Моя правда - моя погибель!

 


Странное происшествие случилось одним воскресным майским утром в жизни журналиста и пиарщика Филимона Платонова. Собственно, утро начиналось как обычно и ничего особенного вроде не случилось. Платонов принял душ, побрился, выпил чашечку крепкого кофе, вышел на балкон, закурил вкусную сигарету «Captain Black» и… вдруг ощутил в душе пустоту.

- Что за ерунда? – прислушиваясь к себе, с удивлением отметил Платонов. Состояние было непривычным. Жизнь Филимона Платонова, насыщенная событиями и удовольствиями, устраивала журналиста по всем показателям. К сорока годам Филя успел урвать у судьбы свой кусок хлеба и щедро намазать его маслом: приличная работа, отдельная жилплощадь, дача, иномарка, заботливая жена, дочь - красавица, достаток и молодая любовница - о чем еще может мечтать среднестатистический российский гражданин мужского пола? Да и денек этот, теплый и солнечный, сулил ему море наслаждений. Все складывалось просто чудесно: удалось отвертеться от утомительного похода по магазинам с женой, и Платонов собирался, под предлогом срочных дел, улизнуть из семейного очага в уютную съемную квартирку, дабы провести пару восхитительных часов с любовницей. Лолочка… славная девочка, сочная, свежая, вкусная, как сливочная карамель. Сладкий нектар ее молодости притягивал Платонова, как голодного шмеля, и бодрил.

Напрягало только, что девочка страстно желала замуж и несколько раз предпринимала попытки поставить Платонова перед выбором. Филимон любил свою жену и уходить от нее не собирался. Лолочка была лишь интрижкой на стороне, но такой приятной интрижкой, отказываться от которой страсть как не хотелось. Приходилось выкручиваться. Пока Платонову удавалось навешать Лолочке на уши лапшички о смертельно больной супруге, которую он не мог оставить в столь скорбный час. Пришлось, правда, в дополнение к лапше украсить Лолочкины симпатичные ушки платиновыми сережками. Вышло накладно, но любовница вознаградила Платова за щедрый дар временным смирением и наконец-то разрешила... Оооо!... Платонов залился румянцем, живо воскресив в памяти то, что разрешила ему Лолочка в тот день. Сегодня он снова приготовил для своей маленькой шалуньи презент. И сегодня она снова должна была ему разрешить. В общем, ничто, как говорится, не предвещало... Однако случилось!

Филя озадачился, с беспокойством отмечая, как стынет душа и вакуум заполняет каждую клеточку организма. «У меня все хорошо. Все у меня в порядке, - уговаривал он себя. - Я счастлив... почти что». Для полного удовлетворения Филимону не хватало лишь самого малого: отвесить пендель главреду и нелитературно послать политика Левитина, для которого он делал ряд хвалебных статеек. Но это было перманентным состоянием «хотения». Все сотрудники газеты об этом мечтали, потому как главред был порядочной скотиной и скупердяем, а у политика наблюдалась низкая страсть к маленьким мальчикам и девочкам. К любовнице ехать расхотелось. В данную минуту Филимону необходимо было заполнить пустоту в душе чем-то более значительным и весомым.

Вдохнув полной грудью выхлопы мегаполиса и втянув носом туманный смог, Филя смачно сплюнул на нижний соседский балкон и решил всерьез поразмыслить над сутью своего необычного мироощущения на лоне природы, вдали от шумного, давящего железобетоном города.

Ближе к полудню, заскочив по пути в гараж за рыболовными снастями, Платонов припарковал машину у мелководной речушки, живописно петляющей между деревьями в нескольких километрах от города. Разложив удочку и удобно устроившись в рыболовном кресле на пологом берегу, усыпанном желтыми головками одуванчиков, Филимон насадил на крючок червяка, забросил снасть в воду, затих и задумчиво уставился на поплавок. Вода в реке уже спала и просветлела, весенний ход рыбы кончился, и рыболовы отправились за своими трофеями на другие водоемы. Здесь поймать можно было разве что дурную уклейку. Платонов поэтому и выбрал это место: не за рыбой он ехал, а подумать над смыслом своего существования.

