ПОД ЭТИМ МИРНЫМ НЕБОМ
Через два дня ко мне в гости должна приехать мама.
Ярость душит, и я не могу найти ей выхода. Я даже не знаю, как на это реагировать. Это выше моего понимания и приятия.
Я сейчас расскажу тебе об одном городе… Впрочем, смешно! Это вообще о том мире, в котором мы живем. О мире, который почему-то именно такой. Дикий. И, что ещё более дико, мы также являемся его частью, мы - также причина и следствие того, каким он есть.
Такая странная философия картины современности – мне её не понять.
В сентябре, ориентировочно 16-22 числа, в Д. произошло событие, о котором буднично написали местные газеты и было сказано в местных новостях. В девятиэтажном здание, что на ул.Артёма, произошел взрыв. Как просто и буднично это звучит! Горькая ирония…
Какое-то … (знаешь, сколько думаю обо всём этом – а так и не придумала, как… ЭТО… называть – потому что это нелюдь, НЕчеловек!) взяло… всего лишь(!) боевую гранату, упаковало её в пакет, начинённый мелкой железной стружкой и ржавыми гвоздями – и установило растяжку на лестничной площадке. Жилой дом, 1й этаж, единственная квартира – остальные двери на этаже заложены (в новостях потом сказали, что преступник (ха-ха!), ошибся. Видимо, заблудился возле единственной двери. Остроумно).
Сила взрыва была такова, что та самая железная стружка и гвозди, щедро насыпанные в пакет, пробили стальные двери, застряли в бетонных стенах. Одной гранаты было мало? Или это для пущего эффекта?
Люди шли на работу. Из квартиры должен был выйти мужчина – но в этот раз он шел не один, и первой вышла женщина. Она мертва. Мужчина – в реанимации, в тяжелом состоянии. Месяц в больнице и итог: будет жить. Но из больницы не выпишут ещё долго – слишком плоха поврежденная нога.
Он – один из членов директорского совета крупного предприятия, занимающегося поставкой чистой питьевой воды. Впрочем, никаких серьёзных вопросов он там не решает. Сам по себе человек из тех, про кого говорят «ни рыба ни мясо». Но при этом любил выпить и мог явиться домой, едва держась на ногах, и мог разъяриться по пустяку, ударить жену и дочь, наорать…. Я видела его один раз в полуофициальной обстановке и не скажу, что впечатление осталось очень приятным… просто ни рыба ни мясо, что-то такое странное и безвольное, не вызывает желания иметь с ним дело, но и трудно представить, чтобы он мог кому-то перейти дорогу.
Она – домохозяйка. Сейчас даже лица её не осталось в моей памяти… Только впечатление: женщина красивая, сильная…
А ещё – это родители моей подруги.
Ну, скажем так, не из тех, кого называют Друзьями в высоком смысле этого слова, а из тех Знакомых, которые немного больше, чем Знакомые, но всё же и не Друзья.
Это Рина. Она жила со мной одно время, пока не нашла себе другую квартиру. Выросла в довольно непростой атмосфере, отец её попросту за человека не считал и не раз унижал, в школе – были свои истории – объяснять долго, да и незачем… В результате сформировалось две параллельные личности: одна – душа компании, мастерица очень тонко, метко и неординарно пошутить (именно с ней я поняла, что значит кататься по полу и умирать со смеху), каждое слово – перл… Человек, которого практически невозможно обидеть, потому что он слишком часто сталкивался с обидами и унижениями и научился отгораживаться от них непробиваемой стеной. Человек, также практически разучившийся плакать – а это ужасно… С другой стороны, всё это – лишь внешняя скорлупа. Есть и другая личность, простая и ранимая, которая всё равно переживает, ищет понимания, теплоты и любви… но в то же время не умеет их принять, попросту не зная, что с ними делать. А потому продолжает громко разговаривать, блестяще шутить на любую тему и старательно играть роль «железной» - словно боится, что кто-то узнает правду…
После её переезда общались мы нечасто, т.к. она связалась с компанией, которая была мне неприятна, тогда как я сама вообще всегда была вне всяких компаний.
