Гляжу в книгу, вижу фигу.
Поговорка
Само собой разумеется, что люди, читающие сонеты Шекспира в переводах, видят в них фиги, нарисованные для них переводчиками. Люди же, читающие эти сонеты на языке оригинала, видят в них фиги в соответствии с богатством или пустотой своего воображения.
Пустым все пусто: мудрость, доброта;
И вонь своя милее.
(«Король Лир». IV,2, перевод М.Кузьмина)
Кстати, внимание тех, кого не убедила статья «О русском вкладе в творчество В.Шекспира», можно обратить на созвучие этих строк с русской пословицей: «Хоть гнило, да мило».
То же, что с воображением у читателей его сонетов не все ладно, в свое время заметил уже сам Шекспир, а потому в комедии с соответствующим названием «Как вам это понравится» он написал: «Когда чьи-то стихи не могут быть поняты, а добрый ум не поддержан его дерзким сыном — Пониманием, это скорее убивает человека насмерть, чем большой расчет в маленькой комнате» (III,3, перевод Т.Л.Щепкиной-Куперник).
И эти же слова Шекспира являются наилучшим доказательством того, что в его словах читатели вообще ни фига не видят и не чувствуют по нынешний день. Ведь, наверное, эти слова были написаны Шекспиром не только из сочувствия, например, Э.Спенсеру. В них он не в меньшей степени сетовал на непонимание читателями его собственных стихов. А все шекспироведы сходятся во мнении, что сонеты были в основном написаны Шекспиром именно ко времени написания этой комедии. И большинство из них не преминули засвидетельствовать свою эрудированность, выражающуюся в понимании, что, говоря о «большом расчете в маленькой комнате», Шекспир напомнил читателям об обстоятельствах гибели К.Марло. Но некоторые «шекспироведы» не желают понимать этого недвусмысленного и авторитетного свидетельства, поскольку способны, как и подавляющее большинство других читателей, видеть у Шекспира только то, что они хотят видеть, и не видеть того, чего они видеть не хотят.
Сам Шекспир хотел, чтобы читатели видели в его сонетах мысли. А потому в последней строке сонета 26 он написал: «Пока же мог бы угадать, что прячет голова». В ключе сонета 85 он добавил:
Цени их за слова, а мне достанет чести
За мысль, звучащую не здесь, не в этом месте. (Перевод автор)
Но что могут увидеть в этих словах читатели, глаза которых поражены некой «куриной слепотой» («Все проделки лисы хитры только для курицы» — гласит армянская пословица.) или зашорены мнением Л.Н.Толстого, в статье «О Шекспире и о драме» безапелляционно заявившем: «Мысли и изречения можно ценить, отвечу я, в прозаическом произведении, в трактате, собрании афоризмов, но не в художественном, драматическом произведении, цель которого вызвать сочувствие к тому, что представляется. И потому речи и изречения Шекспира, если бы они и содержали очень много глубоких и новых мыслей, чего нет в них, не могут составлять достоинства художественного поэтического произведения. Напротив, речи эти, высказанные в несвойственных условиях, только могут портить художественные произведения».
В Библии сказано: «Мертвые мухи портят и делают зловонной благовонную масть..,то же делает небольшая глупость уважаемого человека с его мудростию и честию». А глупость, высказанная в процитированных словах Л.Н.Толстого, не такая уж и маленькая. И прежде всего она заключается не столько в честном признании им, что он ни фига в произведениях не понял, сколько в прилюдно и громогласно выраженном им непонимании, что, вообще-то, литература, в том числе сказочная, возникла именно как способ донесения до людей идей, истин, мыслей, которые в определенных условиях в любом другом виде доносить до людей опасно или рано, в силу их, людей, незрелости. При этом и нынешняя незрелость людей как раз и доказывается их неспособностью увидеть важные и опасные мысли уже в первом величайшем памятнике мировой литературы — в эпосе Гомера. А потому о своем знакомстве с произведениями Гомера и Шекспира лучше не поминать людям, не желающим оставить нерукотворный памятник своему невежеству. Хотя, с другой стороны, такая же память останется и о людях, не читавших Гомера и Шекспира. Поэтому благополучно «проплыть» между этими Сциллой с Харибдой можно, только на деле показав свое истинное понимание произведений этих двух гигантов мировой литературы.
Кстати, когда сказанное здесь о Л.Н.Толстом дойдет до сознания церковников, то наши, скорее всего, снимут с него проклятие-анафему, а английские проклянут своих коллег, своевременно не отправивших в костер хотя бы книги Шекспира.