Вокруг царили покой и умиротворение. В первые минуты от непривычной тишины заложило уши, но вскоре он уловил, как мелодично поет янтарная река, лаская валуны на перекате, как от легкого ветерка перешептывается молодая листва, стрекочут в сочной траве кузнечики и весело поют птицы – благодать! Сердце Платонова размякло. «А ведь жизнь-то у меня - полное дерьмо, - вдруг подумал Филимон. - И сам я дерьмо, карьерист поганый и обманщик, увяз во лжи с головой. Жене вру, любовнице вру, пишу сплошное вранье, пиарю всяких гнусных уродов, по которым тюрьма давно плачет. А все ради чего – ради денег и прочих благ. Эгоист и жалкий лгун. Ухитрился даже самого себя обмануть. Сделать вид, что все в порядке, дабы совесть не мучила и жить было легко». И теперь ложь, как паук, оплела его душу паутиной и высосала изнутри. Вот она, причина пустоты. Вот она, расплата! Подкралась незаметно в погожий майский денек. Только ничего уже нельзя изменить. Поздно. А ведь в юности он мечтал совершить в жизни что-то значительное. Например, спасти человечество от какой-нибудь беды или написать хорошую книгу. Человечество спасать не пришлось, а вот книгу он почти написал. Философский фантастический роман о добре и зле. Тетрадь с пружиной купил, 48 листов, в обложке из кожзаменителя. И даже название звучное для романа придумал - Джакаранда. А потом взял и все похерил. Дурак!

Платонова охватило отчаяние.
- Джакаранда!!! – завопил он во все горло, выплескивая в бесконечность все свои печали. Стало легче. Филимон отложил удилище на подставку, сорвал одуванчик, повертел в руке, понюхал, испачкав желтой пыльцой нос, чихнул и кинул его в воду. Солнечный цветок попал на границу обратного течения, закружился в маленьком водовороте и исчез под водой. Платонов вздохнул, налил себе из термоса кофейку, сделал пару глотков и… выронил чашку из рук: поплавок резко нырнул под воду, леска натянулась в струну, затрещал тормоз катушки, удочка поползла с подставки в воду.

Платонов вскочил на ноги и схватил удилище.

- Ё-мое, не иначе как крупный язь! – ошалел он, чувствуя рукой тяжесть и мощные рывки рыбы. Приготовившись к долгому утомительному вываживанию и предвкушая невероятную удачу, Филя сосредоточился, отступил на пару шагов назад, поскользнулся и рухнул на землю, больно ударившись головой о поваленное дерево. В ушах зазвенело, удилище выпало из руки, леска ослабла. Язь в любую секунду мог соскочить с крючка. Матерясь на всю округу, Платонов, лежа, уцепился за рукоятку удочки и с силой рванул на себя - из воды, как пробка из бутылки, выскочило что-то маленькое, круглое и упало на траву рядом с ним...
Платонов сел и ошарашено уставился на свою добычу.

