Поезд уныло выстукивал последний час пути, разрывая своим массивным телом застывшее зимнее подмосковное утро, неся отлучавшихся москвичей и будущих гостей столицы навстречу цели их путешествия. Несмотря на ранее утро, вагон уже давно ожил, проводница разбудила всех за полтора часа до санитарной зоны. Уже почти разбрелась очередь в и без того узком вагонном коридоре из людей в тренировочных костюмах, с полотенцами, висящими, как шарфы, на шеях, умывальными принадлежностями в руках и помятыми сонными лицами. Причем некоторые, не обременявшие себя с вечера изрядной долей алкоголя, умудрились встать еще раньше, умыться, набрать кипятку из титана и теперь пили чай, разглядывая в проем открытый двери последних жаждущих умыться. Далее шуршание и щелчки дверей купе, переодевание в «цивильное», сдача постельного белья проводнице и получение квитанций командировочными. Разбуженные дети еще не пришли в себя от прерванных сновидений и ведут себя как-то непривычно тихо и так покорно и молчаливо разрешают родителям накормить себя. Хлопает дверь тамбура, выпуская страдающих от утреннего никотинового голода и впуская уже довольных, но изрядно замерзших курильщиков. Уродливые грязные рулеты завернутых в матрасы подушек уже закинуты на верхние полки, и пассажиры, сидя на нижних полках, молча, поедают припасенную на утро снедь на неудобном столике купе. Все поминутно смотрят на часы на запястьях и экранах мобильных телефонов. Последние минуты тянутся особенно медленно, и каждый пытается придумать себя занятие: кто проверяет наличие "на месте" документов, кто в очередной раз читает бумажку с адресом места назначения, кто скрупулезно изучает схему метрополитена, водя пальцем по разноцветным ногам этого красочного паука.
Я вышел в коридор, встал у окна, отдернул занавеску и стал вглядываться в унылый серый и однотипный пейзаж за окном. Мимо проплывали какие-то небольшие пригородные станции, на перронах которых стояли люди, кутаясь в одежды и выдыхая белые клубы пара. Пятиэтажки, стоящие вдоль железной дороги, уныло смотрели в темень раннего утра прямоугольными глазами окон, машины вгрызались ближним светом в сереющую полосу дороги. Неестественно улыбающиеся белозубые люди на хорошо подсвеченном рекламном щите призывали купить что-то очень выгодно и прямо сейчас. Странно, точно такой же щит, с тем же человеком я видел и дома, различие только в адресе места, где вас с таким нетерпением ждут. В общем, дурят везде одинаково, причем одни и те же, только дураки разные. Потом за окном проплыли какой-то местный стадион, лоскутное одеяло гаражных крыш и труба котельной неопределенного цвета, от которой тянулись серые клубы то ли дыма, то ли пара...
Я смотрел в окно абсолютно отрешенным взглядом, и сигналы, которые посылали глаза в мой мозг, складывались в последнем без разбора и анализа. А в голове тем временем билась, как бабочка в стекло, одна единственная мысль, мысль, которая не давала мне долго уснуть ночью, заставляя крутиться и сползать со своей верхней полки вместе с матрасом. Я то включал свет и хватался за книгу, то выключал и снова пытался забыться сном. А мысль вот какая: я не мог понять или осознать, что уезжаю в Москву НАВСЕГДА! Даже не так. Я не мог понять, что уезжаю из своего города НАВСЕГДА, то есть все, что я пережил в этом городе, все что осталось в нем теперь - лишь история, причем история законченная. А знание улиц, проспектов и площадей, парков и маршрутов транспорта родного города теперь, как и любая другая бесполезная информация, может пригодится только при разгадывании каких-то кроссвордов в метро. И хотя говор, выдающий во мне жителя конкретного региона, еще некоторое время будет обращать внимание окружающих, все равно нити, связывающие меня с этим местом, разорвутся, и сейчас, стоя в поезде у замерзшего окна вагона, я уже слышу их непрерывный треск.
Мобильные телефоны завизжали разнообразными по сложности и громкости мелодиями ,и однотипная информация о номере вагона, предположительном времени прибытия, названии гостиницы и планируемом сроке пребывания полилась по вагону, разносимая полусотней голосов, перекрикивающих друг друга.
– ... Да, где-то через полчаса. Все, давай, поцелуй Кольку от меня. Вечером позвоню...
– ... Так они бронь подтвердили?... Нет?... А что говорят?... Ну, и куда мне теперь прикажете?...
– ... Да, да, четвертый вагон... Где-то минут через двадцать... Еще раз, в чем одеты?...
и т.д.
