Месть

 


В Красночикойском районе это было. В 1985 году. Жили там две подружки. Ну, не подружки, а соседки, про которых говорят: поврозь скучно, а вместе тошно. Обе без мужика. У Надьки муж червонец тянул в Краслаге за умышленное. А у Клавы на деляне лесиной прихватило. Год под себя ходил и тихо преставился в ночь на день Конституции. А бабенкам тока под сороковник. Ядреные от парного молока и таёжного воздуха. Ну и природа требует свое – а где взять? Нравы тогда в селе были строгие. А мужики все заняты. Повадились они было к шабашникам-южанам ездить в Малоархангельское, да местные девахи им стоп в гору выписали.
А тут в селе завклубом новый объявился. Клуб до него два года на замке был. Молодой мужик, Сомов фамилия, одинокий, потерянный несколько субъект с дипломом культпросветучилища. В клубе бабушки собираться стали, фольклорницы. Кино крутят по вторникам и пятницам. Танцы по субботам под магнитофон. Вечером Сомов клуб закроет, в заезжку приплетется, кефиром и лещом в томате поужинает и – бух на сиротское одеяло, предаваться бесплотно-эротическим мечтам.
Обе тетки на него глаз и положили. Клавка первая тропинку торить начала. Набросила как-то майским вечером на плечи белый платок собственной вязки и продефилировала мимо тихо матерящегося Сомова. Он никак не мог запереть замок, выпущенный еще в 1934 году инвалидной артелью «Красный Гефест». Клава оставила позади себя шлейф аромата «Красной Москвы», как тяжелый бомбардировщик оставляет белый инверсионный след, и в душе Сомова поселилось беспокойство. Через неделю он уже зашел на чай. А следующим вечером она  отправила ночевать дочку к Надьке. И вскоре из-под красного стеганого одеяла раздался счастливый басовитый стон хозяйки.
Надя сидела у окна и чутко, как лошадь, стерегущая жеребенка, пыталась уловить звуки из Клавкиного дома. Ей представлялось, как елозит по мощным прелестям подруги худощавый молодой пахарь. Казалось, она даже ощущает запах пота после многотрудных постельных трудов.
Утром Клавка летала по селу, как воздушный шарик в ветреную погоду. Под глазами ее залегли тени – верный признак недосыпания, но усталости не было и в помине. К вечеру Клавка напекла пирогов и опять отправила  дочку к соседке. И  та снова и снова вглядывалась в ночь, сидя у окна…
А наутро она взбесилась. Сомов и Клава ели суп, когда вбежала дочка и завопила:
- Мамка! Тетя Надя в район поехала, про тебя в милицию говорить, что ты самогон гонишь!
Самогон Клава и вправду гнала. Собственно с этого она и жила, отпуская его по твердой цене, и справляя то себе пальто с воротником, то дочке сапоги.
- От сука беззубая! Хлеборезка бракованная! Шоб ей все поперечно было!
Клава отличалась практичным умом и быстротой соображения. В несколько минут она демонтировала аппарат-кормилец и отправила Сомова закапывать детали в разных частях огорода. Затем вылила за забор содержимое аптекарской четверти. И тут по лицу ее скользнула змеящаяся улыбка. Она тщательно прополоскала емкость, наполнила ее водой и поставила на место в шкаф.
Менты приехали через час. Лейтенант и  сержант – опер и участковый. Прикатили служивые в пыли, предвкушая конфискацию незаконного продукта с последующим употреблением. Надька в предвкушении расправы над соперницей приникла к стеклу так, что ее нос на время превратился в свиной пятак.
- Самогон гоним? Торгуем?
- Ой тю! Якой там самогон. У моего мужика, вон, даже одеколона нету…
- Придется провести обыск!
- Ой, да за ради Господа Бога!
Менты были уже осведомлены, где хранится ОН. Для вида пошарили под кроватью, в кухонном шкафу, и только потом извлекли на свет божий тяжелую бутыль.
- Ну, а это что?
- Да ничего особенного. Это так…
- А вот мы попробуем.
- На здоровьичко.
Несолидно было принимать на грудь в присутствии подозреваемой, но уж сильно горели трубы в милицейском организме. Лейтенант налил себе чуть не с горкой. Холодная колодезная водичка приятно оросила воспаленную гортань, но желаемого эффекта не принесла.
- Ну-ка сержант, спробуй. А то из меня дегустатор сегодня, как из кобылы командующий ЗабВО.
Сержант спробовал тоже.
- Вода как вода.
- Извиняюсь, гражданочка. А зачем вам тут в шкафу вода? – мент изо всех сил скрывал досаду. Клавка затараторила:
- Да как же, гражданин начальник! Мы ж сами-то с запада. Переселенцы. И есть у нас, у гуцулов, обычай такой. Как умрет кто, да покойника обмоют, та вода дома три года должна стоять. Вот, храню. Недавно тока обмывали.
Закончить она не успела. Две серые фигуры вылетели из дома, и с огорода донеслись саксофонные звуки облегчения. Потом менты бросились за уже удирающей Надькой. И догнали.
Мудохали ее долго и тщательно, невзирая на милицейские мундиры...
Помирились подружки лишь к Покрову, когда Сомов, заскучав по огням большого города, укатил на желтом «Пазике» в Читу. А поссорились через год, когда в поселке появился заготовитель кедрового ореха Володя Лохов. Веселый и кудрявый…