– О! – сказал он после минутной паузы. – О-о-окунь!
- Сам ты окунь, говнюк! – гнусавым голосом отозвалось колючее пучеглазое нечто, прыгая по траве вокруг него. – Ах, ты блин! Жарко! Жарко-то как! Говорила мне бабка, а я не верила. Ну чего, так и будешь зенки таращить, пирсингист поганый! Помоги уже девушке слезть с крючка. Хи-хи-хи… Прояви, так сказать, сострадание к ближнему и опусти меня в водную пучину, старче. За одуван, кстати, мерси. Чумовой цветочек.
- Ты хто? – прошелестел Платонов осипшим голосом, трясущейся рукой подтянул трофей к себе, поднял за леску и приблизил к глазам. На крючке болталось маленькое полосатое чудовище с колючими лиловыми плавниками и шишаками на голове, отдаленно напоминающее жирного окушка. Во рту стало сладко и сухо, лоб покрылся испариной, вспотели ладони и подмышки. «Рехнулся, - пришел к однозначному выводу Филимон, - какая неприятность, однако».
- Кто-кто? – возмутилось рыба. – Развопился, блин: «Джакаранда, Джакаранда!» Вот она я - туточки. Приятно познакомится. Нептун удружил, пень старый. Они с прабабкой моей маленько повздорили, так… из-за пустяка. Не разрешала она ему корабль один топить, а Нептун уже в раж вошел и сгоряча проклял все наше благородное семейство. Теперь, когда нас зовут, мы должны незамедлительно реагировать на вызов. Вообще-то мы больше под другим именем населению известны - как Золотые рыбки. Но мамуся у меня! Надо ее знать, умнейшая в своем роде особь подводного мира. Когда я родилась - взяла и окрестила меня иначе. Дала мне редкое для средней полосы имя, Нептуну назло. Потому как достали! Все кому не лень прут к воде и вопят: «Выходи, Золотая рыбка!!». Начитаются, понимаешь, классиков и шуточки шутят. А мы, значит, как атомные подводные лодки, должны от одного водоема к другому метаться. Не царское это дело, знаешь ли.… Ну, так что тебе надобно, старче? Повелевай. Исполню, как говорится, в лучшем виде. Только говори быстрее, я уже вспотела вся.
- Чего говорить? – хрипло спросил Филимон.
- Желание свое вещай, дурья твоя башка. Только предупреждаю, времена нынче изменились, вызвать из пучины ты меня можешь только один раз и желание, соответственно, только одно загадать. Потом ори сколько хочешь - не приплыву. В общем, стиральную машину для своей старухи не советую заказывать.
- А… понял… ты Золотая рыбка, - нервно хихикнул Платонов.
- Доперло, слава Посейдону! Объясняешь, объясняешь все на плавниках. Да не смотри ты на меня так, раздражает! У Пушкина было богатое творческое воображение, приукрасил он малость наш образ. Ну и экология дерьмовая, что далеко не лучшим образом отражается на внешности юной девы, - застенчиво добавила рыбка. – Мутация, опять же… Будешь заказывать или нет? Чего закручинился, старче? Эх, Филимон, тебе ли быть в печали… Ой, чего-то меня не в ту степь понесло, - хихикнула рыбка. – Совсем от жары офонарела, с темы сбиваюсь. Кстати, ты мой первый в жизни клиент. Ни одному идиоту еще не приходило в голову выкрикивать на берегу водоемов средней полосы название южноамериканского дерева. Быстрее, - нудно поторопила рыбка.
- Хочу быть счастливым, - вякнул Платонов и глупо улыбнулся.
- Все хотят, ты не оригинален, - ехидно заметила рыбка. – Ох, сложно будет. Ну ладно, уговорил, я тебе помогу. Только ты тоже должен будешь постараться. Согласен?
 - Согласен, - вздохнул Филя, чувствуя себя полным кретином.
- Вот и славно. А теперь отцепляй… Кстати, у тебя блесенки какой-нибудь симпатичной нет? В дырку от крючка вместо ностриллы вдену. А то все щуки да судаки в новомодных воблерах и виброхвостах разгуливают, я одна как лохушка.
Платонов отрицательно покачал головой, аккуратно снял рыбку с крючка и положил в воду. Рыбка радостно заплескалась и заюлила на поверхности.
- Так я пойду? – неуверенно спросил Филимон.
- Валяй! Да, забыла тебе сказать, старче. До полуночи следующего дня ты должен говорить только правду и ничего кроме правды. Соврешь – превратишься в рыбу. Желаю счастья, бай-бай! – сказала рыбка и, ударив хвостом по воде, исчезла в глубине. На поверхности поднялся мощный фонтан брызг, окатив Платонова с ног до головы. Филимон зажмурился и... открыл глаза. Темнело. С хмурого неба на лицо падали крупные холодные капли.
- Ё-мое! – простонал Платонов, приподнялся и осоловело огляделся, потирая затылок грязной мокрой рукой, – голова раскалывалась. Он был все там же, на берегу; рядом валялась удочка. Дождь пузырил почерневшую реку, деревья гнулись от резких порывов ветра. – Ни фига себе сходил рыбку половить! - Похоже, он серьезно треснулся головой. Даже от косяка его так никогда не глючило. Был грешок в студенческие годы, баловался.
Дождь усиливался. Рубашка промокла насквозь и прилипла к телу, с волос капала вода, неприятно затекая за шиворот. Филимон с трудом поднялся на ноги, машинально отряхнул штаны, кое-как собрал рыболовные снасти и затолкал все в багажник.