И вот следующая картинка.
Идёт пара. Мы пишем лекцию. Народу немного, т.к.вообще очень многие стали прогуливать…
Неожиданно в аудиторию влетает наша методистка, выхватывает у старосты журнал и начинает сверять, результат налицо: количество присутствующих по журналу и в действительности – резко не совпадает. Кричит на старосту, обвиняя в халатности, неисполнении обязанностей и даже в подделке документа (имея ввиду непроставленные «н»), затем спрашивает о конкретном человеке: как долго отсутствует, почему, где… «По-вашему, студент находится на паре, а между тем, мне звонят из милиции из другого города… т.е. человека даже в городе нет!» - и вылетает из аудитории.
Проходит две недели. Рины по-прежнему нет, никаких известий тоже. Я еду в Д.
Отец говорит: «Мне тут одну историю рассказали… Как эту девочку, что с тобой жила… Рина? Им на лестничной площадке растяжку поставили, мать сразу умерла, отца в реанимацию… не слышала?». Я молчу, оглушенная. Это её то отца убить хотели?! Невозможно представить себе, чтобы этот человек сделал что-то такое, из-за чего кто-то пошел бы на убийство… Однако же… А мать мертва. Разорвана гранатой. Можно ли вообще себе это представить? Не абстрактно, не в фильме или книжке, а так вот – в жизни, совсем рядом… А потом она скажет своему ребенку: «Бабушки у тебя нет, потому что накануне моего 18летия её убили». Слышишь всю дикость этих слов?! Немыслимо!
Вот в чём леденящая суть нашего века: мы должны объяснить нашим детям… родители наших бабушек умирали в ВОВ за то, чтобы мы жили под мирным небом. Они победили. Но теперь наши родители – под этим мирным небом – застрелены, разорваны гранатой… КАК ЭТО ОБЪЯСНИТЬ?! И вот когда я думаю об этом – а я постоянно возвращаюсь к этим мыслям, я не могу не думать, – я задыхаюсь от ярости.
Вот Рина вернулась в университет. Никому не рассказывала о том, что случилось. Но мы с ней разговаривали, т.к. она знала, что мне всё равно известно уже, что произошло.
На парах она была такой же, как всегда. Сыпала своими шуточками, и всем было очень весело. Единственное – мы постоянно встречались с ней взглядами – и в её глазах было что-то ещё. Глаза не смеялись.
На переменке целой толпой пошли делать ксерокопии Закона о Конституционном Суде. Шли, все вместе перешучивались. Мы с Риной обменивались ничего не значащими репликами.
После вдвоём сортировали копии.
- Первая, вторая, третья… тебе, тебе… первая, вторая… Олег, держи, не спи! Первая, вторая… Ты мою смс получала?
– Нет, тел не работал. …вторая, третья… погоди, это не сюда, это же следующая страница! Держи, третья… мне, мне…- Как отец?
– Ничего, в больнице… вторая, третья… лежит пока, с ногой плохо… тебе, мне, первая, вторая… всё, народ, разбираем! Кому закон? Тёма, стоять! Поможешь мне сумки перевезти. Разговор сбивается на другую тему, я рассказываю про новую квартиру, Рина хохочёт, а от её метких комментариев покатываются со смеха уже все…
Постепенно мы отстаем ото всех. Разговор продолжается. Очень просто, буднично, иногда – по привычке – подшучивая, рассказывает, как всё это время таскали по следователям… Допрашивали, делились предположениями и проверяли идиотские версии вроде: «А это не мог сделать кто-то из ваших одноклассников?» Ну да, одноклассник, а как же… с боевой гранатой… черт возьми!
