День у главного редактора информационного агентства «Репортажи. Слухи. Новости» (сокращенно – «РСН») Вольдемара Боромира не заладился с самого утра. Если быть совсем уж точным это самое «не заладилось» продолжалось со вчерашнего вечера. Боромир, это псевдоним такой, неизвестно когда и кем придуманный, но настолько подходивший его хозяину, что сам он свою фамилию вспоминал только в те минуты, когда приходилось доставать из широких штанин краснокожую тоненькую книжицу со страшненькой фотографией в количестве одной штуки. От прочитанного в графе фамилия у Вольдемара обычно нижняя челюсть отваливалась, а глаза расширялись до непотребных размеров.
- Вот ни *** ж себе? Понапишут всякого, а ты тут значит удивляйся, - но следом в окошко, особенно если через это окошко выдают гонорары. – Да, да, это я. Всенепременно я, - как бы сам себя, уговаривая начинал тараторить господин главный редактор Вольдемар Боромир.
Как пишущий журналист Вольдемар был весьма плодовит и отличался кипучим характером. Цепляясь за любую мало-мальскую новость, новостульку даже, мимо которой пробежали бы даже известные графоманы и сплетники из конкурирующего агентства репортёры Николаев и Нидвораев, Боромир расцвечивал её всеми имеющимися красками своего слога и раздувал новостульку до вселенских масштабов. Порой до таких, что самого брала оторопь.
- Вот ни *** ж себе? Во творят люди, а ты тут бьёшься ни за понюх табака.
Накануне, выйдя из здания, где располагалось славное своим редактором ИА «РСН», Вольдемар купил сигарет, пивка и решил посетить свою давнюю подругу Люську. При воспоминаниях о Люське лицо Боромира растягивалось в благостной улыбке. Не отличаясь особой красотой, да и вообще статью, было у Люськи одно замечательное качество – она была безотказна как автомат Калашникова. В какое время не приди - и накормит, и сто грамм нальёт и спать уложит, ну а уж в постели… улыбка Боромира становилась все более неприлично широкой. Он уже предвкушал ужин у Люськи и её прелести…
Но Люська дала осечку.
- Боромир, отстань. Третий раз повторяю – мне сегодня нельзя.
- Люсьен, да ты что? – Вольдемар вытянул губы трубочкой. – Я так по тебе соскучился.
- Отстань! Я же сказала.
Поприставав к Люське ещё минут двадцать и получив три раза по левой щеке и столько же по правой Боромир с озадаченным видом поплелся домой. А домой не хотелось до жути. Дома была Алла, а у неё как у всякой законной супруги было всё наоборот в отличие от нормальных женщин. Если у нормальных женщин критические дни длились пять дней, то у Аллы все двадцать пять. Хотя, Боромир был готов в этом даже поклясться, что в те полгода, что были они с Аллой женихом и невестой, такого понятия как критические дни не существовало вообще, равно как и голова у Аллы не болела ни разу, не было даже намека на головную боль. А единственным словом, что она произносила с видимым удовольствием было:
- Хочу! – в разных интерпретациях и сочетаниях.
Причем хочу всегда, везде и именно сейчас и именно здесь. Кроме койки в съемной квартире в разряд «здесь и сейчас» попали: скамейка на центральной площади города, туалет в областной библиотеке, последний ряд в местном кинотеатре и даже троллейбус, что шёл в парк, в сторону, кстати, абсолютно противоположную нужному направлению, но так не хотелось прерываться, да и ошалевшая водительница троллейбуса гнала с бешеной скоростью, предпочитая на остановках не останавливаться и в зеркало заднего вида не смотреть.
Еще месяц после свадьбы они пожили в таком бешеном ритме, а потом как будто кто-то нажал кнопку ВЫКЛ. Вольдемар сильно подозревал, что этим кто-то была мама Аллы, тоже Алла, но к этому имени зятю приходилось всякий раз добавлять Борисовна. Вот такая была в семье Аллы традиция, всех родившихся девочек называть непременно Аллами. По этой причине мальчики не рождались вот уже на протяжении ста лет. «Как минимум!» - обычно добавлял Вольдемар, после чего ловил на себе гневный взгляд Аллы Борисовны и умолкал. С тёщей лучше было не спорить. И тут дело было даже не в той материальной помощи, что оказывала любящая мать своей дочери, зятя она как бы не замечала, а в тех ста килограммах собственного веса, которыми обладала Алла Борисовна, не только мать и тёща, но что самое главное – завпроизводством одного очень уважаемого в городе ресторана. Справедливости ради, стоит отметить, что Боромир это мало ощущал. То, что Алла Борисовна «вкусненького» приносила из ресторана съедала милая дочурка в её же присутствии. Вальдемар тоже присутствовал на этом празднике желудка, но всё больше в качестве независимого эксперта. Ему, горячо любящая тёща, подсовывала квашенную капустку и увядшие маринованные огурчики.