Всю дорогу Платонов думал, что сказать жене. С утра он заявил ей, что едет на деловую встречу с политиком Левитиным и обязательно вернется к восьми часам, чтобы позаниматься с дочерью английским. А сейчас была половина одиннадцатого! И как теперь объяснить ей свой кошмарный внешний вид? Более всего Филю угнетало, что случилось все на трезвую голову. Если бы он спьяну провалялся в отключке целый день, было бы не так обидно. «Плевать, скажу правду, - вдруг решил он и повеселел. - Скажу правду впервые в жизни. Может быть, все, что мне привиделось - подсказка подсознания. Может быть, в этом и есть спасение?»
 Чем ближе он подъезжал к дому, тем больше воодушевлялся. В двери своей квартиры он ввалился радостный и возбужденный.

Жена сидела на кухне и читала журнал. Делала вид, что читает журнал. Медные волосы, собранные в хвост, переливались в свете лампы. Очки, веснушки, свитер грубой вязки. Она любила свитера, теплые носки, малину, книги Пелевина и его, дурака. За что любила?
- Где ты был? – равнодушно спросила она, сняла очки, отложила журнал в сторону.
- Лен, я это… - на секунду замялся Филимон. – На рыбалке был!
- На рыбалке? – уточнила жена. – С Левитиным?
- Нет, не с Ливитиным. Один. Решил за город выбраться. Сижу, рыбу ловлю, никого не трогаю и вдруг поклевка. Я подсек, чую - крупняк! И тут я случайно поскользнулся и о дерево со всей дури шандарахнулся. Да так сильно, что отключился. Так и провалялся на берегу до ночи. Шишка вот…
- Господи! Ну за что? – воскликнула жена и закрыла лицо руками. - За что мне такое наказание?! Ты бы хоть врать научился. Где ты был?
- Говорю же, на рыбалке! – возмутился Платонов: он впервые сказал правду, а она не верит. Что за дела?
Жена заплакала - тихо, надрывно. Он никогда не видел, как она плачет. Никогда не видел ее такой несчастной.
- Лена, ну ты что?
- Не ври мне, - всхлипнула супруга. – Почему ты в таком виде? Что случилось?
- Ладно, ладно, я не был на рыбалке. Успокойся, пожалуйста. Ездил на деловую встречу, а по дороге… на светофоре…
- Тебя ограбили?! – жена закрыла ладошкой рот.
- Ну да…в общем-то... Вытряхнули из машины. Надавали по башке. Насилу жив остался.
- Господи, я так и знала! Бедненький мой! – Лена вскочила и, рыдая, бросилась на шею к Платонову.
- Лен, все хорошо, - Платонов мягко отстранил жену. – Все хорошо, не волнуйся. Пойду душ приму. Знобит меня, голова болит и еще все тело чешется. – Филимон демонстративно почесал грудь и поморщился.
- Филь, у тебя сыпь какая-то на груди, - оттянув ворот рубашки, обеспокоено сказала жена. – А ну, покажи руки. Боже мой, и тут! Симметричная бледная сыпь. Знаешь на что это похоже, Филя? – Лена внимательно посмотрела в глаза Платонову.
- Нет, - ошарашено сказал Филимон.
 – Волосы выпадают?
- Нет, - как попугай повторил Платонов, провел рукой по шевелюре и вздрогнул: на ладони осталась прядь волос.
- Снимай штаны! - сквозь зубы процедила жена.
- Зачем?! – завопил Филимон, отступая к спасительной двери в ванную.
- Ты мне изменяешь, Филя? Ты мне изменяешь, да? Скажи правду?
- Нет, что ты! Что ты! О чем ты говоришь?! Я тебе никогда не изменял! – затараторил Платонов и почувствовал, что ему нечем дышать. Он схватился рукой за горло и бросился в ванную.

