его любимом месте. И еще она думала о том, что душа его может появиться только здесь, в самом любимом его месте, а она отдала бы все, чтобы увидеть его и поговорить с ним. Она верила, что в полутемных коридорах его они еще встретятся, он сможет защитить ее от всех невзгод.
Траурная процессия медленно двигалась по аллеям усадьбы.