А я телефон даже не включил. А зачем? Я обо всем договорился заранее. Сначала к родственникам на Калужскую, брошу вещи, позвоню риэлтерам. Поедем посмотрим квартиру, и, хотя удаленно все вопросы мы уже обсудили, цены согласовали, поеду без вещей, чтобы, если вдруг что, потом не шататься с сумками от варианта к варианту. Позвоню домой, как выйду на перрон, тогда и включу. Домой... А что сейчас «домой»? Со старым я вроде простился, а нового пока не приобрел. Можно сказать, что дом – это там, где ждут и рады, куда всегда можно вернуться. Туда я и буду звонить, туда, где за меня волнуются, туда, откуда я так решительно отрываюсь.
Москва встретила суматошным движением машин, точнее, светом их фар, в хитросплетениях дорог и мостов, яркими огнями магазинов, ларьков и казино. Все это проплывало за окном нашего вагона и казалось каким-то нереальным, кадром из плохо поставленного кино, которое смотришь, а себя в происходящем не видишь и ощущаешь только по эту сторону экрана.
Поезд заметно сбавил скорость, и вот уже поползли узкие длинные площадки перронов. Встречающие стояли, задрав головы, пробегая глазами покрытые инеем окна вагонов, из которых на них смотрели пассажиры, также ожидающие встречи, и, увидев знакомое лицо, расплывались в улыбках и начинали махать руками. В ответ им махали из вагонов, дети прыгали, как напружиненные, опираясь на поручень перед окном, девушки слали воздушные поцелуи в направлении кого-то, громко смеялись и матерились молодые люди спортивной наружности. Только командировочные, особенно те, что ехали в одиночку, как-то безрадостно смотрели сквозь окна вагона и, видно, представляли себе уже суматоху с пересадками в метро, регистрацией в гостинице и поиском пункта назначения.
Состав издал финальный надрывный скрип и остановился. Проводница, продираясь сквозь уже скопившихся в проходе нетерпеливых пассажиров, обвешенных многочисленными сумками и чемоданами, увещевала, что, дескать, пропустите, все успеют выйти, вагон дальше не идет, но скопившиеся у двери теперь при всем желании не смогли бы освободить ей путь и потому просто стояли, позволяя просачиваться мимо себя.
Я торопиться не стал, спешить мне было некуда, поезд прибыл слишком рано и, учитывая тот факт, что основная часть моих московских родственников именно в этот момент судорожно собиралась на работу и в школу, мне каждая заминка была на руку. Да и риэлтеры едва ли готовы будут отправиться со мной на предполагаемое место моего дальнейшего обитания раньше десяти часов.
С грохотом открылась дверь вагона, поднялась металлическая перемычка, и люди стали высыпать на перрон, а те, что еще стояли в проходе с вещами, перебирать ногами, делая маленькие шажки к заветному выходу. Мы простились с попутчиками, пожелали друг другу "всего хорошего", и мои спутники, нагрузившись поклажей, двинулись к выходу. Я вытащил обе свои огромные сумки, купленные на большом вещевом рынке специально по случаю такого глобального переезда. Найденные дома «мощности» явно были недостаточны по размеру, так как были куплены под краткосрочные командировки и летние выезды на море. В набитом состоянии мои сумки напоминали атлетические снаряды, которые спортсмены должны были переносить на определенное расстояние, на время. Или речные понтоны на отдыхе, то есть ничем не нагруженные, лежащие на берегу. Я подсел под ручки сумок и стал неуклюже двигаться по направлению к выходу по сбитой в многочисленные складки вытертой дорожке когда-то бордового цвета, в к тому времени почти полностью опустевшем вагоне.
Перрон был уже почти пуст, и только несколько групп пассажиров со встречающими перераспределяли многочисленную поклажу. Мороз резко ударил в нос, я невольно поежился и медленно побрел в сторону спуска в метро, подбивая коленями туши сумок, как какие-то огромные футбольные мячи. Не доходя до лестницы, я вспомнил, что обещал позвонить по приезде, и нужно было сделать это теперь, пока я не спустился, и мобильный еще должен работать. Я включил телефон, набрал привычный номер с совсем непривычным префиксом города.
- Алло, да это я... Да, приехал, только что... Нормальные попутчики... Да... Ладно... Да, как устроюсь - позвоню... Хорошо передам... Да, да, все нормально... И голос нормальный... Ну, ладно, потом поговорим, сейчас еще все равно ничего не ясно. Все, пока.