 Да что же это такое, неужели любовница наградила его французской болезнью? Только этого не хватало. Лолочка, славная девочка, сочная, свежая, вкусная, как сливочная карамель. Вот тебе и славная девочка. Шлюха! У Платонова закружилась голова и потемнело в глазах. Трясущейся рукой он приспустил брюки, оттянул трусы и вскрикнул: в районе паха и внизу живота тоже сыпь. Нет, не сыпь, а рыбьи чешуйки!
«Господи, я ж в рыбу превращаюсь. Господи! - Платонов открыл кран и встал под холодный душ. Дышать стало заметно легче, но в голове стоял сумбур. Филимон со всей силы треснулся лбом о прохладный кафель. - Мать честная, так все было на самом деле! Что же делать? Если солгу – превращусь в рыбу. Нужно говорить правду и только правду. Что за бред! Это невозможно. Невозможно».
- Да, я тебе изменял, Лена! – в отчаянии крикнул он. - Бес попутал! Я дурак! Лена, прости меня! Я больше никогда! Клянусь! - Тело перестало чесаться и сыпь исчезала. Платонов сполз по стенке в ванную и схватился за голову руками. - Джакаранда, - выругался он и заплакал. Только что он разрушил свою жизнь…

Жена ушла на следующее утро и забрала с собой дочь. Ушла тихо, не сказав ни слова. Квартира опустела, стала неуютной и чужой. Жизнь потеряла смысл. Полдня он сидел за столом и смотрел в одну точку. В комнате надрывался телефон, в кармане вибрировал мобильный. Платонов знал, что звонят из редакции: нужно срочно сдавать новый материал о политике. Он придвинул к себе ноутбук, открыл заказную статью про Левитина, отправил ее в корзину и написал новый заголовок.
Через два часа Платонов вошел в двери родной газеты. Редакция была похожа на пчелиный улей. К нему тут же метнулась зам главного редактора Татьяна Петровна, привлекательная блондинка средних лет.
- Господи, Платонов, тебя сейчас шеф четвертует! У нас же новый выпуск горит! – заголосила она низким грудным голосом, и словно в подтверждение ее слов из кабинета Главреда раздались раскаты грома:
- Платонов, етить твою налево! Где ты шляешься? Где ты шляешься, я тебя спрашиваю?
- Дома был, - спокойно ответил Платонов.
- Дома? – шеф покраснел как помидор. – Дома он был! Мы тут зашиваемся, статью ждем, а он дома прохлаждается! Уволю урода!
- Не смей на меня орать, - с расстановкой сказал Платонов. – Сам ты урод. От меня жена ушла. Но тебе ведь до этого нет дела, правда? Тебе ни до кого нет дела, кроме себя, любимого. Для тебя же люди все – твари дрожащие. А ты хоть знаешь, что у секретарши Светочки мать тяжело болеет? Ты ее премии лишил за опоздание, а ей деньги на лекарства нужны. Нам пришлось всем отделом скидываться. Ты хоть знаешь, что она опоздала потому, что в больнице всю ночь провела? А у Татьяны Петровны операция на ногах была недавно, а ты ее гоняешь по этажам, как горную козу. Гоняешь, потому что тебе это доставляет удовольствие. А у…- Платонов подробно рассказал обо всех несчастьях сотрудников газеты, щедро наградив Главреда красноречивыми эпитетами, и умолк. В редакции стояла мертвая тишина.
- Ты уволен, - тихо сказал шеф, встал, хлопнул по столу кулаком и завопил во все горло: - Вон!!!!!!!!!

