Судьба "под колпаком"
***
Лина всегда была категоричной в суждениях. Стопроцентный, законченный максималист. Да - нет. Черное – белое. Плохо – хорошо. Огонь – вода. Никаких полумер, никаких тонкостей и нюансов. Только так, и никак иначе. Хотя, конечно, и не осуждала никого, гордо заявляя, как бы между прочим, «…но я так НИКОГДА не сделаю».
И когда приятельница, Вика, увела мужа у другой приятельницы, Наташки, она не осуждала Викторию. И когда узнала о том, что соседка, Варя, пока муж по командировкам разъезжает, весело проводит время в компании статного брюнета. И когда Иришка отдала всю свою зарплату перед Новым Годом какой-то цыганской семье, встретившейся ей в метро. Никогда. Никого. Не осуждала. Лина считала, что у каждого – своя жизнь, вмешиваться в которую - верх наглости и невоспитанности. А уж тем более, загружать человека «ценными» и «полезными» советами, если тебя об этом не просят.
***
У Маришки, единственной подруги, жизнь была непростой. Первого ребенка Маринка родила, когда срок беременности был всего двадцать четыре недели. К удивлению даже для самих врачей, ребенок выжил. Уже при рождении было понятно, что у малыша – церебральный паралич, плюсом к которому – полная глухота. Но Марина с Сашей так долго ждали своего счастья, что проводили все дни напролет в больнице, где под капельницами в специальном боксе, боролся со смертью их малыш, и в церкви, где стоя часами на коленях, молили они Бога о жизни и здоровье новорожденного.
Сейчас Никитке уже исполнилось четыре годика. Он не умел ходить, не держал игрушки в руках и не слышал колыбельных, которые пели ему родители. Но зато он искренне, светло улыбался, когда видел знакомые лица. Огромные, счастливые глазенки, словно загорались изнутри каким-то неземным сиянием, от чего щемило сердце, и на глаза наворачивались предательские слезы.
Роды второго ребенка Марины тоже были преждевременными. Всего двадцать две недели беременности. Таких детей не спасают. Вес малютки при рождении оказался около шестисот граммов. Медики в лоб задали вопрос родителям:
- Можем попробовать спасти. Шансы на выживание – один из тысячи. Но сразу предупреждаем: в случае сохранения его жизни полноценным ребенок никогда не будет. Во-первых, легкие ребенка не развиты, а потому около полугода он будет находиться на искусственной вентиляции легких. Во-вторых, в правом полушарии мозга обнаружена опухоль, пока сказать точно о том, с чем имеем дело – не можем. Да и потом…, - доктор зачем-то снял очки, - На сколько мне известно, у вас ведь и первый ребенок… Инвалид детства…
Маринка с мольбой смотрела на того, в чьих руках сейчас находилась жизнь ее девочки:
- Что значит… Попробуем спасти? Я… не понимаю Вас…
- Давайте будем называть вещи своими именами, - снова надел очки врач, - То, что по всем законам должно было быть выкидышем, сейчас можно считать ребенком. Но каким? Вы понимаете, о чем я? Мы можем просто отключить ребенка от аппаратов, поддерживающих его жизнь…
- Нет, не понимаю… Это – моя дочь! И Вы просто обязаны…, - Маринка вдруг разрыдалась, уткнувшись в плечо доктора, - Пожалуйста… Я Вас умоляю…
***
Лина только что вернулась из больницы, где находилась сейчас Маришка. Не снимая обуви, прошла на кухню, включила чайник. Закурила. Насыпала в чашку растворимого кофе, который терпеть не могла и залила кипятком.
Странная штука – жизнь. Понять, в принципе, и объяснить, можно все. Или почти все. Маришку она не понимала. Нет, не осуждала. Просто не понимала. И не потому, что та снова обрекает себя на очередной круг ада, связанный с ее новорожденным. И не потому, что Маринка сейчас еще просто не представляет, что ее ожидает в будущем. Двое детей – инвалидов. Полное отсутствие личной жизни, как таковой. Естественно, в таком положении и о работе никакой речи быть не может. Но не это главное. Главное – другое.
