трагедия ОДНОЙ маленькой ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДУШИ
Электричка шла 5 часов. Простившись с друзьями, он нырнул в метро. Бетонное чрево подземки встретило знакомым шумом…
Машина стоит, значит отец дома. Он нашел в кармане куртки ключ, вставил в замок и повернул его. Под стон грязной металлической двери шагнул в секцию. Опять чем-то воняло. Штукатурка сыпалась от сырости. Немного помедлив, он толкнул дверь комнаты, и сразу почувствовал как волной накатила усталость, тут же захотелось есть, спать, в душ, слушать музыку; все же он считал это место домом. Отец сразу послал за сигаретами. Сходил. Протягиваю ему новенькую пачку, оправдываясь, что не было его любимых. Подобрав колени, сел рядом на диван. Отец знакомым движением разорвал пленку на пачке и закурил, продолжая все это время смотреть телевизор. Маленькая комнатка начала заполнятся едким дымом. Шевелиться не хотелось, тело казалось тяжелым и не моим.
— Мне понравилась Тюмень, пап. Классный город, маленький но чистый. Там дороги классные, ровные. Центр хорошо сделан, площадь перед сценой метров 800, не то что наша плотинка. Мы на концерт Отпетых Мошенников попали. Сегодня еще автошоу какое то, оно вчера в Тюмени было, но мы не останавливались, проехали. Девчонка сказала, что мне надо там жену найти, а она замуж выйдет, чтобы там остаться. Реально понравился город. – в памяти всплывали картинки солнечных улиц, улыбающихся женских лиц, и громадный розовый автобус, с каким-то ощущением радости.
— Там фильм с Семи Насери идет.- Отец переключил канал.
— Он кончился, пап, это финал был.
На глаза попалась форменная кепка заполненная охотничьими патронами разных цветов и размеров. Отец, не отворачиваясь от телевизора, стал жаловался на друга, рассказывал во всех подробностях как тот на охоте его достал, , и как ночью пьяный чуть не начал стрелять в них, и что его тошнило под каждый куст, и как утром потом признавал свои ошибки … В голове мелькнула мысль, что и этому взрослому, закостенелому человеку просто надо чтоб его выслушали. Механически начинаю сортировать патроны, раскладывая их в кучки с одинаковым номером дроби. Молчу. Отец начал одеваться, продолжая рассказывать. Я заметил на столе пачку пятисоток, вспомнил, что денег в кармане нет совсем.
— Пап, а долго вы были на охоте?
— Я же говорю, СЕГОДНЯ приехали!
— Понимаю, но ты ж не сказал, вы в субботу уеха…
— Да, в субботу.
Беру кружку, хочется пить. Отец сказал видимо какой то упрек, я услышал только «… долго рассказывал, да… просто дослушал, ХОРОШО.» Оправдываюсь, за рассеянность, что почти не спал и не ел. А самому уже не хочется ничего, только чтоб этот человек ушел быстрее. Обидно, ведь он же мне отец. Ухожу в тесную и грязную душевую. Из щелей между кафельными плитками опять лезут красные дождевые черви… Равнодушно выкручиваю вентиль до упора и смотрю как они корчатся под струями кипятка. В сливе что то противно забулькало, он попятился стараясь не наступать на эту воду. Закрыв глаза и забыв обо всем, подставил лицо теплым струям воды. Минуты блаженства, мысленные извинения перед Гринпис и замечание себе за то, что не экономит пресную воду. Контрастный душ помог прийти в чувства, ему стало немного легче. В комнате уже не было никого, остался только обильный запах туалетной воды и сигаретный дым. Потом он доел найденную в холодильничке курицу и сыр и наконец-то растянулся на диване. Двенадцать квадратных метров были полностью в его распоряжении. Сейчас не было тех двух людей, с которыми он делил свое жилище. По четыре метра на каждого… Он верил, что если он так сейчас живет, значит это правильно, значит так решила судьба, чтоб воспитать его, чтоб закалить, чтоб он знал все стороны жизни. Только так наверное можно было увидеть реальные вещи, ощутить весь букет вкуса жизни.
Телефон молчал, новых смс не было. За окном стоял теплый осенний вечер. Он закрыл глаза и уснул.