- Со вчерашнего банкета осталось. – С милой улыбкой на пухлых, каждая в полкило, губах произносила Алла Борисовна и протягивала дочурке бутерброд с красной икоркой. Но если бы только икорочкой всё и ограничивалось?
Вальдемар похрустев капусткой уходил курить и думать о судьбах своей Родины. Так оно легче было переносить спазмы желудка.
Через полгода после свадьбы Вольдемар проснулся среди ночи, посмотрел на распевно храпящую жену, что заняла своими объемами две трети двухспальной кровати и не узнал ту Аллочку-тростиночку, что так алчно и безумно любил на площади, в библиотеке и даже в троллейбусе. Он даже попробовал ущипнуть себя, что б видение пропало, но «видение» повернулось во сне на другой бок и столкнуло Вольдемара с кровати на пол.
Не самые радостные видения плыли перед глазами главного редактора ИА «Репортажи. Слухи. Новости» по дороге домой. Все пять лет семейной жизни пробежали перед глазами Вальдемара: тёщина капустка, Аллкины килограммы и те три раза, что обычно именуют сексом, случившимися видимо по недоразумению, за годы их совместной жизни в законном браке. На этом месте Боромира чуть не стошнило, но было нечем, Вальдемар сегодня не обедал. Живот давным -давно подвело как у борзой собаки. Настроение резко потекло вниз.
Аллочка уже спала. На кухонном столе сиротливо лежал обглоданный остов балыка, три красных икринки, шкурки от сала и хвостик сырокопченой колбасы. Посреди этого великолепия красовалась миска с капусткой и надкусанным огурцом, в этот раз свежим. Боромира вторично чуть было не стошнило.
Пробиваться на кровать – дело бесполезное – Аллочка теперь занимала всю её площадь и Вольдемар улёгся на старом скрипучем диване. Он еще долго ворочался, несколько раз вставал курить, пил воду из-под крана, а закрыв глаза отчаянно пытался отогнать от себя свинообразные видения. Под утро, накурившись до противной тошноты и горечи во рту, Вальдемар наконец-то забылся тяжелым сном.
Утром не заладилось с первого же шага – проснувшись Вольдемар сунул ноги в любимые тапочки и ощутил там противное хлюпанье.
- Я убью этого кота! – взревел он и уже почти шёпотом, чтобы не разбудить Аллочку. – Ты где, сука? Ты когда научишься срать в тазик с песком, а сучара мяучащий? Ну, ка мяффкни хоть разок! – Но сука-кот забился под теплый и рыхлый Аллочкин бок и оттуда, из под шикарных, розовых, в тон шторам на окне, хозяйкиных кожных складок нагло щурился и вместо мяфкания издавал противные урчащие звуки.
Вольдемар кое-как, на одной ноге допрыгал до ванной – кран издал звук похожий на «пых» и не отдал ни капли. Вода нашлась только в чайнике, едва-едва на дне. Вылив её остатки на ногу, Боромир понял, что и сегодня утром остался без завтрака. Правда, на столе всё ещё продолжала стоять капустка, но смотреть на неё без желудочных спазмов Вольдемар не мог последние года два.
На выходе из подъезда Вольдемар подвернул ногу, так что в ступне хрустнуло, в глазах потемнело и вышибло слезу. Другую ногу повредили уже в троллейбусе. Какая то дама с комплекцией Аллы Борисовны наступила на доселе здоровую ногу. Редактор сдавленно ойкнул, колени его подогнулись, в этот момент троллейбус резко затормозил и дама с тяжелым вздохом уселась на Вольдемаре уже всем своим существом.
- Ой, молодой человек, извините!