Я спустился в метро и почувствовал себя огромным жуком, попавшим на натоптанную муравьиную тропу. Люди проносились мимо с сумасшедшей скоростью, почти бегом, ловко или почти всегда ловко огибая неподвижные препятствия, такие как ларьки, продавцов схем метрополитена, людей, раздающих рекламные листки и... меня. Я добрался до очереди в билетную кассу метро и с величайшим облегчением поставил сумки на пол. «Хорошо еще что зима»,- подумал я, - «и основные самые объемные теплые вещи на мне. С ними, конечно, свои неудобства, в поезде и, вообще, стою, вот сейчас, потею… Но как хорошо, что они не упакованы в сумки. В дополнительные сумки!». Очередь двигалась неспешно, как это обычно бывает на станциях, сопряженных с железнодорожными вокзалами. Очередной обвешенный сумками гость столицы обязательно попытается что-то узнать у кассирши, она ему невнятно через динамик ответит, что справок не дает, приезжий начнет просить, угрожать или просто хамить, ему что-то очень жестко и визгливо ответят, и он, раздосадованный, отойдет от окна, бурча себе под нос что-то о гостеприимстве. И весь этот процесс занимает какое-то время, так что очередь двигается очень медленно, шурша по полу перетаскиваемыми сумками. Но я, как уже сказал, никуда не спешил, да и перспектива оказаться с моими сумками в час пик в метро тоже не радовала, так что я спокойно ждал, когда же подойдет моя очередь. Купив билет и спустившись на перрон, я еще некоторое время ждал, пропуская несколько составов, надеясь, что придут поезда посвободнее, но после четвертого стало ясно, что в ближайшее время пустых вагонов не намечается, и я втиснулся в изрядно набитый вагон, вызвав неодобрительные взгляды пассажиров размером своего багажа.
В итоге, я добрался до Калужской и побрел к родственникам, по пути оценивая, насколько скоро этот город сможет стать родным или хотя бы совсем привычным. Родственники меня встретили сдержанно, никто не лез обниматься, и было видно, что мой приезд – совсем не веха, перевернувшая их устоявшуюся жизнь. Стоит, правда, отметить, что о зове крови с обеих сторон тут говорить не приходится, так как родственники достаточно дальние, и, несмотря на не слишком частую переписку и еще менее частые звонки, родственных отношений нет. Самое интересное, что их заинтересованность происходящим в нашей семье, поздравления и пожелания к различным семейным и государственным праздникам, осведомленность в датах рождения, выражаемые в довольно теплых и подробных письмах, никак не ощущается при личном посещении. При этом складывается впечатление, что пишут какие-то совсем другие люди, потому что иначе на лицо, мягко говоря, некоторая несогласованность.
Я сбросил сумки, отказался от не очень настойчиво предложенной еды и позвонил риэлтеру на мобильный. Мы договорились, где встретимся через полтора часа. Раньше никак не получалось, у нее были какие-то срочные дела. Назначенное место встречи было где-то в центре, то есть ехать вроде недалеко, но, учитывая крайнюю мою неосведомленность об этом районе Москвы (как, в общем-то, и обо всех остальных) и горький опыт попыток узнать в столице дорогу у прохожих в прошлые визиты, следовало выехать заранее.
Я снова вышел на улицу и побрел к метро, правда, уже налегке. Серый промерзший город как-то отталкивал меня, хотя, возможно, это я подспудно отталкивал его. В дни моих предыдущих приездов я ничего не испытывал к этому городу, во всяком случае, так остро. Да и зачем? Я понимал, что прибыл сюда на считанные дни с конкретной рабочей, а в свободное время и культурной целью, что все это не более чем приятная смена обыденной обстановки. Но теперь было другое дело. Я прибыл сюда НАВСЕГДА. Это слово пугало своей окончательностью и бесповоротностью. Было ощущение, что даже если все пойдет как-то не так, как нужно или как я себе это представлял и планировал, все равно вырваться отсюда, вернуться назад я уже не смогу. Попав в сети разноцветного паука метрополитена, выбраться - шансов нет. Этот город должен стать моим, и, чем быстрее этот процесс произойдет, тем быстрее я почувствую себя здесь комфортно. Но пока все получалось совсем наоборот: чем больше я прислушивался и приглядывался к этому городу, к улицам, мостовым, лицам прохожих, тем больше он меня пугал и отталкивал, и казалось, что так оно и будет, и никогда уже я не смогу его принять, а он – меня.
Найти место встречи не составило труда, и я зашел в какой-то магазин "с целью бесцельно провести", а точнее «убить» время - не стоять же на морозе, ожидая. Тем более, что нет гарантии, что риэлтер не опоздает. Я стал медленно прохаживаться вдоль красочных полок, набитых разнообразными продуктами, свезенными в этот магазин со всех уголков мира, периодически подходя ближе и читая ценник, как в музее табличку с именем автора, названием картины и годом написания. Время упорно не хотело идти, я поминутно смотрел на экран своего мобильного, надеясь увидеть, что время встречи неуклонно приближается. Увы, казалось, что цифры застыли, или часы стали, или батарейки сели, или... ну я не знаю, что "или", но время так медленно идти не может. Когда я готовился к этой поездке, я все время ничего не успевал. Нужно было сделать много важных вещей, назначить уйму необходимых встреч, посетить десяток учреждений, сделать сотни звонков. И время летело, проглатывало часы, жалило каждой уходящей секундой. И все мелькало: лица, бланки, справки, вещи. На работе так и не успел все «хвосты подобрать», с друзьями не успел напоследок как следует выпить, хотя, честно говоря, на это и настроения не было.
