Игорь Бысенков
Андрей Макаров
Из всех авиаторов землю видят вблизи лишь вертолетчики. Пилот лайнера поднимает тяжелую машину, уходит за облака и до посадки может идти на автопилоте, поправив галстук на белой форменной рубашке, попросить стюардессу принести кофе и прикидывать, какой сувенир в этот раз привезти из далекой страны.
У вертолетчиков белые рубашки как-то не прижились, в ходу потертые кожаные куртки да пропыленный, видавший виды камуфляж. Кофе на борту рабочей лошадки МИ-8 есть, если борттехник не забыл заправить термос.
Зато земля - вот она, рядом. Солнце встает огненным шаром, поднимается, и вот уже тень бежит впереди вертолета. Бежит над полями и пологими холмами средней полосы, курящимися вулканами Камчатки, по каменистым безжизненным пустыням Китая, по зеленке Чечни. Отыскали площадку, сели, высадили пассажиров, выкинули груз, вновь загрузились и полетели дальше. Бежит так близко, что стоит лишь качнуть от себя ручку управления, и сольешься с тенью.
А где-то в вышине по чистому небу чертят белым самолеты.
* * *
Нечасто ездят в загранкомандировки наши офицеры. После возвращения майора Александра Непокрытых первый же встреченный офицер в эскадрилье поинтересовался:
- Ну, как ралли, как Китай?
- Да нормально, летал, французов возил.
- Как турист, значит, покатался? – понимающе кивал собеседник. – Как же ты с ними по-французски говорил?
- Ну да, турист! Пыль, температура скачет и местность предгорная, две-три тысячи над уровнем моря, движки не тянут. Машины внизу, как тараканы разбегаются… А говорить? Много ты в вертолете поговоришь? Жестами. Ткнули в карту. Палец вниз - посадка.
- Понятно, а командировочных много заплатили?..
Хорошо дома. Лошадка МИ-8 стоит зачехленная. С утра, да и до конца недели полетов не предвидится. Нет топлива. Борттехник Кирилл Лубянов в классе зарылся в тома журналов и формуляров, так и его такие же борттехники то и дело вопросами дергают. А офицеры подходят с утра на занятия, интересуются у командира:
- Ну, как там, за границей?
- Китай, французы, пальцем вниз – посадка.
- Понятно, а командировочных много заплатили?..
Занятия нужны всегда. Казалось бы, чего летчика учить? Но цена ошибки может быть столь велика, что повторение не повредит. Даже для такого аса, как майор Непокрытых. И дело не в званиях. Просто в 1993 году, когда он пришел в смешанный авиационный полк особого назначения внутренних войск, у него уже семь лет была квалификация военного летчика первого класса и опыт полетов над сопками и вулканами Камчатки. Через два месяца после перевода он уехал в свою первую боевую командировку на Северный Кавказ. И здесь, уже в войсках, стремился не на спокойную штабную работу, а дальше летать, летать, летать…
Подполковник, перед началом занятий с командирами экипажей, поздоровался с Александром.
- Ну как?..
- Да, заплатили, заплатили и жестами, жестами общались…
И все смеются.
- Ага, жестами, - подполковник смеется вместе со всеми, - они снова именно на тебя аж в правительство России заявку прислали, и на чистом русском, без жестов…
Вертолет летит над Чечней. Ни одного огонька в нанесенных еще в мирное время на карты аулах и поселках. Днем при свете здесь изрытые окопами склоны и рваный, как зигзаг молнии маршрут, от воинской части к воинской части – так безопаснее. Но вот в темноте появляются огни. Пылают подожженные нефтяные скважины. Обычно их гасят, а эти оставили специально для летчиков, чтобы легче было ориентироваться а днем, по дыму, определить откуда ветер. “Северный” – аэропорт Грозного. Внизу у полосы останки разбомбленных самолетов. Обломки масхадовского лайнера с символикой Ичкерии, разбитые кукурузники. Здесь поворот и последние несколько минут лета до Ханкалы. Хватит “праваку” стажеру лейтенанту Александру Пестову рулить, надо брать управление на себя.