Мысли же Шекспира были поопаснее мыслей сожженного на костре Д.Бруно, помянутого Шекспиром в «Зимней сказке». И на эту чрезвычайную их опасность указывал уже Сократ: «Ибо тот, кто проникает в сущность звезд, атомов, вселенского коловращения, числа стихий и тому подобное, никогда не призовет на свою голову таких невзгод, как тот, кто затронет сущность человека». И именно поэтому, польстив Сократу, о сравнении с ним Шекспира, написали на могильной плите последнего в Стрэтфорде-на-Эйвоне. Но в этой надписи до сих пор люди видят только некую фигу.
Сам же Шекспир в своем стремлении добиться понимания читателей был прямо-таки настырен. В дополнение к немногим словам в сонетах 26и 85 он написал целый сонет 59:
If there be nothing new, but that which is
Hath been before, how are our brains beguiled,
Which, labouring for invention, bear amiss
The second burden of a former child!
O, that record could with a backward look,
Even of five hundred courses of the sun,
Show me your image in some antique book,
Since mind at first in character was done!
That I might see what the old world could say
To this composed wonder of your frame;
Whether we are mended, or whether better they,
Or whether revolution be the same.
O, sure I am, the wits of former days
To subjects worse have given admiring praise.
В своей обычной манере, С.Я.Маршак подставляет к носу читателей этого сонета крепко сжатый кукиш: «Вот вам, а не сонет Шекспира!»:
Уж если нет на свете новизны,
А есть лишь повторение былого
И понапрасну мы страдать должны,
Давно рожденное рождая снова, -
Пусть наша память, пробежавши вспять
Пятьсот кругов, что солнце очертило,
Сумеет в древней книге отыскать
Запечатленный в слове лик твой милый.
Тогда б я знал, что думали в те дни
Об этом чуде, сложно совершенном, -
Ушли ли мы вперед, или они,
Иль этот мир остался неизменным.
Но верю я, что лучшие слова
В честь меньшего слагались божества!
А.М.Финкель посовестливей, а потому его фига выглядит несколько размытой:
Когда и впрямь старо все под луной,
А сущее обычно и привычно,
То как обманут жалкий ум людской,
Рожденное стремясь родить вторично!
О, если б возвратиться хоть на миг
За тысячу солнцеворотов сразу
И образ твой найти средь древних книг,
Где мысль впервой в письме предстала глазу.
Тогда б узнал я, как в былые дни
Дивились чуду твоего явленья,
Такие ль мы, иль лучше, чем они,
Иль мир живет, не зная измененья.
Но я уверен - прежних дней умы
Не столь достойных славили, что мы!
Для желающих увидеть в этом сонете нечто иное, смысл его можно передать в следующем рифмованном переводе:
Коль нового под эти солнцем нет,
Признанья радость нам не суждена
Инвенции своей; найдут во мраке лет,
Что и она уж кем-то прежде рождена.
Была б такая летопись, что б в миг
Веков на пять назад перенесла и сразу
Явила мне твой образ средь античных книг,
С того момента, как стал зрелым разум!
Узнал бы я, что думал мир тогда
О чуде твоего, как музыки, строенья.
Мы впереди, или они, иль, как всегда,
Кругами все идет, без измененья?
Но я уверен, мудрецов былых стараньем
Сюжеты славились беднее содержаньем.
Значение слова «инвенция» и других слов этого сонета уже раскрыто автором в другой статье, а потому здесь можно ограничиться указанием на то, что на содержание этой инвенции Шекспир прямо указал в сонете 91. И является этим содержанием ни что иное, как истинное понимание, что (под ударением) в общем (general) есть человек. Именно это понимание имел в виду Шекспир, когда в сонете 26 писал:
Хочу вложить в основу твоих дум
Твое же о себе благое самомненье.
И именно его имел в виду Шекспир, когда в своем завещании читателям, написанном им в пьесе «Генрих VIII», поместил такие строки, которые в переводе бессовестно извратил Б.Томашевский:
Our content
Is our best having.
Наше содержание
Есть наша лучшая собственность.
То есть при любом богатстве, в том числе знаниями, чинами, словами и т.п., человек нищ, если за душой у него истинного понимания, что (под ударением) в общем есть человек, на деле ни фига нет. У Шекспира же в сонетах такое понимание сущности человека есть. И увидеть его может каждый человек даже в изуродованных переводах, если только он захочет его увидеть.