А тут время стояло, как вкопанное. Я дефилировал между магазинными стеллажами и рассеяно изучал ассортимент случайно посещенного мной супермаркета. Охрана уже стала обращать на меня внимание и странно так коситься. Мне стало неловко, я взял небольшую коробочку какого-то сока и несколько уже готовых бутербродов с копченой колбасой, которые должны были скрасить хоть несколько из бесконечных минут ожидания, расплатился и вышел на улицу. Мороз снова неприветливо встретил меня, и глубокий вдох обжег горло ледяным воздухом. Есть вообще не хотелось, а уж на морозе и подавно, но перспектива носить эти скудные вынужденные покупки в руках остаток дня тоже не радовала, поэтому я начал без энтузиазма поглощать купленные мною продукты. До назначенного времени встречи оставалось еще полчаса, и решение пойти куда-нибудь прогуляться из расчета 15 минут туда и столько же обратно так естественно родилось в моей голове. Тем более и процесс поедания на ходу приобретал какую-то осмысленность в глазах прохожих, вроде человек так спешит, даже ест на ходу. Хотя то, что обо мне подумали окружающие, в тот момент меня волновало меньше всего.
К счастью, Светлана, так звали девушку из риэлтерской компании, приехала вовремя. По оговоренному цвету и типу одежды мы без труда узнали друг друга.
– Вы знаете, люди, которые сдают эту квартиру, - затараторила она,- буквально вчера забрали все необходимые им вещи, так что если вас данный вариант устроит, можете прямо сегодня туда перебираться. Поедем, посмотрите и, если вам подойдет, договоры у меня с собой, прямо там и подпишите, и я вам сразу же отдам ключи. Хорошо?
– Меня устраивает, - кисло отозвался я.
Мы ехали в метро и разговаривали, перекрикивая гул, склоняя голову к собеседнику, чтобы хоть как-то слышать реплики друг друга. Разговор был ни о чем, обычный пустой треп незнакомых людей, волею сложившихся обстоятельств вынужденных совместно проделывать неблизкий даже по московским меркам путь.
– Как доехали? - вежливо, но довольно громко осведомилась она.
– Нормально. Холодно тут у вас.
– Я так понимаю, что теперь и у вас, - она улыбнулась. - Знаете, это еще не мороз, бывает холоднее. Нечасто, но бывает. А у вас там намного теплее?
– Как вы правильно заметили, у меня «там» уже нет. Хотя в месте, откуда я приехал, сейчас плюсовая температура. Знаете, может быть, вы лучше мне что-то расскажите о квартире, которую вы предлагаете мне снимать?
– В принципе, вы сами скоро все увидите. Что вас конкретно интересует? Мы же вроде по телефону почти все детали оговорили...
– Я хотел бы услышать мнение не продавца, а осведомленного на московском рынке недвижимости человека. Какое ваше личное мнение об этой квартире, как сейчас принято говорить, по показателю «цена/качество»?
– Если честно..., - она сделала небольшую паузу, как будто задумалась, - если честно, на мой взгляд, это хороший приемлемый вариант. То есть не супер, но варианты супер нужно очень долго искать, ждать и то, если повезет. А вам, как я понимаю, нужно поскорее. Так что не сомневайтесь. Если уж вам не понравится эта квартира, то другие предлагаемые варианты, на мой взгляд, значительно хуже. Дело, конечно, ваше, и вы, естественно, можете усомниться в моих словах как продавца, но вы сами попросили высказать мое личное мнение.
– Да, конечно...
Женский голос задорно объявил очередную станцию и предупредил, что двери закрываются.
– Сколько нам еще остановок? - спросил я.
– Нам до конечной. Сколько остановок точно не помню, можно посмотреть вон на карте, если интересно. Но ехать еще приблизительно минут двадцать.
Остаток пути мы ехали молча. То ли нам надоело перекрикивать постоянный шум, то ли просто разговаривать было не о чем. На конечной станции мы вышли и пересели на маршрутку. Водитель, одетый не по сезону в осеннее и в кепке, подождал пока все места не заполняться, попросил передавать оплату, включил какую-то кассету с подборкой каких-то жутких безвкусных и бездумных песен, и мы поехали. Меня всегда удивлял тот факт, что ни в одной маршрутке, ни в одном городе я не слышал какой-либо «человеческой музыки», особенно на водительских кассетах. Ну так же не может быть, ведь есть же наверно статистика, какую музыку слушают люди и в каких пропорциях. Так ведь водители маршрутных такси и автобусов тоже должны подпадать под те же законы и распределения...