Наконец, показались огни штаба группировки в Ханкале. Притушенные синие огни на крохотных бетонных пятачках. Вертолет под опытной рукой покрутился, сделал какой-то замысловатый боковой заход и, наконец, зависнув, аккуратно встал на колеса.
Лейтенант Александр Пестов только головой покрутил. Остановились винты, летчики выключили приборы, вылезли наружу. В темноте едва угадывалась узкая дорожка из щебенки, по краям не по-зимнему жирная липучая грязь. Борттехник Кирилл Лубянов уже снаружи “упаковывал” “вертушку” на ночь.
- Ну что, стажер? – командир, расправил руки и потянулся, - не похоже на аэрофлот? Сколько сегодня посадок было?
- Не знаю. – пожал плечами лейтенант, - пятнадцать или семнадцать. В аэрофлоте не больше дюжины по норме было. И садиться так, чтобы против ветра. А тут словно через дверь на плозадку зашли и крутились, как уж на сковороде.
- Да зайди мы, как положено, против ветра, в Ханкале бы все палатки посносило. – засмеялся майор, - Представляешь: мы садимся а тут палатки летают и народ с коек прямо в небо глядит. Инструкция?! Слава Богу, еще никто не сказал: “За раненым не полечу, у меня инструкция”… Ладно, столовая закрыта, пойдем, там у нас сало и консервы заряжены, хоть порубаем перед сном. Если повезет и летать уже сегодня не придется.
По дорожке дошли до перрона – сколоченного из горбыля сарайчика на краю летного поля. Здесь командир пошел на КП, а борттехник со стажером в палатку летчиков готовить нехитрый стол.
- Ну что, стажер? Загонял наш командир? – спросил кто-то с дальней, теряющийся в темноте койки.
- Да нет. – Пестов пожал плечами, - просто непривычно, на гражданке так не летают. А почему “наш”?
С койки поднялся и подошел майор в летном камуфляже, поставил кружку рядом с закипающим чайником.
- Так Непокрытых и меня вывозил когда-то. В кабине он книжку достал и читать. “Вези” - говорит. Знаешь, как некоторые, и сам за ручку держится, и, чуть что, так тебя обложит, хоть спрыгивай на лету. А он спокйно страницы листает, но чуть что… Спокойствие олимпийское.
- Марафонское, - поправил борттехник, нарезая хлеб, - командир же марафонец, дома на соревнованиях бегает, с парашютом прыгает, хотя кто из наших летчиков это любит, да и здесь. Однажды сплю, так мало того, что день перед этим летали, еще снится, что летим, и лопасть по обшивке молотит… Дурацкий такой сон. Просыпаюсь весь в поту и слышу удары мерные где-то рядом. В темноте голову из палатки высунул, а командир лист фанеры на грязь положил и на месте бежит.
Полог палатки отогнулся, зашел Александр Непокрытых, бросил на койку планшет и подсел к столу.
- Ну, вроде на сегодня действительно все, - он оглянулся вокруг, - даже дерева нет, постучать чтобы! А завтра погоду обещают.
- Лучше не надо погоды, - не согласился майор, дуя на кружку с горячим чаем. – Ну ее, погоду! Выспаться бы.
- Командир, - стажер Александр Пестов сложил правильный “летчицкий” бутерброд, так, чтобы с горочкой, - а вот командировка на ралли, как Китай и как вы с французами объяснялись, и еще командировочные…
Палатка грохнула, борттехник аж подавился и расплескал чай. Когда все успокоились, Непокрытых, махнув рукой озадаченному стажеру, взял кружку и подсел к столу.