Смотрит в одну точку. Металлическим голосом говорит о том, как это произошло. Пакет с гранатой, железной стружкой и ржавыми гвоздями… именно эта подробность не даёт ей покоя. Я смотрю на её лицо. Едва заметно проступают красные пятна и чуть дрожат губы: «Понимаешь? Гранаты им было мало, нет, её упаковали в пакет с… этими железками – они даже стальную дверь насквозь пробивали – с такой силой разлетались. На стенах, везде… так и остались следы…» - говорит со мной – а перед глазами у неё стоит этот продырявленный подъезд и… мама. Мама открывает дверь. Взрыв. Железки вонзаются в мягкое тело. Уродуют. Рина поднимает на меня глаза и я вижу. В уголочках их собираются слёзы, но девочка справляется с ними. Мы смотрим друг на друга невидящими глазами – а губы беззвучно шевелятся. Беззвучно – но мы понимаем. Нет таких слов... Ярость. Молчание. Мы стоим посреди огромной улицы и беззвучно шевелим губами.
Вдруг Рина опять смотрит мне в глаза и говорит с нажимом:
- А знаешь, почему я так спокойно всё это рассказываю? Потому что у нас дома всё хорошо. У нас – всё хорошо, - чеканя каждое слово, повторяет она, - А мама… так она просто не звонит мне, занята, вот и всё! Наверное, позвонит завтра…».
«Мама просто не звонит»… Да, девочка, потому что твоя мама мертва. И ты знаешь, что я знаю об этом…
Сердце…
Ярость клокочет и рвётся.
Невыносимая боль!
К чёрту религию!
К черту и этику!
К чёрту любовь!
Богу всё шутки…
Бросит – а ты выплывай.
Всё, что не нужно, выбрасывай!
Так и теряются души.
Так, человечность выбрасывая,
И человека – на свалку.
«Первая ценность…»
«Самое главное – жизнь человека…» -
Что есть глупее, чем этика?
Если уже обесценено
Всё, что имело бы ценность,
Толку от нравоучений?
Глупости!
Разве любовь бережет?
Что же не уберегла?!
Если лишь в сказке из мёртвых
Вытащить может любовь,
Грош ей цена!
К чёрту религию!
К черту и этику!
К чёрту любовь!
Сердце болит…
Ярость клокочет и рвётся.
Больно!
***
Я жду маму и ем виноград.
Завтра утром, двадцатый вагон...
Если стрелки часов не спешат,
Ждать осталось лишь восемь часов.
Ты гуляешь с друзьями, ждёшь мать.
Она, верно, опять задержалась
И не хочет тебя огорчать
Своим голосом нежно-усталым.
Ты же ждёшь: вот придут выходные,
Обязательно мама позвонит!
А пока что ты будешь шутить,
И звучать вокруг смех будет звонкий.
Солнце встанет. Опять понедельник.
Список вызовов: все от друзей.
Но в году – 53 недели!
Просто ждать. Ждать и верить. И верить…
- Как дела? – Всё отлично, спасибо!
- Отчего же грустишь? – Ерунда!
Осень… Мама давно не звонила…
Дождь навеял тоску… Не беда!
Она, может, уехала просто,
А ведь связь не везде есть, ты знаешь,
А быть может, сюрприз мне готовит,
Вот возьмет – и приедет! Родная…
Плечи вздрогнули, как от удара…
- Ничего, просто ток от волос!
Дома всё хорошо – это главное!
Дома всё хорошо. Хорошо…
Промолчу. Ты ведь знаешь: я знаю.
Быстро дрогнут ресницы в ответ.
Губы, вдруг онемев, шевелятся –
Только слов таких нет. Просто нет.
Завтра утром. Двадцатый вагон.
Обниму крепко хрупкие плечи…
Ну а ты? Как же ты?! Снова ждёшь.
Ты упрямо в игру эту веришь.
Это легче. Всё слишком жестоко.
Ведь для вас мой вокзал невозможен
И звонок, что так ждёшь, невозможен –
Ничего. Только сны. Только боль.
Твоя мама убита.
Сволочи!!!
октябрь, 2004.