Но вопреки статистике они слушают всякую дрянь, причем на протяжении всего маршрута. Может их именно по этому принципу отбирают на работу? Во всяком случае, другое объяснение мне в голову не приходит.
Ехали мы еще минут двадцать, потом минут семь шли пешком. В итоге мы подошли к девятиэтажке восьмидесятых годов постройки, поднялись на шестой этаж и вошли в обтянутую темно коричневым дерматином дверь с позолоченным числом «105» и синей кнопкой дверного звонка. Светлана проворно открыла дверь, и мы очутились в однокомнатной квартире, минималистично обставленной еще советской мебелью, явно привезенной хозяевами от родителей или знакомых конкретно для сдачи. В целом квартира была чистой и ухоженной. Я зашел в ванную и открыл кран с красной отметиной на ручке, из которого хорошим напором с шипением полилась горячая вода.
– С водой здесь все в порядке, - сразу прокомментировала мой поступок Светлана.
Я побродил по квартире, хотя слово «побродил» подразумевает много большие площади. Открыл дверь туалета, унитаз на месте, закрыл дверь. На кухне открыл дверцу шкафчика, там пусто, закрыл. Я толком не понимал, что же мне и где нужно смотреть. Может вкрадчивые съемщики бросаются оценивать состояние вентилей и возраст стояка холодной воды?
Светлана всюду ходила за мной и что-то рассказывала и комментировала, хотя ее информация вряд ли несла что-то действительно ценное. Сделав пару кругов по маршруту "комната–кухня", я остановился и, пожав плечами, сказал: «Да, вроде нормально». «Вот и отлично! Будем подписывать договор?», - с живостью отозвалась Светлана.
Я пару раз прочел предлагаемый фирмой договор, суть его мне показалась ясна, все детали мне рассказали по телефону, когда я еще звонил из другого города. На неискушенный взгляд подводных камней не было, во всяком случае, я их не заметил. Я еще раз зачем-то пожал плечами и подписал оба экземпляра.
Светлана была явно довольна, что, конечно, не могло не настораживать.
- Ну вот и все, - сказала она, сияя, - поздравляю вас с удачной, если так можно сказать, обновкой. Давайте рассчитаемся, и я побежала. Вот ключ, - она вынула из сумочки ключ и положила его на тумбочку рядом с телевизором.
Я вынул из внутреннего кармана пиджака заранее приготовленные деньги, заранее оговоренные, несколько раз пересчитанные. Еще раз пересчитал уже при Светлане: первоначальный взнос, услуги риэлтеров. По мере пересчитывания денег заметил, как перешел от «мною скопленных» к «мною занятым», печально отметил тот факт, что из привезенных с собой скопленные занимают лишь небольшую часть и, более того, вот они уже и закончились. Дальше буду жить в кредит.
Светлана пересчитала отданные мной деньги и, еще раз поздравив меня с выгодной для кого-то из нас сделкой, удалилась.
Я сел на диван и закрыл глаза. Слишком много всего произошло за эти полдня, и ни одно событие у меня не вызвало радости или каких-либо положительных эмоций. Я же сам этого хотел, и, даже если слово «хотел» в данном случае не совсем отражает смысл происходящего, то, как минимум, до сегодняшнего дня я понимал, что этот шаг нужен или необходим. Сколько усилий было предпринято, чтобы найти удаленно работу, потом квартиру. А теперь цель всего этого вызывает сомнения у меня самого, человека, решившегося на многое ради этого важного шага, шага, которой теперь здесь, в Москве, на диване снятой мною квартиры, кажется мне опрометчивым.
Я открыл глаза, достал свой мобильный телефон, на экране горело начало четвертого. Черт, нужно же еще ехать забирать вещи у родственников. Я взял ключи, закрыл свое новое место обитания и поехал через всю Москву за своими баулами. По пути я купил торт и бутылку вина в каком-то магазине, хотя настроение было такое, что пить не хотелось совсем, даже «чисто символически».
На Калужскую я приехал в районе половины шестого. Дети уже давно вернулись из школы, но к моей скромной особе они не испытывали даже любопытства, что говорит о крайней степени детского безразличия. Их вывели поздороваться, после чего они снова убежали в свою комнату и больше оттуда не показывались.
– Теть Люд, может я поеду? Устал я, сил нет. А еще вещи разбирать…
– Ну, ты Лешу с Олей-то дождись.
– А когда они обычно после работы приходят?
– Да через час должны уже быть.
– Хорошо, подожду.
Я начал потрошить свои сумки, выуживая какие-то простые, но специально привезенные сувениры для родственников. Понятно, что никто не собирался никого удивлять, но сам приезд и посещение мною, родственником из, даже по меркам России, не самого близкого города, подразумевали какие-то безделушки в подарок.