Вольдемар попытался принять извинения, но вместо членораздельной речи из горла вырвалось лишь сдавленное хрипение. Каким-то чудом и почти живым, но более похожим на героя «Повести о настоящем человеке» Боромир вполз в помещение информационного агентства. Там стояла кромешная тишина. Обычно к этому времени все журналисты активно настукивали тексты свежих, только что полученных, с пылу с жару, как пирожки, горячих новостей. Сегодня ничего этого не было. Нет, все журналисты сидели на своих местах, но радующего редакторское ухо перестука клавиатур не было и в помине.
- Кто-то умер? – Спросил с порога Боромир.
- Если бы, тогда хоть новость бы была, а так - полный молчок! – Владик, самый молодой из всех журналистов, встал из-за стола пожать руку редактору.
- Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд! Клава и у тебя что ли новостей нет?
- Даже намёка на оные, - из дальнего угла отозвалась Клава, хрупкая и большеглазая девушка. Она уже битых полчаса листала сводки новостей за прошлый месяц.
- Сашок, - обратился редактор к начальнику криминальных новостей, прыщавому юнцу восемнадцати лет от роду. Тот лишь неопределенно пожал плечами.- Что, даже обыкновенной бытовухи нет? Куда катится мир?
Вольдемар Боромир наконец-то доплелся до своего редакторского кресла. На факсе пусто! Посмотрел электронную почту – один спам с рекламными объявлениями. Новостные ленты федеральных информагентств – тишина. Международные агентства, кроме наводнения в безлюдных областях Бразилии, тоже ни о чём не сообщали. Брови редактора поползли вверх.
- Куда всё делось? Ничего не понимаю? – Одновременно заныли обе ноги, вывихнутая и придавленная, эхом отозвался ссохшийся желудок, а в голове заныло позавчерашнее похмелье.
Целый час редактор мужественно обзванивал все известные пресс-службы, требовал релизы и хоть каких-нибудь новостей – все вежливо отвечали, что производством новостей не занимаются и что самое интересное у них произойдет только ближе к концу второго квартала следующего года.
В конце концов, обругав неизвестного ему пресс секретаря департамента ассенизации и послав последнего ко всем его фекалиям и просто какашкам, Вольдемар метнул трубку на аппарат.
Голова пульсировала дикой болью по всему периметру, обе ноги опухли почти до Аллиных размеров и размеров её тёщи вместе взятых, желудок отозвался отрышкой и окончательно ссохся.
Вольдемар тупо смотрел в монитор компьютера.
- Может я умер, а это всего лишь долгая дорога к моему последнему пристанищу в наказание за все мои пригрешения. Простите мя, люди добрыя и не очень, кому хоть на йоту причинил зла. Без умысла всё было сие. Простите. – Вольдемар рвал на себе волосы и последнюю рубаху. Сознание медленно, но верно покидало его в неизвестном направлении и уже сквозь его остатки, сквозь тьму и мерзкие видения он услышал:
- Слышь, давай включим сервак то, да и других предупредим, что мол всё? А то ведь крыша съедет у Вольдемарчика! – На этом месте сознание щелкнуло рубильником и прыщавое лицо Сашка растворилось в навалившейся тьме.
На диванчике, что стоял в холле информационного агентства «Репортажи. Слухи. Новости» лежал бледный, как полотно Вольдемар Боромир. Голова его была обмотана мокрым полотенцем, а Клава кормила с ложечки ароматным куриным бульоном и участливо заглядывала ему в глаза.
- Вольдемар Казимирович, вам уже лучше?
Редактор молча кивал головой и прислушивался к шумам слышимым из кабинетов агентства – там поселилась жизнь. Судя по стрекоту факсов и перестуку клавиатур новости текли рекой.
- Что это было? Мир снова стал таким каким я его помню? – одними губами произнес редактор.
- С первым апреля вас, Вольдемар Казимирович! – и тут грянул хор голосов, знакомых и слышимых впервые. – С первым апреля!
Вольдемар поднял глаза – около дивана стояли все журналисты «РСН», его Аллочка, стройная как тростиночка, её мама Алла Борисовна стояла чуть поодаль и держала в руках тазик с дымящимися пельменями. Тут же стояла дама из троллейбуса, щуплый мужичок из пресс службы департамента говна и какашек (это у него на бейдже было написано, как ни был плох редактор, но это название он смог прочитать). Безотказная как автомат Калашникова, Люська выглядывала из-за покатого плеча троллейбусной дамы и хитро улыбалась, были ещё какие-то люди и даже сука-кот сидел тут же и гадил в тазик с песочком.
Сознание в очередной раз щелкнуло тумблером и накрылось тазиком с пельменями…