Зачем обрекать маленькое существо на страдания? К тому моменту, когда он сможет осознавать окружающий мир, каким он будет воспринимать себя в этом мире? Неполноценным уродцем? А если будут продолжаться операции, которые неумолимо сопровождаются болью? Зачем заставлять ребенка страдать от капельниц, уколов и прочего медицинского необходимого, но все-таки, насилия? Каково это – видеть хотя бы на экране телевизора, детей, гоняющих мяч во дворе, ребят, катающихся на коньках и на лыжах, и понимать, что ты сам НИКОГДА не сможешь даже попытаться повторить это? Как она сможет смотреть в глаза своего ребенка, когда тот в полной мере осознает свою ущербность по сравнению с другими детьми? Что она ему скажет?
Ужасно… Лина пыталась поставить себя на место подруги. Ей вдруг стало страшно. А она? Какое бы решение приняла она? Холодок пробежал по всему телу от осознания собственного ответа. В глазах вдруг потемнело, и онемели руки. Как Маринка, она бы не поступила, НИКОГДА бы не поступила, абсолютно точно…
***
Лина ехала на любимом Пежо в гости к Маришке. Сегодня Маринкиному старшему сыну, Никитке, исполнялось восемь лет. На заднем сидении громоздились нарядные коробки с подарками для Никиты и Настеньки, именно так Саша и Марина назвали свою дочь, за жизнь которой столько боролись и родители, и врачи.
- Алло! – Лина левой рукой прижала телефонную трубку к уху, - Привет! Да, все нормально… Такси? Нет, не взяла. Решила на своей поехать. Ну, дорогой, не ругайся. Я же аккуратненько, ты же меня знаешь… Ну… Хватит злиться на меня… Ну, перестань! Да не тошнит меня, не тошнит… И хватит шуметь… Да отключаюсь, отключаюсь уже… Всё! Целую!
Лина улыбнулась и положила телефон на торпеду. Какой же он все-таки, забавный, ее Славка. С тех пор, как стало известно о прибавлении в их семействе, он так сильно изменился… Нянчится с ней, как с маленькой… Хотя, конечно же, приятно, чего греха таить. Но иногда его забота о них с малышом просто переходила всякие границы! Даже пару раз чуть не поссорились из-за этого…
Выехав за пределы города, а именно там сейчас жили Саша с Мариной, Лина слегка увеличила скорость. За городом стояла сказочная зима. Деревья, словно посыпанные сахарной пудрой, искрились на солнце. Их ветви наклонялись над дорогой, словно создавая волшебный коридор в неведомую сказочную страну.
- Эх, как красиво! – вслух произнесла Лина, - Жалко, малыш, что ты не видишь этой красоты! - погладила ласково она свой кругленький животик.
На повороте машину слегка занесло, но Лина сумела справиться с управлением и выровнять автомобиль.
- Ух ты! Пожалуй, надо сбавить скорость… А то так и до кювета недалеко…
Где-то из-под пассажирского сидения некстати зазвонил телефон, упавший туда во время последнего маневра.
- Черт! Где же ты есть? – Лина пыталась нащупать правой рукой куда-то спрятавшийся от глаз телефон, - Блин… Ну почему ты такой маленький и почему звонишь так некстати?
Лина еще немного сбавила скорость и когда выехала на достаточно хорошо просматриваемый участок дороги, заглянула под сиденье.
- Ах, вот ты где! - телефон продолжал заливисто надрываться, - Сейчас я тебя… От меня не спрячешься…
Пежо плавно выехал на встречную полосу…
***
Больше ничего Лина не помнила. Ни самой аварии, ни машины скорой помощи, ни заплаканных глаз ее мужа. Даже не помнила того самого момента, как оказалась сейчас возле «колпака», под которым находился ее ребенок.
- Какой маленький… Нет, даже не маленький… Малюсенький… Просто крохотный… Ручки – веревочки… Он же меньше ладошки… Из носика и ротика торчат какие-то трубочки… И еще в ножки воткнуты капельницы… И в ручки… И в тельце… Сколько же их!!! А личико какое-то… Ненастоящее… Кукольное… И дрожит… Боже! Почему он дрожит? Какой же маленький! Ужасно маленький… Сколько же он весит?
- Шестьсот сорок граммов, - в палату вошел доктор. Лина даже сначала не поняла, что разговаривала вслух, - Ваш ребенок весит шестьсот сорок граммов. Пойдемте ко мне в кабинет, нам нужно о многом с Вами поговорить…