Затем я вставил в свой телефон свежеприобретенную московскую «симку» и решил позвонить своему старому приятелю, полтора года назад уехавшему в Москву. Настроение было на нуле и, честно говоря, я ожидал услышать от него какие-то слова, приободряющие, что ли.
Три гудка прошли свободно, потом он все-таки поднял трубку.
– Алло.
– Привет, Серега. Это Стас. Ну, Стас Тропинский. Не узнал?
– А, привет, - обыденно и как-то тускло отозвался Сергей.
– Слушай, я тут вот в Москву перебрался. Буквально сегодня с поезда.
– Отлично, - таким образом и с такой интонацией обычно реагируют на информацию, типа:"Я сегодня заплатила за радио за прошлый месяц".
– Слушай, я подумал... кстати, ты не занят, может я тебя от чего-то отвлекаю?
– Да нет, говори.
– Я подумал, может встретимся, посидим, пивка попьем? Ну, есть же, что вспомнить. Ты мне, может, про Москву расскажешь... типа, секреты столичного жития?
– Можно... Так... Сегодня уже поздно. Завтра мы с женой в кино собирались, может, конечно, и не пойдем, но пока собираемся... Послезавтра... А что у нас послезавтра?... Слушай, давай послезавтра созвонимся, там дальше видно будет. Окей?
– Хорошо, давай.
– Ну, пока. Молодец, что позвонил.
Я положил трубку, а на душе стало еще хуже, чем до звонка. А чего я собственно ждал? Что он крикнет в трубку: «Стас, здорово! Старик, ты приехал? Надолго? Давай встретимся. Давай прямо сейчас, ты как? Я так соскучился по всем нашим! Столько всего нужно рассказать, спросить!». Глупо было бы ждать такой реакции. Мы все уже взрослые люди, мы и в нашем-то городе виделись не так уж часто, а тут вообще совсем другое дело. Той компанией мы не собирались уже лет пятнадцать, даже там, в провинциальном городке, нас раскидало: новый круг общения, новые интересы, приоритеты в жизни, семьи, дети, кредиты, карьерный рост – так это совсем иной мир, с меньшими возможностями и искусами. А тут, он уехал полтора года назад, и только незадолго до отъезда я узнал его сотовый от кого-то из наших общих знакомых. Так чего я ожидал? Но самое интересное, что меня больше всего обидел не тон, не отсутствие заинтересованности во мне, в общении со мной как приятелем из старой домосковской жизни, не еще что-либо, а в нашем коротком разговоре было за что зацепиться. Нет, больше всего меня обидело то, что такое незначительное событие, как обыденный поход на какой-нибудь дешевый и бездарный фильм, куда они в итоге может и не пойдут, если не будет настроения, сразу же перевесил чашу весов, на которой был я, мой приезд, мои заботы, расспросы, да и вообще весь тот мир, который он оставил полтора года назад. Глупо, но я обиделся. Причем очень сильно. И настроение, которое и без того пребывало на нуле, скользнуло еще куда-то вниз по неведомой шкале.
И вот я так сидел на стуле в комнате у моих родственников и боролся сам с собой где-то там внутри. Рациональное билось с эмоциональным, оптимист гнулся под натиском превосходящего по числу пессимистического войска, а озлобленность и обида водрузили гордо реющий флаг на останках моего самообладания.
- Да, ну тебя к черту, - сказал я в сердцах лежавшему на столе телефону, чем подытожил наш разговор с Сергеем. И стало легче...
В это время с работы пришли Леша и Оля. Нельзя сказать, что встреча была уж очень радостной, но, тем не менее, я себя поймал на том, что мне приятно было их видеть, да и их реакция была, пожалуй, самой теплой за весь этот бесконечный зимний день в этом безразмерном, бесчувственном городе. Мы сели ужинать, а затем плавно перешли к торту с вином. Я вручил сувениры, мне тоже подарили что-то, что срочно было найдено в квартире и что, скорее всего, уже было кому-то из них подарено при схожих обстоятельствах. Весь вечер меня расспрашивали и рассказывали сами, но ощущение того, что это не нужно ни им, ни мне, не покидало до самого ухода.
– Как там ваши, как Никита?
– Нормально. Работает.
– Как его сын? В каком он классе?
– Во втором. Пока, вроде, отличник. Справляется.
– А жена Никиты все там же?
– Да, все по-прежнему.
– Как родители?
– Нормально.
– Здоровы?
– Да, вроде. Тьфу-тьфу-тьфу.
– Ну и отлично. Работают еще?
– Работают. Платят мало, но это уже другой вопрос.
– А ты стало быть решил к нам перебраться. Что ж дело хорошее.
– Надеюсь.
В общем, скупые вопросы, односложные ответы. Информация о себе ими была дана в таком же ключе, то есть краткое состояние семьи на текущий момент. Надо честно признаться, что более детального рассказа я и не ждал, мало того, я и не хотел его получать.