На улице Платонова догнала Татьяна Петровна.
- Филимон, - запыхавшись, остановила его женщина. – Филимонушка, милый. Спасибо тебе за все. Я даже зауважала тебя. Ой… Прости, ради бога. Я хотела сказать…
- Ничего, Татьяна Петровна, - остановил ее Платонов. – Вам, как я понимаю, статья нужна. – Татьяна Петровна судорожно закивала. – Так я еще из дома ее на мыло корректору отправил с пометкой «срочно».
- Что же она, идиотка, ничего мне не сказала? – растерялась редактор. - Сейчас голову ей откручу, старой дуре. Ничего не помнит, кроме пунктуации и орфографии. Так почему же ты…
- Прощайте, Татьяна Петровна.
- Филимон, подожди! Мы ведь с тобой не очень ладили. Почему ты за меня вступился?
- У вас очень красивые сиськи, - сказал Платонов и пошел прочь.
- Дурак, - смутилась зам главного, поправила кофточку на груди и расцвела как майская роза.

Платонов шел по городу, не разбирая дороги. Вот и все! Очень скоро выйдет свежий выпуск, который сверстают в авральном режиме, газета со статьей «Детские забавы политика Левитана» увидит свет, и в этой статье будет рассказано совсем не про детство депутата. Политик прочитает газету и... В общем, жить ему осталось недолго. Убивать его будут медленно и с удовольствием. Сначала сломают нос и челюсть, потом отобьют почки и печень. «Кстати, о печени. Надо бы выпить, - решил Платонов, - много выпить. В любом случае, печень мне больше не понадобится».

Он купил в ближайшем магазине бутылку коньяка, сел в скверике на лавочку. Первый глоток обжег гортань и пустой желудок, по телу расплылось приятное тепло. После он пил и не чувствовал вкуса, пил, пока не прикончил бутылку до дна.

На город опустилась ночь, притихли птицы, зажглись фонари.
Платонов позвонил Лолочке, попросил у нее прощенья и простился. Лолочка в ответ назвала его старым козлом. Платонов истерически расхохотался, окрестил бывшую любовницу дурой, получил от этого полное моральное удовлетворение и отсоединился. Больше терять ему было нечего. Правда сломала ему жизнь, лишила работы и семьи. Правда приговорила его к смерти, но Платонову вдруг стало хорошо. Накатило состояние эйфории.

