Как же оно могло так произойти?
Сейчас так все умиротворенно, спокойно. Прохладный августовский вечер и ничего более. Легкий ветерок приятно обвевает ноги, шею, руки. Немного грустно и хочется спать.
Почему оно так случилось? Откуда это безумие, какой-то взрыв?
На улице тихо, издалека слышен смех, отголоски песен. Ногам в легких босоножках становится немного холодно, но дом уже близко. Вот и стройка, собачки лают, работяги начинают ночную смену. Легкий шелест деревьев и редкие машины, деликатно проезжающие мимо.
Наверное, виновато было солнце, и этот ужасный волосатый шерстяной ковер, безвкусный, яркий и грязный. Пыль, облепившая потное тело, одежда, которая склеивала движения. Резкие гудки автомобилей, горячий ветер... они ли виноваты?
Вот и мой любимый скверик, гравий начинает царапать ноги. Хочется снять босоножки и пойти по нему босиком - так можно почувствовать тепло, которым его наградило дневное солнце. А, если еще и закрыть глаза, то можно представить, будто ты не в постылой Москве, а где-нибудь в Африке, возвращаешься после утомительного безделья на пляже.
А окна у него дома - плохо вымытые. Благодаря свету видны были следы от капелек дождя, пятна, разводы, которые оставила собака своим сопливым носом на стекле. Вообще, атмосфера была какая-то старушечья - слишком много хлама, старых вещей, не было свободы и чистоты современности. Была какая-то ненасытная лень в воздухе, не было сил задернуть тяжелые шторы, чтобы хоть немного спастись от противного жгучего солнца. И не было сил даже встать с ковра, мерзкие красные ворсинки которого приклеились к ногам. И духи, которые стали особенно вычурно пахнуть, и тушь, которая начала течь, и вся эта невыносимая липкость - все обрекало, все было виновато.
Смешные кошки валяются в траве. Весь день они жарились, загорали, а теперь, наверное, оправляются от легкого солнечного удара, если вообще у кошек он бывает. Трава сейчас очень приятна, но я сяду на лавочку. Закрою глаза и послушаю собственное спокойствие. В душе гармония и ничего боле.
Нужно найти первопричину - был ли это звонок на сотовый, что нашел меня в одном из раскаленных переулков? Или это было неожиданное желание прошвырнуться по знойному городу? Или, все-таки, ковер и эти идиотские галстуки, которые я должна была помочь ему выбрать? Они были новые, и от них пахло даже чем-то новым, ненадеванным. Люблю я этот запах. Виноват, наверное, все-таки тот галстук, с забавными то ли яблочками, то ли грушами, которые старательно намалевал на нем кубист-шизофреник. Смешной рисунок, который так меня заинтересовал. И вот, склоняешься над этой тряпкой, щурясь от солнца, мокрые волосы падают на лицо, разморенно-неловким движением пытаешься их убрать и задеваешь рукой сидящего рядом человека. Пути назад уже не было.
А ноги-то у меня совсем грязные, это видно, даже, несмотря на сумерки. Перламутровый лак местами облез, мозоль какая-то - да уж, не быть мне королевой красоты. Чувство, будто я на необитаемом острове, совсем одна, потому и не стыдно. Никто ни о чем не знает и не узнает, потому я свежа, чиста и красива. Я элегантна и прохладна, строга и серьезна. И ресницы у меня такие длинные, целомудренные какие-то. И взгляд, наверное, мечтательный и глубокий.
В какой-то момент пугаешься, пытаешься заставить себя думать по-другому, убедить себя в том, что померещилась эта искорка, ты спокойна, ты такая, как всегда, просто солнце немилосердно жарит, и от ковра вся чешешься. Усмехаешься чему-то и украдкой снова смотришь на того, кто сидит рядом, просто на всякий случай проверить, что померещилось. Черт, снова этот укол, снова обдает тебя жаром. И уже не можешь не смотреть, и он на тебя смотрит, сосредоточенно как-то. Губы дрожат, и говоришь какую-то глупость: "Возможно, тебе стоило бы попробовать вот этот зеленый. Он тебе пойдет, он какой-то экзотичный". Неуверенно улыбаешься, берешь идиотский галстук, похожий по цвету на недозрелый банан, и прикладываешь к его шее. А руки-то дрожат, как их успокоить? Майка его такая же мокрая, как и у тебя.