Я посмотрел на экран мобильника, было начало десятого, и я спешно засобирался.
– А где ты снимаешь квартиру? - все вышли провожать меня в переднюю, и вопрос был задан как раз в тот момент, когда я завязывал шнурки на ботинках.
Я вытащил листок из внутреннего кармана куртки и зачитал переданный мне риэлтером Светланой адрес. Родственники переглянулись.
– А это где?
Я вкратце обрисовал маршрут, как я его успел запомнить.
– Далековато. А что ближе нельзя было?... Ну, ладно, снял, значит снял., - к этому времени я уже успел одеться, - Ну, ты звони, не теряйся.
– Обязательно.
Я подсел под ремни своих неподъемных сумок, попрощался и отправился к метро. Сильно уставший за этот суматошный день, да еще и нагруженный поклажей, я еле передвигал ноги. В метро я даже умудрился уснуть. На конечной станции меня разбудил какой-то мужчина, тронув меня за плечо, и, увидев что я "в порядке", вышел из уже пустого вагона.
В квартиру я попал уже после одиннадцати: маршрутка долго набирала желающих, потом уже в районе моего нового обитания некоторое время ушло на поиск ближайшего продуктового магазина, чтобы купить хоть что-то перекусить на утро. Войдя в квартиру, я включил свет, поставил сумки на пол, и они заняли весь коридор. Тогда я сбросил ботинки и, не раздеваясь, перетащил баулы в комнату. «Разбирать вещи сегодня не буду. Ну его. Достану только то, что нужно прямо сейчас», - подумал я.
Содержание сумок было вывернуто на кресло и, как оказалось позже, еще долго пролежало примерно в таком состоянии, и только некоторые вещи покидали этот вещевой ком, чтобы затем быть отутюженными и надетыми. Но в тот вечер я считал, что завтра после работы все и разберу. Я вытащил полотенца, умывальные принадлежности, тапочки, достал постельное белье, специально и предусмотрительно привезенное с собой, разложил диван, постелил и пошел купаться. Тапочки, доселе не покидавшие предыдущей моей квартиры в другом городе, уныло зашаркали по линолеуму в направлении ванной. В ванной, когда я повесил полотенце на крючок, меня настигло вдруг какое-то гостиничное чувство: все вокруг совершенно чужое, непривычное, неродное и только какие-то вкрапления твоих вещей - привычной бритвы, зубной щетки, полотенца, в конце концов, - говорят о том, что ты действительно не ошибся дверью, ты зашел именно туда, ведь никто кроме тебя не мог это все оставить здесь ранее. В общем, ощущение своей транзитности и случайности в этом помещении все равно не покидало.
Искупавшись, я вышел из ванной и уже в сотый раз за этот бесконечный день посмотрел на экран своего телефона. Была половина второго. Поставив будильник на телефоне на шесть, я улегся в постель и почувствовал, что ноги буквально гудят, и сон, по идее, должен был мгновенно поймать меня в свои сети. Но, вопреки ожиданиям, я еще долго вертелся, прокручивая в голове документальные кадры прошедшего дня.
Утро застало меня врасплох. Будильник резал ухо специально для таких целей выбранной мелодией, но тело отказывалось вставать, не повинуясь приказам мозга, разрываемого громкими звуками телефона. В итоге, увеличение времени на просыпание, резко сократило его же на утренний туалет, и я носился по квартире, опрокидывая попадающиеся на пути предметы.
В общем, в семь часов я вылетел из квартиры, едва не забыв запереть дверь. Сесть утром на маршрутку, следующую до ближайшей станции метро, оказалось целым искусством, но этим утром мне повезло, и я начал прокладывать свой путь на работу, разрезая своим маршрутом тело огромного мегаполиса пополам, как яблоко. Путь мой занял без малого два часа, и я понял, что мне или вставать нужно чуть раньше, или просыпаться проворнее.
На работе меня встретили тоже прохладно, как будто они до последнего надеялись, что я все-таки не приеду. Вообще, у меня сложилось впечатление, что этот город не располагает к проявлению каких-то теплых эмоций, заинтересованности и поддержки к человеку, особенно, если с ним придется еще не раз встречаться или даже вместе работать. Скорее вас встретят настороженно или безразлично, а что уж вам ближе – выбирайте.