- Да ладно вам. Лучше расскажу, как пришлось пилотов “Боингов” везти. Как-то раз вместо Пекина гонку закончили в Стамбуле. Ну и надо было назад из Турции вертушки перегнать. Прямого ходу до Анапы километров восемьсот, но это если через море лететь. И еще, полет через границу, нужно по-английски с диспетчером общаться, иначе не выпустят. Ну мы-то по-русски можем, еще командный понимаем, а вот “спикать”, да еще в эфире, тяжеловато. Но оказалось, что в Стамбуле наши русские пилоты-международники скучают. Им и домой охота, и стремно как-то на вертолетах лететь, да еще и турки головами крутят, что не летал еще никто через море на вертушках.
С трудом наших коллег из большой авиации уговорили На полосе раскрутились, “добро” на взлет есть. Я и спросил, успел ли парень документы в целлофан запаять. “Это зачем?” – кричит он. Ну как, говорю, если рухнем, так, чтоб тело опознали… Он к двери, а внизу уже волны, барашки беленькие…
Когда приземлились в Анапе, эти ребята, не дожидаясь прихода таможенников, бегом слетали в аэропорт, чтобы отметить посадку. А нам что? Мы привычные…
Ветер качал лопасти стоящих на площадках машин. Часовой ходил в своем тулупе по краю поля. Скоро, через пару часов начнет светать. Но сон после дня трудной нервной работы не шел.
- Ну что? – командир за стажером вышел из палатки. – Две тысячи часов у тебя есть, постреляешь, поднатаскаешься, в командирское кресло сядешь. Как тебе первая командировка?
- Да ничего, - пожал тот плечами, - а у вас какая?
- За две войны девятнадцатая. Скоро сорок пять стукнет, уже и завязывать пора, в министерство зовут, или в твой аэрофлот надо переходить, да вот Сереге, сыну, в институте плату за семестр подняли, надо зарабатывать.
- Ну, может это последняя все-таки.
- Так у военных не говорят, - перебил командир. – Запомни, не последняя а “крайняя”. Ну, пойдем, выспаться все же надо.
Утром 27 января стоял туман, сырость пропитала палатку. Но какой-никакой ветер теребил грязный полосатый колдун на шесте у летного поля, обещая разогнать туман.
- Кого везем? – подскочил с койки Александр Пестов, - Кирилл уже готовить машину пошел.
- Гаридова. Есть такой генерал, не слышал?
- Нет. Я за свои две тысячи часов только гражданских генералов возил…
- Ну так привыкай. А с Николаем Петровичем, мы сегодня твою норму в дюжину посадок точно перекроем.
Вертушку только прогрели, когда с боковго входа на летное поле прошел генерал со спецназовцами охраны. Был и там еще военные в чинах. Но для летчиков и генералы – пассажиры. Раскрутили винты. Борттехник Кирилл Лубянов выскочил и обежал вокруг дрожащей машины. Он вскочил в вертолет, затащил трап и захлопнул дверь. В кабине летчиков примостился на брезентовое сиденье между креслами. Летчик-штурман-стажер лейтенант Александр Пестов оглянулся в салон. Пассажиры сидели спокойно. Вертолет поднялся и, наклонив лобастую голову, пошел на север от Ханкалы.
Погода все никак не разгуливалась. Небо было хмурым, идти приходилось на небольшой высоте. Зато земля - вот она, рядом. Солнце встанет огенным шаром, и будет тень. Побежит впереди, как бежала над полями и пологими холмами средней полосы, курящимися вулканами Камчатки, по каменистым безжизненным пустыням Китая, и здесь, над зеленкой Чечни. Побежит так близко, что стоит лишь качнуть от себя ручку управления, и сольешься с тенью.
А где-то в вышине, наверно, в чистом небе чертят белым самолеты.
Взгляд командира еще отметил на карте “н.п. Коби”, когда так похожий на солнце огненный шар, оторвавшись от земли, понесся навстречу вертолету…
* * *
А летчики на войне не погибают. Они просто не возвращаются из полета, так и оставаясь где-то там, в чистом небе, выше белых инверсных следов, в вышине, куда еще не поднялась ни одна машина.