Немного пахнет дымом, похоже, в одном из коттеджей опять жарят шашлыки. Приятно, весело и спокойно. И начинаешь что-то тихо напевать, что-то, придуманное прямо сейчас, и голос не так уж и погано звучит, даже чисто. И хрипотца пропала. По телу пробегают мурашки. Становится все холоднее, но не настолько, чтобы идти домой.
Наверное, я ослепла. Идиотская тушь совсем залепила глаза, меня зашатало, и вот уже что-то теплое, сильное и живое держит меня в своих руках. Что-то мокрое и задыхающиеся. Разум протестует, совесть протестует, я вся - сплошной протест. Но в какой-то момент уже не пытаешься оттягивать, сопротивляться, наоборот начинаешь как-то утрировать все, подгонять. Быстрее, успеть, пока снова не вернулся разум и спокойствие. Колючий ковер дразнит, молния на юбке неприятно впивается, заколка в волосах приносит неимоверные мучения, но это не останавливает, а только подстегивает. Солнце, жарь сильнее, пыль - забивайся в глаза, рот, нос, уши. Становись безумней, ты еще слишком спокойна. И вот - слепа, глуха, нема. Только какие-то пятна и туман - и видятся, и слышатся. Рвется хлопок, ковер радостно впивается в спину, волосы путаются, забиваются в рот. Не чувствуешь ни рук, ни ног, они сами... плывут, тонут и снова всплывают, хватаясь за что-то скользкое, пытаясь зацепиться за что-то, но соскальзывают вновь и вновь.
Стало совсем холодно, надо идти домой и ложиться спать. И книжка еще не дочитана интересная, и телевизор не посмотрен. И позвонить кому-то обещала. И странно это спокойствие, с которым поднимаешься с лавочки и потихоньку бредешь к дому. Казалось бы, все кончено, в очередной раз испорчена жизнь, и надо паниковать, что-то выдумывать, плакать, биться в истерике - но спокойствие и умиротворенность, и полная чистота, всепоглощающая чистота в голове и теле. Вечер просто волшебный, и ощущения такие детские - пританцовываешь, смеешься, с нетерпением ждешь первых звезд на небе. Дышишь полной грудью и чувствуешь лишь запах травы - природа невинна и прекрасна, и ты - часть ее.
А потом внезапно очнулась. И стало холодно, и ковер стал невыносимым, и цепочка на шее. Резко встаешь и идешь куда-то. Чувствуешь, что сейчас заплачешь, но слез нету. Руки дрожат, пальцы не слушаются, чуть не разбиваешь на кухне чашку. Тут приходит он - спокойный и виноватый. Нужно покурить и что-то придумать. Оправдываться нет смысла. Забыть невозможно и стыдно. Совесть не позволит. Но как-то объяснять надо. Долгое молчание. Он говорит: "Ну? Что делать будем? " И в голосе его полная безыдейность. И я отвечаю, и голос мой совсем не дрожит, он ровный и обреченно-спокойный: "Я виновата, я и улажу. Ничего ему не говори". Он чуть заметно облегченно вздохнул, но тут же возражает, так горячно и от того неестественно-пошло: "Постой, я тоже виноват. Да и вообще, это я виноват, а не ты." Я улыбнулась и усталым голосом говорю: "Заткнись. Я все уже решила. Я с ним поссорюсь и больше ни ты, ни он меня не увидите. Я тихо уйду, и ваша дружба совсем не пострадает". Я вижу, как обрадовались его глаза, но он хороший мальчик, ему неудобно и неловко. Он пытается как-то протестовать, выказывает какие-то попытки к самопожертвованию, но это лишь необходимый ритуал.
Вот уже и мой подъезд за углом. В последний раз я останавливаюсь и задумываюсь. В конечном итоге, это просто очередной урок. И решение было только одно. Они хорошие друзья, они будут дружить еще долго. Я лишняя, я - помеха и один из поводов для ссоры. Уйду - один долго страдать не будет, другого - совесть тоже быстро перестанет упрекать. Все верно, это простая ситуация - один соблазняет девушку лучшего друга или, наоборот, девушка соблазняется лучшим другом любимого человека. Случается сплошь и рядом. Хорошо, что решение этой проблемы так очевидно и понятно.
Дома можно отдохнуть, поспать, а на следующее утро ничего и не вспомнить. Завтра будет новый день, и я проснусь новым человеком.