После часовой беседы, проходившей в виде окончательного собеседования, мой новый непосредственный начальник напустил на себя торжественный вид, крепко пожал мою руку и поздравил с присоединением к Компании. И самое интересное, что какую-то скрытую тоненькую сентиментальную струнку он все-таки задел таким нехитрым и заезженным приемом, хотя вся рациональная часть меня при этом покосилась на нее если не с негодованием, то, как минимум, с недоумением. Я был отведен в одну из комнат, где в углу возле окна располагалось мое новое рабочее место. В комнате сидело еще пять человек, которым начальник все тем же торжественным голосом представил меня как нового сотрудника, громко и отчетливо произнеся мои имя, фамилию и город, откуда я приехал, как будто собравшиеся были туги на ухо, а то и вообще читали по губам. Сотрудники натянуто улыбнулись, кивнули, и некоторые сказали что-то приветственное. Начальник подвел меня к моему рабочему столу, и тут я понял, что меня все-таки ждали. Стол был завален бумагами, и начальник быстро ввел меня в курс дела, расставив приоритеты по срокам выполнения. «Все понятно?»,- спросил он, и я утвердительно кивнул. «Ну, тогда с богом»,- он был явно доволен, что удалось так быстро закончить вводный курс обязанностей - «остальное тебе расскажут ребята». Начальник ушел, а ребята остались сидеть, никто не подошел и не стал ни о чем расспрашивать (хотя я, честно говоря, так себе представлял мой приход в новый коллектив, точнее его реакцию на мой приход). Никто не обнаружил заинтересованности в моем, как мне тогда казалось, героически безрассудном поступке: в решительном оставлении привычного ради потенциально лучшего, но пока эфемерного, и преодолении ради этого тысяч километров. Все это им было безразлично, хотя, как я узнал позже, большинство из них съехались в столицу со всех уголков нашей необъятной, так что их можно понять. Для всех для них это был уже давно пройденный этап личной биографии, который теперь, с высоты прошедшего времени, уже не казался таким невероятным и волевым.
Стол мой, как я уже сказал, был буквально завален бумагами, и я попытался схватиться сразу за все, чтобы на первых порах дать понять, какой я работник. Так сказать, двинуть и показать, рвануть и продемонстрировать. Но от чрезмерного усердия и попытки делать все дела одновременно и быстро все получалось наоборот невообразимо медленно, что бесило, вызывало спортивную злость, заставляя не ходить на перерыв и оставаться после работы. А гора бумаги все не уменьшалась, ее подкидывали и подкидывали, и я постепенно втянулся. Точнее меня сама в себя втянули эта суетная работа и такая же суетная жизнь: стремительная ходьба вечно опаздывающего в метро, даже поздно вечером, когда спешить вроде некуда, двухчасовые поездки в одну сторону на работу или чтобы просто куда-то выбраться...
Два с половиной года назад. В Москву я перебрался два с половиной года назад. Я, конечно, об этом как-то не задумывался и специально не вычислял, но так получилось, что напомнили...
Я стоял в пробке. Причем глухо. Длинный зловонный и пестрый червь из машин застыл на одном из проспектов, причем, судя по всему, очень надолго, так как машины не двигались совсем. А жара стояла невыносимая, и водители со своими спутниками, как утки, запекались в фольге своих автомобилей. Я даже убрал руки с руля и был занят тем, что тупо перебирал радиостанции на своей магнитоле, щелкая кнопками и по первым звукам определяя, хочу ли я остаться на этой волне. Но ни на одной волне оставаться не хотелось, все песни раздражали, и я циклично перебирал имеющиеся восемь кнопок, раз за разом попадая на одни и те же песни. Диски ставить не хотелось, так как даже любимые мелодии скорее всего в такую жару, в пробке, без намека на возможность в ближайшее время из нее выбраться вызвали бы негативную реакцию. А злится на любимую музыку не хотелось. Для этого есть радио, на него можно разражаться и негодовать:"как же можно такое ставить в эфир?!".
И вдруг зазвонил телефон. Определившийся номер не ассоциировался ни с одной записью в телефонной книжке сотового, поэтому на экране высвечивались какие-то нелепые одиннадцать цифр, ничего мне не говорящих о владельце данного номера. «Ну, кого это еще...»,-зло процедил я сквозь зубы и принял вызов.
– Алло, - раздраженно начал я.
– Алло, привет, Стас. Не узнал?
– Нет, - сухо отозвался я.
– Это Коля Тополев.
– Кто?... А, Коля, привет.
– Слушай, мне дал твой номер Сашка Агеев, кстати, все наши привет тебе передавали, мы как раз перед моим отъездом собрались, поболтали, вспомнили, кто-где. Ты вон уже два с половиной года здесь, а я вот только решил перебраться, вчера приехал. Вот, подумал, может встретимся?
– Давай. Когда?
– Да, хоть сегодня!
– Не, сегодня не смогу. В пробке стою и, судя по всему, до конца дня. Так завтра... мы с Наташкой планировали поехать ей за шмотками... Так... Послезавтра у шефа день рожденья... Давай в четверг. Ты как?
– Нормально,- уже не таким бодрым голосом отозвался Коля.
– Вот и хорошо, в четверг дополнительно созвонимся. Ну, пока, молодец, что позвонил.