В морду он получил гораздо раньше, чем планировал. Сначала от ментов в качестве профилактики трезвого образа жизни. Затем от двоих хмурых товарищей, которые попросили у него закурить. Платонов дал и сказал все, что думает по этому поводу. Как выяснилось, правду говорить оказалось еще и очень больно. Вытирая рукавом кровь из разбитого носа, Филимон добрел до городского моста. От выпитого алкоголя его штормило, в голове стоял туман. Он перегнулся через мраморные перила моста - река дыхнула на него влажной прохладой.
- Джакаранда, надеюсь, ты довольна, маленькая проказница! – пьяно заорал он. - Я сделал все, как ты сказала. Осчастливь теперь меня, как обещала! - Платонов захохотал и тут заметил справа от себя какое-то движение. Смеяться расхотелось. В нескольких метрах от него, с внешней стороны моста, на небольшой приступке, прижавшись спиной к перилам, стояла хрупкая светловолосая девушка лет шестнадцати: бледная, взъерошенная, похожая на замершую птичку. Этого только не хватало! Вот только этого ему и не хватало! До полуночи оставалось пять минут.
- Эй, девонька, ты это дело брось, - заволновался Платонов и сделал шаг в ее сторону.
- Не подходите ко мне! - закричала девушка и покачнулась. Филимон замер на месте.
 - Спокойно, спокойно, я стою. Ты только не нервничай. Давай поговорим.
 - Убирайтесь!
- Хорошо, я сейчас уйду, не волнуйся. Только сначала ты мне все расскажешь. Договорились?
- Устала… устала… не хочу.
- Понимаю, ты устала, тебе нужно отдохнуть. И я тоже ужасно устал. Представляешь? Еле на ногах стою. Честно. Дай руку, - он снова попытался подойти к ней. Девушка дернулась. Платонов застыл.
- Меня никто не любит.
- Я тебя люблю, - сказал Филимон. Тело тут же заныло, дыхание стало поверхностным и хриплым.
- Врете, - надулась девушка. – Меня нельзя любить. Таких уродин, как я, нельзя любить.
- Я никогда не вру. Ты красавица! – с жаром возразил Филимон. Горло сдавило тисками, легкие превратились в камень. – Ты красавица, просто вокруг все слепцы и этого не замечают. А я вижу.
- Вы просто пьяны, - неуверенно сказала птичка.
- Я не пьян, - улыбнулся Платонов, – я счастлив. Чувствуешь разницу? А счастливый человек видит то, что не видят другие.
- Правда? – птичка повернула голову и посмотрела на него с надеждой.
- Клянусь! - Платонов закашлялся, хрипло вздохнул - воздуха не хватало. Тело болело все сильнее, в голове взрывались петарды. Нужно было торопиться.
Девочка робко улыбнулась, оттаяла, потянулась к нему. Попыталась развернуться, потеряла равновесие и стала заваливаться в пропасть - Платонов за долю секунды оказался рядом и успел схватить ее за футболку. Девочка заплакала.
 - Боюсь, мамочки, боюсь. Домой хочу.
 - Я тебе помогу, солнышко. Ты только не шевелись. Не шевелись… - Платонов изловчился, подхватил ее подмышки, втащил на мост – сил совсем не осталось. – Иди домой, твоя мама, наверное, сильно волнуется.
Птичка испуганно кивнула и побежала прочь, стуча каблучками по асфальту. Платонов вытер холодный пот со лба. Перед глазами плыли разноцветные круги от недостатка кислорода. Он с трудом перелез через перила. Река тянула его к себе, звала, завораживала, играя перламутровыми отблесками городских огней.
- Я иду к тебе, Джакаранда, - прошептал он и сделал шаг. Вода ударила совсем не больно, приняла, как своего, приласкала, укутала, словно пуховым одеялом. Он медленно опускался на дно, тело казалось легким, дыхание восстановилось. Захотелось открыть глаза и посмотреть, как все устроено в подводном мире. Но глаза никак не открывались, ресницы будто слиплись. Филимон сделал над собой усилие, приоткрыл веки - и тут же зажмурился от яркого света.
- Филечка, родненький! Очнулся, милый мой. Врача! Позовите врача! – закричал кто-то над головой.
Голос был знакомый, голос принадлежал его жене Леночке. Что-то мокрое капнуло ему на грудь. Лена плакала и смеялась, целовала его лицо, гладила по волосам.
- Пожалуйста, выйдите, пациенту нужен покой. Месяц в коме - это вам не шуточки. Выйдите, я вам говорю.
- Лена, я люблю тебя, - прошептал Платонов.
- После, после в любви будете объясняться, - проворчал незнакомый человек в белом халате. Я ваш доктор, здравствуйте. Как зовут вас, помните?
- Филимон Платонов.
- Хорошо. Что с вами произошло, помните?
- Я упал с моста, - прокряхтел Платонов.
- Плохо дело, - вздохнул доктор. – Удар головой о дерево не остался без последствий. Что же, будем память восстанавливать. Но на будущее учтите, голубчик, на рыбалку вам ездить вредно. Почему жене ничего не сказали? Вас только через сутки нашли! Могли бы умереть. Ладно, отдыхайте, - доктор встал и направился к двери. В дверях обернулся. – Да, голубчик, совсем забыл вам сказать. Роман-то ваш я прочитал. Великолепная книга, настоящий бестселлер, не зря о вас все газеты пишут. И название хорошее – «Джакаранда».

Примечание:
Нострилла - украшение для носа в пирсинге.
Воблер, виброхвост, – искусственная приманка в виде рыбок для ловли на спиннинг хищника.