Перечисляя в сонете 66 явления жизни, видение которых подталкивало его к мысли о смерти, в четвертой строке этого сонета В.Шекспир написал:
And purest Faith unhappily forsworn…
И от чистейшей Веры отреченье…
Это постоянно наблюдавшееся Шекспиром отречение от веры состояло в различного рода и вида проявлениях людской нелюбви к ближним, включая фарисейские выражения якобы такой любви.
Никто не разу не был почитаем
Сам по себе; нас чтут лишь за дары
Слепого случая…
(«Троил и Крессида». III, 3, перевод Л.Некора)
Сам Шекспир любил людей искренней и истинной любовью, в основании которой лежало его понимание истины взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия, ярчайший и точнейший пример материального воплощения которой он видел в каждом без исключения человеке. И в основанной на таком понимании любви не к каким-то отдельным конкретным людям, а ко всем людям вместе и к каждому человеку в отдельности объяснялся Шекспир в своих сонетах. Но в сонетах он еще выступал как глубоко и искренне верующий человек.
Эта вера еще звучит в «Гамлете», когда Гамлет в монологе «Что есть человек…» говорит:
Sure, he that maid us with such large discourse,
Looking before and after, gave us not
That capability and godlike reason
To fust in us unused.
Уверен, он, который нас создавал с такой большой рассудительностью,
Глядя, что было до того и будет после, не для того дал нам
Эту способность (смотреть, что было до чего-то «того» и будет после — Авт.) и богоподобный разум,
Чтобы они ржавели в нас неиспользуемыми.
В трагедии же «Король Лир» Шекспир от этой веры отрекается. Вообще, трагедия «Король Лир» – это трагедия порывания с иллюзиями практически всех его персонажей, а не только одного Лира. Но главная трагедия в этой трагедии — это трагедия самого Шекспира, порвавшего с иллюзией, что истина взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия есть главная, основная «простая» (сонет 66) и «великая» («Троил и Крессида») «Истина» (сонет 66 и «Троил и Крессида»), которую может и должен видеть каждый человек, и закономерные, выходящие на практику людей выводы из которой каждый человек может и должен делать:
Есть в жизни всех людей порядок некий,
Что прошлых дней природу раскрывает.
Поняв его, предвидеть может каждый,
С ближайшей целью, грядущий ход
Событий, что еще не родились,
Но в недрах настоящего таятся,
Как семена, зародыши вещей.
Их высидит и вырастит их время.
И непреложность этого закона
Могла догадку Ричарду внушить,
Что, изменив ему, Нортумберленд
Не остановится, и злое семя
Цветок измены худшей породит…
(«Генрих IV».Ч. 2, III, 1, перевод Е.Бируковой, подправленный автором этой статьи)
Отмечен этот разрыв с верой и отмеченной иллюзией словами Лира в первой же сцене первого же акта трагедии: «Nothing will come of nothing… — Ничего выйдет из ничего…» Или, как указывал Мелисс: «Из ничего не выйдет нечто». И окончательность и бесповоротность этого разрыва, не случайность сказанных в первой сцене слов, их более общий смысл — все это подчеркнуто повторением этих слов Лиром в сцене четвертой: «Why, no, boy; nothing can be made out of nothing».
При этом разрыв Шекспира с верой вовсе не означал его разрыва с любовью к людям. На прочность последней Шекспир указал не только в сонете 124, но и пьесе «Генрих VIII» — произведении, ставшем его «лебединой песней», в котором он не только многое в своем творчестве объяснил, но и многое предвидел:
Благое дело извращают часто
Все те, кому его и не понять.
Не нам припишут…
(I, 1, здесь и далее перевод Б.Томашевского)
И в нем же он завещал (II, 1):
Любовь свою дарите людям щедро,
Но не доверье.
Поскольку:
Кто музыки [истины (музыка — пример истины связи времен) – Авт.] не носит сам в себе,
Кто холоден к гармонии прелестной,
Тот может быть разбойником, лгуном,
Грабителем; души его движенья
Темны как ночь, и, как Эреб, черна
Его приязнь…
(«Венецианский купец». V, 1, перевод П.Вейнберга)
Таким образом, к моменту написания «Короля Лира» Шекспир понял, что в основе непонимания людьми истины связи времен лежит непонимание истины более фундаментальной. И потому он написал (V,1):
‘Tis the times’ plaque, when madman lead blind.
Вот выражение сути времен — сумашедший ведет слепого.
Но убедившись в этом, Шекспир распрощался со своими иллюзиями насчет простого и скорого воцарения истины связи времен в сознании людей (IV, 1):
World, world, O world!
But that thy strange mutations make us hate thee,
Life would not yield to age.
Мир, мир, О мир!
Какие еще твои выверты заставят нас ненавидеть тебя,
Пока жизнь не станет зрелой.
Но при этом Шекспир убедился еще и в том, что истина связи времен вовсе не теряет своего значения. Поэтому в своей лебединой песне он помянул ее уже в первых строках первой сцены первого акта:
Each following day
Became the next day’s master, till the last
Made former wonders its…
В них он перефразировал известное латинское изречение: «Учеником предыдущего дня является следующий день». И на века остался единственным человеком, которого время и история научила, хотя и сделал все, чтобы люди следующих веков могли идти по его стопам.
Поэтому итог своей жизни в своей лебединой песне он подвел так (III, 2):
Так счастлив …никогда я не был.
Теперь себя познал я, и в душе
Мир, что превыше всех земных блаженств, —
Спокойная, утихнувшая совесть!